На качелях любви - Галия Мавлютова

В тот день на набережной я не думала о будущем. Меня томили смутные желания и неопределенные ожидания. А Соколов был просто Соколовым.

– Даша, будем знакомы, – он вновь догнал меня.

Лешка уже не трогал мой шарфик и не хватал меня за руки и другие части тела.

– Откуда вы знаете мое имя? – буркнула я, меняя гнев на милость.

– Мы с вами работаем в одной шарашке под названием «Северное сияние», – радостно сообщил Соколов, – а я – Леша Соколов. Верстальщик. От бога.

– От чего? – изумилась я.

– Не от «чего», а от кого, – строго поправил Лешка. – Верстальщик «от бога» – значит одаренный и талантливый верстальщик.

– А чего там одаряться-то? Сиди себе и верстай чужие тексты, если свои написать не можешь, – я мельком оглядела «одаренного и талантливого» нахала.

Есть на что посмотреть – симпатичный, высокий, вихрастый. Слишком юный, а мне больше нравились солидные мужчины, они привлекали меня своей силой и уверенностью.

– Вот все так думают и глубоко заблуждаются. От моей верстки напрямую зависит рейтинг газеты: как я подам текст, таким его увидит читатель. Иногда берешь в руки текст – грязный, неровный, нечистый, даже смотреть противно, а я поработаю, поправлю, выпрямлю, и такая красота получается. Залюбуешься!

Мойка игриво виляла боками, издавая резкий запах гнилой и тухлой воды. Я посмотрела вниз. По реке плыли остатки льда, пустые пластиковые бутылки, окурки, мусор, грязь, ошметки тухлых водорослей.

– Не смотрите на воду, Даша, до революции в каналы все нечистоты сливали, тогда еще хуже было, чем сейчас, и пахло покруче, – перевел разговор в другое русло хитрый Соколов.

– А я что, я ничего, – пробормотала я, теряясь от неловкости положения.

Мне совершенно не о чем было говорить с вихрастым Лешкой, у меня даже подходящих слов не находилось. Я мечтала о будущем, о красивых и богатых поклонниках, а Соколов мне мешал. Но с ним было весело. Предупредительный, смешливый, заботливый, он вдруг незаметно поправил шарфик на моей шее, чтобы меня не продуло пронизывающим ветром, нежно подхватил под руку – такой теплый, внимательный. Слезы на моих глазах высохли.

– Идемте в кафе, там тепло и ветра нет, – сказал Лешка и потащил меня в сторону Невского проспекта.

Так мы познакомились. А потом я переселилась из Купчина на набережную Мойки. Лешке было одиноко в огромной квартире, а мне слишком далеко и неудобно ездить на работу. Редакция газеты «Северное сияние» находится в самом центре города, прямо на Невском проспекте. И все у нас было хорошо, пока Соколов не вздумал жениться. Он сделал мне предложение, а я испугалась и сбежала от жениха. В Купчино больше не вернулась, сняла комнату на Петроградской стороне. После квартиры на набережной Мойки улица Ижорская на Петроградской показалась мне каким-то гетто. Коммуналка, перенаселенные комнаты, бомжи под окнами, нищие на углах. Местность изобиловала всеми прелестями оборотной стороны медали парадного Петербурга. Но вскоре я адаптировалась, привыкла, притерпелась. Лучше жить в съемной комнате, чем в квартире с нелюбимым мужем. Вот и вся баллада о моей небывшей любви. Для меня она давно закончилась, и гусляры отложили свои инструменты в сторону, они решили немного отдохнуть, собираясь исполнить новую песнь любви. А Соколову все неймется, Лешка думает, что нашу балладу можно возобновить. И Динку специально подослал с утра пораньше, чтобы мне нервы попортить. Я не на шутку разозлилась. Мой гнев волнами разошелся в воздухе, письма почувствовали неладное и посыпались со стола, низвергаясь бурным водопадом. На шум из-за перегородки выглянула Соня. Это моя подруга. Самая любимая. И заодно наша корреспондентка. Она пишет о странностях любви, собирает по миру разные любовные истории, затем половину придумывает от себя и выдает готовую продукцию в номер. Рейтинг у Соньки высокий. Она держит твердое третье место в каждом номере. Наш народ, видимо, здорово соскучился по любви. Впрочем, я не права. Скорее всего, народу нравятся странности, а сама любовь ему по барабану.

– Что у тебя опять стряслось? – спросила Соня.

Подруга пытается изобразить заботу и нежность, а у самой вид отстраненный. Соня не умеет дружить. Она может только работать. У нее все задействовано в производственный процесс. Слово скажешь – через день увидишь сказанное в Сонькиной статье. Она прямо на лету ловит удачу, подметки на ходу рвет.

– Ничего, все в порядке, – сказала я, возя рукой по полу, пытаясь изловить юркие конверты.

Но письма скользили сквозь пальцы, не даваясь в руки.

– Тебе помочь, Даш? – спросила Соня.

Подруга пребывала уже в другом мире. Она смотрела на меня, а видела очередных влюбленных, познакомившихся где-нибудь на зоне. Сонька умудряется отыскать семейную пару даже на Северном полюсе. Обычные люди нашу звезду не интересуют. Только экзотическая любовь, экстремальная и экстравагантная, может привлечь высокое внимание рейтинговой звезды под номером «три». Два первых номера держат другие, более опытные корреспонденты, с большим боевым стажем. Они пишут о преемниках и наследниках, олигархах и нефтяном бизнесе, валютных операциях и прочей лабуде. Но народ читает всю эту «ботву», а любовь традиционно занимает в номере всего лишь третье место. Сонька все равно ужасно гордится своим заслуженным порядковым номером, она гарцует с ним, как лошадь на ипподроме, искренне полагая, что пришла к финишу первой, но кто-то по ошибке поменял цифры местами.

Пока я ползала по полу, собирая скользкие неуловимые конверты, моя злость вдруг прошла. Я простила подруге все ее слабости, застыв на миг под столом в неудобной позе. А жизнь бежала впереди меня. Соня уже стрекотала наманикюренными пальчиками по клавиатуре компа, Динка жеребенком носилась между рядами перегородок, а в центре зала маячила фигура главного редактора. Солидный такой мужчина, красивый, импозантный. Мне показалось, что он посмотрел в мою сторону. И я еще ниже сползла под стол. Там завалялся какой-то конверт. Он торчал острым углом из урны. Я не заметила, как он туда спикировал. Я залезла рукой в урну, и вдруг почувствовала какое-то брожение в воздухе. Будто виртуальные дрожжи кто-то подбросил в воздух, как бомбу, и атмосфера в редакционном зале в один миг сквасилась, перекисла и забродила, как плохое тесто. Даже Сонька перестала клацать. А она всегда стучит по клавишам, даже когда жует. В зубах бутерброд, в одной руке чашка с кофе, а второй нещадно клацает, сочиняя очередную душераздирающую драму с обязательным хеппи-эндом. Соня перегнулась через перегородку, и я встретилась с ней взглядом. Глаза у звезды были с сумасшедшинкой.