Анканау - Юрий Рытхэу

Чейвын прошёл мимо Рультыны, мимо дочери в комнату.

Анканау посмотрела на мать, пожала плечами и вышла на кухню.

Рультына последовала за мужем.

Чейвын снимал охотничью одежду. Вообще-то её полагалось скидывать в сенях, чтобы не вносить в комнаты запах тюленьего жира, но на этот раз Рультына промолчала и ничего не сказала мужу. Она только молча подобрала непромокаемую камлейку, сшитую из клеенчатой ткани, высокие торбаса — кэмыгэт, штаны из тюленьей кожи и всё это вынесла в сени. Когда жена вернулась в комнату, Чейвын уже сидел переодетый в матерчатый костюм и сердито крутил ручку приёмника.

Анканау накрывала на стол. Волосы у неё подсыхали и топорщились на голове, падали на лицо, когда девушка наклонялась над столом.

Анканау украдкой наблюдала за отцом. Чейвын крепко держался за ручку приёмника изуродованными пальцами правой руки.

Приемник молчал. Чейвын нервничал и щёлкал выключателем. Наконец, не сдержавшись, он ударил кулаком по крышке приемника:

— Опять испортился!

Анканау, не поднимая головы, проронила:

— Тока нет.

— Всегда так! — проворчал Чейвын. — Когда нужно — тока нет.

— Ещё светло — кому нужен ток? — заметила дочь, нарезая хлеб.

— Мне нужен! — крикнул Чейвын так, что Анканау вздрогнула. — Я хочу слушать радио! Я хочу знать, что творится вокруг меня. Пусть некоторые не имеют любопытства к жизни и отказываются учиться дальше, а я буду слушать радио. Ты мне лучше скажи, почему не поехала в Анадырь? Что тебе помешало? Зачем огорчила отца, который так надеялся?

Анканау открыла рот, чтобы ответить, но Чейвын крикнул:

— Молчи! Знаю, что хочешь сказать!

Отец по-настоящему рассердился. Он ещё раз сильно стукнул по крышке приёмника, двинул ногой стул и рывком распахнул форточку. Морской ветер ворвался в комнату, заиграл занавесью, охладил разгорячённое гневом лицо охотника. Чейвын медленно опустился на стул и подставил голову под прохладную струю воздуха.

Анканау стояла возле стола. Глаза её потемнели, слились с густой чернотой длинных ресниц. Она перестала резать хлеб и замерла с ножом в руке.

— Ну, что встала, будто морозом прихваченная? — стараясь смягчить голос, сказал Чейвын. — Будем чай пить, что ли?

Чаепитие проходило в полном молчании.

Анканау ждала, что будет хуже. Она неотрывно смотрела на изуродованную отцовскую руку, бережно поддерживающую блюдце. Сколько раз она просила рассказать, где он потерял свои пальцы! Но Чейвын упорно отмалчивался. Даже Рультына и та только вздыхала на расспросы дочери и переводила разговор на другое. С годами Анканау всё реже делала попытки узнать тайну отцовской руки, хотя иной раз от любопытства она не находила себе места.

Лучи заката медленно двигались по стене. Когда они дошли до угла комнаты, Анканау накинула на себя плащ.

— Ты куда?

— Пойду в клуб.

— Успеешь. Хочу с тобой поговорить.

Анканау медленно сняла плащ и, приглаживая руками платье, села напротив отца.

Чейвын оглядел стройную, ладную фигуру дочери. Как она выросла! Никто не поверит, что ей только семнадцать лет. Многие замужние молодые женщины куда ниже её ростом, да и груди у них не так высоки и круты, хотя и они, как и Анканау, носят матерчатые чехлы, недавно вошедшие в употребление среди чукотских женщин. Сильной фигурой Анканау скорее напоминала рослого парня, чем девушку.

— Как думаешь дальше жить?

Дочка посмотрела прямо в глаза отцу и ответила:

— Буду работать.

Когда Анканау разговаривала, она всегда смотрела в глаза собеседнику. Она могла глядеть долго-долго, не моргая. Только щелки глаз становились всё уже и уже, пока ресницы не приглушали блеска чёрных проницательных зрачков.

Чейвын давно научился выдерживать этот взгляд.

— Ясное дело, что не будешь сидеть сложа руки, — спокойно заметил он. — Никто не позволит, чтобы в нашей семье жил этот самый… Как его?

— Тунеядец, — подсказала Анканау, улыбнувшись одними губами.

— Вот-вот, — кивнул Чейвын. — Ты не улыбайся, что я не помню этого слова… Есть такие тунеядцы, которые с виду работают, а уж лучше бы сидели дома и ничего не делали. Человек получил образование, а где-нибудь в конторе бумажки подшивает иголкой.

— И такие люди нужны, — заметила Анканау.

— Ты меня не перебивай! — раздражённо сказал Чейвын. — Не думай, что мы с Рультыной только и думаем, где бы пристроить тебя на чистую работу. Если не захотела дальше учиться, будешь на берегу разделывать моржей, варить китовый жир!

— Я и не собиралась искать для себя лёгкой жизни, — перебила отца Анканау. — Поэтому и приехала обратно.

— Эх, родиться бы тебе парнем, тогда я бы знал, как с тобой разговаривать! — выкрикнул Чейвын. — Пойдёшь работать с завтрашнего утра!

— Хорошо, — кивнула Анканау.

— Теперь можешь идти в клуб, — Чейвын махнул рукой и отвернулся к окну.

Анканау постояла на крыльце, прислушиваясь к далёкой музыке. После разговора с отцом у неё пропала охота идти веселиться.

Ветер трепал её волосы, выхватывая из-под шёлкового платка. Солнце медленно закатывалось в море, окрасив край неба в яркий алый цвет. Сейчас на воду ляжет светлая дорожка и побежит к берегу.

Вдруг она почувствовала затылком тёплое дыхание и обернулась. Отец с виноватым видом стоял позади неё. В глазах его была и невысказанная нежность, и растерянность, и надежда.

— Ты, может, передумаешь, Анка? Время ещё есть…

— Отец, ты же сам говорил… Помнишь, в школе?

— Но никто, кроме тебя, так и не вернулся…

— Ещё вернутся, — уверенно сказала Анканау. — Надо показать, чтобы вернулись.

Что-то нежное шевельнулось в душе девушки. Она поколебалась с минуту. Ей хотелось прижаться к широкой отцовской груди, погладить своими тонкими пальцами его изуродованную руку… Но этого делать не полагалось. Вот если бы она была маленькая девочка…

Анканау, перепрыгивая через камни, побежала вниз, к мысу, на своё любимое место.

На расстоянии прыжка от берега в воде лежал одинокий гладкий камень, похожий на спину диковинного морского животного.

Анканау прыгнула на него и села лицом к морю, к солнцу, медленно тонущему в воде. Светлая дорожка лежала на волнах, разбивалась на тысячи мелких осколков в шипящих бурунах. Ощущение огромного простора, беспредельности охватило девушку. Она как бы растворилась в этом великолепии, в зелёных волнах, пронизанных солнечным лучом, в прозрачном воздухе, напоенном морским запахом. Она стала как бы частью огромных чёрных скал, нависших над морем. Порой ей казалось, что она вместе с ветром бежит в тундру, неся с собой крик морских птиц, тяжёлое дыхание моржей, свист китовых фонтанов… Из груди рвался возглас восторга, и вместе с тем не хотелось нарушать своим голосом разговор природы, вплетать в его многозначительный шепот маловыразительные слова. Каждый раз именно здесь Анканау хотелось читать стихи… Она их знала множество, но ведь они были написаны другими и совсем про другое…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});