Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

Совсем как я сама». Женщина надеялась, что Манолис заметил в ее ушах серьги – он подарил их ей на именины.

По традиции оставшуюся часть церемонии младенец проводит на руках у крестного отца. София больше не плакала, лежала смирно и не сводила глаз со своего ноноса, пока священник перебрасывал через плечо Манолиса белоснежную ленту, завязав ее узлом, чтобы создать символический круг, соединяющий мужчину и младенца.

Обряд крещения занял не более полутора часов, после чего огромная толпа гостей вышла через большую двустворчатую дверь церкви на яркий солнечный свет. Всем хотелось поскорее покинуть душный храм и поздравить молодых родителей. Многие видели Софию впервые, и особенно не терпелось рассмотреть малышку поближе женской половине собравшихся. Они сгрудились вокруг Манолиса, который с гордостью держал ребенка на руках, не спуская с него восторженного взгляда.

– Карие глаза ей точно достались от отца, – утверждали некоторые из гостей.

– А волосы – от матери, – подхватывали другие.

– Да, кудри точь-в-точь как у Анны, – соглашались третьи.

– Она просто прелесть!

– Красотка, не то слово!

– Идеальный ребенок!

– Тьфу-тьфу-тьфу! – отвечал на это Манолис, поскольку считалось, что любой комплимент мог привлечь внимание дьявола, которого нужно было отвадить именно таким ответом.

Стоя в сторонке и уговаривая своего отца пойти с ними и выпить за здоровье внучки, Анна исподволь наблюдала за Манолисом. Гиоргос отказывался от приглашения, поскольку всегда неловко чувствовал себя в присутствии Вандулакисов. И дело было не только в разном социальном положении обеих семей. Несколько лет назад супруга Гиоргоса Элени скончалась от проказы на острове Спиналонга. Петракисы никогда не упоминали об этом при Вандулакисах. Однако, когда ту же болезнь обнаружили у Марии, младшей сестры Анны, и девушка была вынуждена поселиться на Спиналонге, правда выплыла наружу. И хотя ради собственного достоинства и чести Вандулакисам пришлось пойти на уступки в отношении Анны, оставив молодую женщину в семье, свое презрение к ее отцу они скрывать не собирались и старались держаться от Гиоргоса как можно дальше.

Как только Гиоргос согласился ненадолго присоединиться к празднику, Анна просияла и тут же отошла прочь, готовая ехать домой.

Однако перед отъездом молодых родителей фотограф попросил их попозировать вместе с крестным на ступенях церкви для торжественного снимка на память. Анна, держа малышку на руках, встала между Андреасом и Манолисом. После фотосессии Андреас отвез Анну с Софией обратно в их имение, расположенное на высоких холмах Элунды. Из просторного и светлого дома, возведенного среди оливковых рощ, открывался вид на земельные владения семьи Вандулакис, насчитывавшие несколько тысяч акров. И то была лишь небольшая часть их богатства.

С момента переезда к мужу Анна внесла значительные изменения не только в обстановку комнат, но и во внешний вид дома. Так, перед ним появилась терраса, на которой сегодня стояли стройные ряды столов, украшенных цветами и ломившихся от угощения. В центре каждого стола красовались бутылки с вином и крепким напитком раки. Под соседними деревьями команда поваров жарила на вертеле молодого козленка.

Вскоре начали прибывать первые гости. Они, никого не стесняясь, тут же принялись щедро наливать себе вина и накладывать на тарелки готовые закуски. Большинство присутствующих связывали с Вандулакисами деловые отношения, и складывалось впечатление, что они заслужили такое богатое угощение.

Вернувшись из церкви, Анна передала ребенка няне. София мирно спала, и будить малышку не было никакой необходимости – оставшаяся часть дня не требовала ее присутствия.

Гиоргос прибыл на праздник в числе последних и нервно оглядывал толпу в поисках хотя бы одного знакомого лица. Тут-то его и заметили брат и сестра Ангелопулосы – Фотини была лучшей подругой младшей дочери Гиоргоса, Антонис работал в поместье Вандулакисов.

Лицо старика просветлело при виде молодых людей, идущих ему навстречу. Гиоргос частенько встречал Фотини, поскольку та работала в одной из таверн их родной Плаки, а вот Антониса он видел впервые за долгое время.

– Как поживаете? – искренне поинтересовался Гиоргос. – Вы оба так хороши, даже лучше прежнего!

– Да уж, – скептически ответила Фотини, ткнув брата в бок, – кое-кто даже слишком хорош, и добром это не кончится.

Антонис, без сомнения, был самым красивым мужчиной среди собравшихся. Его миндалевидные карие глаза восхищали всех без исключения еще с той поры, когда он мальчишкой бегал по деревне.

– И все никак не угомонится! – поддразнила брата сестра. – Это вполне могли быть крестины твоего первенца, но, похоже, девушки тебя совсем не интересуют.

– Фотини, ты же знаешь, что это не так, – добродушно возразил Антонис. – Просто я еще не встретил ту самую.

– Хорошая девушка стоит того, чтобы ждать, – понимающе закивал Гиоргос. – Недаром говорят: женился на скорую руку да на долгую муку.

Затем мужчины принялись обсуждать работу Антониса в поместье. Работа эта была не из легких, однако молодой человек хорошо справлялся с нею. Во время немецкой оккупации он храбро сражался в рядах Сопротивления и вернулся домой крепким и выносливым мужчиной. К физическому труду Антонису было не привыкать, и такая работа превратила его в настоящего красавца.

Вскоре к беседующим присоединился Манолис. За последние несколько лет они с Антонисом крепко сдружились и теперь стали неразлейвода. Поначалу Антонис относился к двоюродному брату хозяина с осторожностью, но в конце концов молодые люди обнаружили, что у них много общего, в том числе – страсть к музыке. Они часто играли вместе: Антонис – на деревянной флейте тиаболи, а Манолис – на лире.

Гиоргос поздравил новоиспеченного ноноса. Как и многим гостям церемонии, Гиоргосу казалось странным столь поразительное сходство двоюродных братьев. Оба были одинакового роста, под два метра, и сильно выделялись на фоне довольно низкорослых жителей Крита. У обоих высокие скулы, густые темные волосы. Возможно, нижняя челюсть у Андреаса была слегка тяжелее, но не эта особенность позволяла окружающим легко различать братьев. Шалопай и весельчак, Манолис постоянно хохотал и улыбался, и вокруг глаз у него легли глубокие морщинки. Андреас же был довольно суров и угрюм, и будто под тяжестью невеселых мыслей его плечи слегка сутулились.

Вскоре начались танцы, и сперва музыканты заиграли сиганос, плавный и легкий танец, участвовать в котором могли как мужчины, так и женщины. На террасе дома Вандулакисов было достаточно места для того, чтобы сотня человек встала в круг. Как только первый круг составился, внутри его тут же образовался второй круг, а затем еще один и еще, пока не получилось четыре концентрических круга.

В оркестре играли десять музыкантов: двое – на лире, трое – на лютне лауто, еще двое – на гитаре и по одному – на скрипке, барабане и мандолине. Нежные