Лики зла - Тереза Вейр

Лицо у парня тоже было заметное, хотя дизельная копоть и трехдневная щетина на щеках никого не украшают, но прямой нос “классической” формы и крепкий подбородок сразу выдавали энергичный, своенравный характер. Уголки его губ кривились вызывающей иронией, а прямой и пристальный взгляд голубых умных глаз буравил ее и, казалось, вполне мог пробраться в самый дальний уголок ее души.

В общем, он производил странное впечатление: фермер, загрубевший от тяжелой жизни, трудной работы, и одновременно тонкая, чувственная натура. “И почему только эти симпатяги всегда такие грубияны”, — едва успела подумать она, как он огорошил ее очередным вопросом:

— А позвольте узнать, какая у вас специальность, если не секрет? Вы изучали поведение животных?

“Да, именно так, — захотелось ответить ей. — И сейчас передо мной — самый лучший пример скотского поведения”.

— Или, может быть, вы дипломированный животновод? Или ветеринар? — Он презрительно фыркнул: — А, понял — вы так просто, никто, ни рыба ни мясо! Или я не прав?

— Условия программы оговаривают, что работники, задействованные в ней, должны прежде всего обладать наблюдательностью. И я уже сделала кое-какие наблюдения в связи с вами, но пока оставим это. Если вам действительно интересно, то последние несколько лет я работаю на частную исследовательскую фирму.

Судя по настроению этого типа, сейчас не следует упоминать о том, что ее работодателем на самом деле является ее собственный отец.

— Ах вот как, — понимающе кивнул он. — Вы конторский работник — специалист по перекладыванию бумажек на столе! Люди, которые просиживают всю жизнь в конторах, — продолжил он, не делая паузы и не позволяя ей вставить и слова, — в конце концов теряют чувство реальности и начинают гнить заживо.

Она обеими руками крепко прижала свою кожаную папку к животу.

— Ну, и вам потребовалось развеяться, съездить куда-нибудь поглазеть на аборигенов. Понимаю. — Представитель неизвестно чем обиженных аборигенов не собирался останавливаться на достигнутом.

Ее надежда, что он вот-вот иссякнет, по-видимому, было тщетной, парень только-только входил в раж.

— Как же вы рассчитываете составить это ваше “небольшое исследование” — и заодно интересно провести летний отпуск, — если вы ничего не смыслите в нашем деле? Это моя жизнь! — Он хлопнул себя по груди растопыренной пятерней. — Моя! Убирайтесь прочь с моей земли! — угрожающе произнес он, ткнув в ее сторону указательным пальцем. — И не смейте даже приближаться к моему скоту.

Не дожидаясь, пока он применит силу, Ларк развернулась и, прижимая к себе папку, быстро пошла прочь. Она знала, что он будет провожать ее взглядом, и поэтому хотела удалиться с достоинством, но в такой грязи это было не так-то просто. Ларк поскользнулась, и ей пришлось, балансируя, долго прыгать на одной ноге, пока наконец не удалось подцепить потерянную туфлю. В этот момент она заметила, что у нее дрожат руки.

Что за отвратительный тип! Или они все здесь такие? Может быть, здесь, на природе, они все потихоньку превращаются в неандертальцев?

Хуже всего было то, что он оказался прав — она действительно с трудом отличала корову от кошки, а вымя от хвоста. Рога от копыт. Титьку от тятьки. И она действительно думала, что все это будет легко и приятно, вроде экскурсии во время летних каникул. А что в этом плохого? За стенами родительского дома было хорошо и надежно, с родителями ее связывали самые теплые отношения, но надо же было хоть однажды, хоть ненадолго покинуть родное гнездо, под защитой которого она провела так много — слишком много — времени.

Безвыездно сидя дома, Ларк действительно потеряла счет дням, неделям, месяцам, пока однажды не вспомнила, что ей уже перевалило за тридцать, а она все еще живет с родителями. Тогда она быстро смирилась с мыслью, что ей уже все поздно и что уже не стоит никуда стремиться, или что-то менять, или пытаться найти в этом мире что-то другое, отличное от того, что у нее уже и так есть. И уж совсем не ожидала повстречать нечто вроде этого Натана Сенатры.

По крайней мере она проявила чуточку самообладания, чего не скажешь о нем, и смогла удержаться от того, чтобы не запустить ему в лицо комком грязи. Как говорится, око за око, зуб за зуб, грязь за грязь.

Когда Ларк добралась до пастбища, где паслись все те же коровы, которых она уже видела, когда шла сюда, она оглянулась через плечо. Трактора уже не было видно — он скрылся за бугром, до нее доносился только шум мотора. Над кромкой холма поднималось облачко выхлопного дыма.

“В любом случае, — раздраженно подумала Ларк, стараясь убедить себя в том, что ее упрямство никак не связано с той грубостью, на которую она здесь неожиданно для себя натолкнулась, — никто не снимал с меня моих обязанностей. Раз я потратила время на то, чтобы добраться до этой проклятой фермы, то я все равно буду делать свою работу”.

Прежде чем она смогла попасть на пастбище, ей довольно долго пришлось искать проход в изгороди из нескольких рядов колючей проволоки, прикрепленных к столбам. Калитка представляла собой грубо сколоченную деревянную раму, густо опутанную колючей проволокой, непонятно как закрепленную. К своему глубокому неудовольствию, Ларк, как ни старалась, так и не смогла ее открыть. “Черт бы его побрал, этого человека на тракторе, — подумала она, — разве нельзя было сделать нормальной калитки — на петлях и со щеколдой!” Теперь у нее было три пути — прыгать через забор, лезть под ним или попытаться пробраться сквозь него, раздвинув проволоку руками. Ларк выбрала третий путь. Пролезая между рядов колючки, она про себя заметила, что слово “фермер” отныне перестало для нее ассоциироваться с кудрявыми барашками на изумрудно-зеленых лужайках. Теперь оно словно отдавало желчью, отравой и болью в животе.

Конечно, она была далека от того, чтобы ждать, что настоящие фермеры будут выглядеть так, как их изображают в пасторальных телешоу, и что повсюду, куда она ни заедет, они будут встречать ее простодушной белозубой улыбкой, крепким пожатием мозолистой руки и традиционным вежливым “хау-ду-ю-ду, мэм”. Но этот Сенатра! Он даже на фермера не похож, вообще ни на какого, даже на самого плохого — а скорее на бродягу. Этакое злобное перекати-поле. Отвратительный монстр. Может быть, даже вампир. А что, здесь можно и не такое встретить. Одно слово — глушь.

“Вот тебе и сельские забавы, — с горьким сарказмом подумала она. — Вот тебе и патриархальные одежды, жилистые руки, сжимающие вилы и грабли, строгая, словно палка, жена, чьи волосы расчесаны на прямой пробор! Есть ли у такого жена? Если да, то ей жаль бедную женщину”.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});