Умей вертеться - Марина Серова

Она бросила у порога свою авоську, направилась к кострищу, гневно пнула пустую кастрюлю с засохшими на стенках остатками прежней роскоши.

— Это что ж вы тут творите, когда дома такое горе?!

— Что случилось, мама? — спокойно спросила Нина, видно, давно привыкшая к таким эскападам Елизаветы Ивановны.

— Деньги готовьте. Вот что. Лучше их на дело потратить, чем не знай кого задарма поить да кормить.

— Елизавета Ивановна… — вмешался было Игорь.

— А ты вообще молчи. Ты тут никто. Понастроил на моей земле. Доведешь меня, возьму да и спалю твою дачу со всем барахлом, нахлебник.

— Бабуля, — девочка попыталась отвести женщину в сторону небольшого домишки, который принадлежал Елизавете Ивановне, — пошли. Ты лучше сейчас спать ложись. Завтра все скажешь.

Но Гусева не собиралась останавливаться, наоборот, продолжала себя накручивать, не пытаясь объяснить, в чем причина ее столь нервного состояния.

Впрочем, было ясно и так: глаза ее лихорадочно блестели, похоже, старушка приняла на грудь. А если она выпила, то все будет, как описывала мне при первой встрече Нина. Значит, магические кости были правы, и вляпывания в нечто мне уже не избежать.

Игорь, потеряв, видимо, терпение, поднялся, крепко обхватил тещу за плечи и усадил на лавочку:

— Успокойтесь и говорите, что произошло. О каком горе вы ведете речь?

Женщина вскочила, схватила свою сумку, порылась в ней и извлекла конверт:

— Вот, полюбуйтесь. Нам тоже такое письмо, как Гавриловым, пришло. А вы хер знает чем тут занимаетесь. Алинку, кровинушку мою, грозятся похитить, — она зарыдала.

* * *

Письмо гласило следующее:

«Ваша дочь Алина будет похищена, изнасилована и убита, если вы не заплатите выкуп в размере тысячи долларов. Если жизнь вашей дочери дорога вам, вы приготовите указанную сумму и передадите ее. Условия передачи я назову позже по телефону. Не пытайтесь вмешивать милицию. В противном случае вашей дочери не поздоровится. Если же вы попытаетесь на время просто изолировать вашего ребенка, то трагедия все равно произойдет. Только несколько позже. На всю жизнь человека не спрячешь. Надеюсь на ваше благоразумие. Неизвестный».

Вот такое страшное письмо, отпечатанное на портативной машинке. Буква «о» выпадала из общего ряда, и нижняя часть ее была бледнее верхней.

— Боже, — прошептала Нина.

Игорь молча вертел в руках конверт, рассматривая его со всех сторон, словно пытаясь отыскать на нем имя шантажиста или какие-то другие, не менее ценные сведения. Хмель разом слетел со всех нас, словно и не пили.

Я взяла конверт, тоже рассмотрела его. Понюхала даже. От письма исходил слабый запах то ли валерианки, то ли корвалола. Словом, вполне аптечный запах.

— А вы, ироды, навели табун и водку жрете. Убить вас мало, — Елизавета Ивановна замахнулась на дочь. Нина инстинктивно сжалась и зажмурила глаза.

Ярость так же внезапно исчезла, как и нахлынула, и Елизавета Ивановна уже вполне миролюбиво поинтересовалась:

— У вас что-нибудь выпить осталось? Мне надо стресс снять, а то инда сердце заходится от ужаса пережитого. Письмо-то я сегодня к вечеру в почтовом ящике обнаружила и сразу на вечерний поезд с Алинкой. А то, думаю, не дай-то бог чего, вы ж меня тогда со свету сживете. Ну, нальете, что ли?

— Мама, ничего нет. Да тебе и хватит уже. Ты же знаешь, что тебе вообще пить нельзя, — робко возразила Нина.

Я, честно говоря, даже поразилась. Никогда не думала, что эта неугомонная болтушка может так заробеть перед собственной матерью. Это уж потом только я поняла, чего боялась на самом деле Нина. А боялась она, что мы, то есть я и Михаил, увидим ее мать во всем цвете.

Так оно и вышло.

Когда Елизавете Ивановне отказали в выпивке, она опять рассвирепела. Она ворвалась в дом, принялась швырять стулья, разбила пару тарелок, при этом матерясь, как сапожник. Алинка, напуганная страшным письмом и поведением бабушки, тихо плакала. При виде распоясавшейся Елизаветы Ивановны все на какое-то время даже забыли про письмо.

Игорь сгреб старуху в охапку и отвел ее в принадлежащий ей домик. Потом, вернувшись, закрыл дверь своей дачи на ключ. Елизавета Ивановна тут же возвратилась и принялась дубасить кулаком в стекло:

— Открывайте, сволочи! Не то я окно расхерачу!

— Я сейчас вызову милицию, мама! — крикнула ей Нина.

— Я те дам милицию! Матери родной грозить! Ну я вам, гадам, сейчас устрою!

Бормоча ругательства, она удалилась.

— Что она задумала? — тревожно спросила Нина.

Игорь пожал плечами.

— Может, стоило дать ей рюмку? Она бы, может, притихла? — выразила я свои сомнения.

— Да ты что! — в один голос воскликнули Игорь с Ниной.

— Она с каждой рюмкой становится все агрессивнее. Этого ни в коем случае нельзя делать, — пояснил мне Игорь. — К тому же она и так уже в хлам, как говорится.

— Игорь, посмотри, что она там задумала?

Еще через пару минут мы услышали гневный голос Игоря и грязные ругательства в ответ, а выйдя во двор, увидели дикую картину.

Елизавета Ивановна, обхватив столб электропередачи метрах в полутора от земли, пыталась длиннющей палкой перебить провода, несущие электроэнергию в дачу Турищевых. Как ей удалось вскарабкаться на почти гладкий столб, до сих пор ума не приложу. До нас донеслись ее угрозы:

— Вот хер вы от моего столба питаться будете! Я вам устрою содом с гоморрой!

Игорь попытался поймать тещу за ногу и стащить со столба и тем самым спасти ее, дуру набитую, от неминуемой гибели. Елизавета Ивановна в ответ яростно лягалась.

— Ну, ты, экскремент похмельный, когда-нибудь добьешься своего! Я тебе череп-то раскрою! — выплюнул обидные слова Игорь, от злости даже перейдя на «ты».

— Это ты акстримент! Еще какой акстримент. На себя посмотри! — кричала Гусева, продолжая размахивать дубиной.

— Мама! Тебя убьет! — Нина кинулась к матери и тоже попыталась стянуть ее за штанину спортивных брюк, в которые была одета узурпаторша. Штаны с этой милой бабушки тут же соскользнули, обнажив худые ляжки с синими узорами варикозных вен.

При мертвенном свете неонового фонаря, висевшего прямо над головой бабуськи, картина выглядела ужасающе безобразной, и мое терпение лопнуло: я кинулась на помощь.

Схватив женщину за ступню, я резко дернула ее, крутанув ногу. Дама приземлилась довольно безболезненно, во всяком случае, ничего угрожающего ее жизни не произошло, ну разве что пара синяков завтра нарисуется. Так это мелочи.

Елизавета Ивановна заскулила, как побитая собака, и принялась облаивать меня громко и колоритно:

— Дылда белобрысая! Чтоб у тебя харя прыщами покрылась! Чтоб…

Неприятно излагать все, что мне довелось услышать в тот самый момент в свой адрес.

— У вас есть фестал? — спросила я у Нины, не обращая внимания на сыпавшиеся, как из дырявого мешка, оскорбления.

— Да, кажется.

— Быстро тащи две таблетки сразу. И воду, чтобы запить, — я продолжала одной рукой прижимать бабуську к земле, а другой одновременно отмахиваться от ее нападок.

— Зачем? — удивилась Турищева.

— Быстрее давай. Фестал в какой-то степени нейтрализует алкоголь.

Через пару минут мне удалось сподвигнуть буяншу принять препарат. Потом я силком отвела ее в дом, дала еще и успокоительного, а для верности пристегнула ее левую руку к кровати наручником. Когда с кровати раздался долгожданный храп, все невольно облегченно вздохнули.

— Ну и чумичка! Впервые такую вижу, — не выдержала я.

— Вот, Тань. Сама ее вчера сглазила. Только тебе похвасталась, что держится, и тут нате вам из-под кровати. Кошмарный вечер! И еще это письмо. Что будем делать, Игорь? — Нина горько заплакала, прижав к себе одной рукой Алинку. Девочка тоже шмыгала носом и украдкой тыльной стороной ладони вытирала катившиеся по бледным щекам слезы.

Мишка взял со стола сигарету, молча закурил. Я к нему присоединилась.

На душе становилось все паршивее. Теперь мне уж точно не избежать вляпывания в историю. Отдохнула, называется. Хочешь не хочешь, а придется предлагать свои услуги, да и девчушку жалко. Не отдавать же ее на откуп вампиру, который способен на все. Все-таки я ее матери не совсем чужой человек: когда-то дружили.

Глава 2

— Нин, я считаю, что надо обратиться в милицию. Ведь предыдущую девочку убили, несмотря на то что мать ее заплатила. Я не из-за денег так говорю. Ты же знаешь. А пока спрячем Алинку. Может, милиция и найдет этого неизвестного, пока ее не будет. Я вздохнула.

— Спрячем Алинку у меня, вернее, у родителей моей подруги. Там ее никто не найдет. В школу она пока ходить не будет, я договорюсь. У меня в вашей школе подруга работает, да вы ее знаете — Истомина Елена Михайловна. Вот у ее родителей мы и спрячем пока Алинку. Не надо в милицию, я сама его найду, — выпалила я разом, боясь, что, если сразу не решу для себя этот вопрос, потом мне его и решать не захочется.