Сон героини - Александр Галин

Горячев. Может, решил попугать? Это же триллер.

Шубин. Семён, ты мне объясни старому: «триллер» – это что значит?

Горячев. В триллере главное, чтобы страшно было. Ну, давайте дальше пойдём.

Шубин. Да куда дальше идти, если в начале темно?! Не могли роль распечатать! Бумагу они, что ли, экономят?

Горячев. Раньше, когда про вождей снимали, бумагу не экономили.

Шубин. Тут вопрос, понимаешь, был правильно тобой поставлен: куда он идёт? Потому что у них он приходит к Верке.

Горячев (подыгрывает). О боже! Боже!

Шубин. Подожди, подожди. Главное, я внутренне уже понимаю, что стоять у себя на постаменте больше нет сил. Во-от! С этим накоплением, уж вы извините меня, можно и войти в картину. Тут я чувствую – Ленин! Как тебе?

Горячев. Уже мурашки по спине… Мурашки…

Шубин. Ну, допустим: вот я вхожу, в руках кепка… Стою! Предположим, Верка его пытается узнать. (Играет удивление.) «О Боже!» Значит… что она там дальше говорит?

Горячев. «На кого похоже!»

Шубин. На кого похоже?

Горячев. Да-да! «О Боже!» значит… «На кого похоже!»

Шубин. И я тут второй раз это «А-а». К чему? Не понимаю!

Горячев. Тоже не понимаю.

Шубин. Может, мне спросить, как будто он не расслышал? Она прошептала: «Боже! Боже!» Попробуем. Дай-ка мне реплику…

Горячев. Значит… (Шепчет в ужасе.) «Боже! Боже!»

Шубин (пробует глухоту). «А-а?» Ну, тут девицу родимчик и хватил! Господи прости!

Горячев. Дальше в скобках: «кричит».

Шубин. Я кричу?

Горячев. Это вы, наверно, кричите своё «А-а».

Шубин. Опять «А-а»?! К чему? Это восклицание по какому поводу?

Горячев. Ну, увидели Верку и восклицаете.

Шубин. Не говорил так Ленин никогда: «А-а!» Он мог сказать: «Ага, батенька!»

Горячев. Как же «батенька», если перед вами девица? Может: «Ага, девушка»?

Шубин. Ты думаешь? Ну, может быть!

Горячев (читает). «О Боже! Боже! На кого похоже?»

Шубин. Подожди, а она про что это?

Горячев. «На кого похоже»?

Шубин. Да. Может, «на кого по-хо-жа-а»?

Горячев. Написано: «похоже-е» …

Шубин. Если это обо мне, то почему «по-хо-же-е»? Увидела – замерла и сама себе, тихо-тихо: «О Боже! На кого это он похож?» Похож!

Горячев. Тут написано: «похоже»?

Шубин. Семён! Если это она про меня спрашивает, значит, «на кого похож». В мужском роде, а не в среднем.

Горячев. Пашенька Сергеевич, вы же не совсем… живой. Они хотят, чтобы вы появились… в виде памятника.

Шубин. Ну хорошо. Это не моё дело. Пускай актриса говорит, что хочет: «на кого похоже». Вообще, чёрт-те что: написали от руки… текст какой-то… То ли он в стихах, то ли… – не пойму!.. Да нет! Конечно, по-хо-жа! Героиня смотрит в зеркало, сама себе не нравится, не в духе…

Горячев. Там есть у них зеркало?

Шубин. Поставят. Я другого не понимаю! Не понимаю, что это она: «Боже! Боже!»

Горячев. Так это она вас испугалась.

Шубин. Во-о-т! Пра-виль-но, милый! Правильно! Конечно, сидит Верка у зеркала, может быть, ждёт жениха и вдруг видит: входит Вовец с постамента. И говорит: «Ага, батенька!» Конечно, без специальной подготовки, если она, например, не директор завода «Монумент скульптура», тут девушку и кондратий может хватить!.. Нет! Не могу всё-таки этого понять! Почему она ему в ответ: «На кого похоже»? Ну что за детский сад! Как «на кого»? Что она не знает Ленина?

Горячев. Они, молодые, Ленина не знают.

Шубин. Ленина не знают?!

Горячев. Я своего младшего внука спросил: «Кто такой Ленин»? Ответил – мумия.

Шубин. Мумия?

Горячев. Ну это ему так родители внушили. Он ребёнок – что он понимает?

Шубин. А не сделают они из меня здесь мумию, по имени Вовец?

Горячев. Пашенька Сергеевич! Не переживайте! Сейчас режиссёр придёт объяснит, что она хочет.

Шубин. Может, действительно, нам в буфет пойти?

Горячев. Это у памятника текст такой?

Шубин. Это я про себя. Голодный чертовски просто! Они меня увезли, я уже обед пропустил. Привык есть по часам. У нас строгий порядок: не успел к обеду – терпи до ужина.

Горячев. Ну да, ну да… А до буфета… я тут захватил на радостях шкалик!

Шубин. Ша-ка-лик захватил!..

Горячев. На смородинных почках настоечка. Смена-то долгая у вас. Вы же когда-то любили это дело.

Шубин. Любил это дело, любил.

Горячев. И меня всегда угощали. Без меня просто не хотели. А мы с тех пор тоже любим, чего скрывать! С утра, с моей Танюшей, потихонечку, по-семейному, по крохотуле… Так день за днём… Так и жизнь веселее бежит… Вы Таню-то помните?

Шубин. Таню? Какую Таню?

Горячев. «Таня, Таня, Танечка… С ней случай был такой…» Ну ладно… Тогда можно тостик?

Шубин. Можно!

Горячев. Хочу выпить, Пашенька Сергеевич, за вас… за вашего Владимира Ильича…

Шубин. За нашего! За нашего! Сенька! Ты же великий гримёр!

Горячев. Ну спасибо, спасибо.

Выпили.

Горячев. Я вот всё думаю: что же нам с гримом-то вашим делать?

Шубин. Я спросил гримёршу: вы мне лицо под памятник будете гримировать? А как же глаза? Как же ямочки?

Горячев. Вот именно?

Шубин. Как же мне играть, спрашиваю? Без лица!

Горячев. Кто об этом думает сейчас!?

Шубин. Сказала: мы вас перед самой съёмкой бронзовой пулькой покроем…Что за пулька?

Горячев. Баллончик… Сейчас всё в баллончиках…Это мы полутона по полночи вытягивали…Если вы памятник – тогда всё по-другому надо. Тон полностью менять, бронзу… я бы её подстарил… я бы зелёненькую патину дал по краям… Это очень можно выигрышно сделать. Что бы я ещё не побоялся – чуть-чуть… несколько пятнышек от птичек… на кепочку, но уже чтобы почти всё это было дождём смыто… Чуть-чуть… Потому что памятник же не всё время кепочку в руках держит, он её надевает… если он ожил…

Шубин. Что же ты раньше не пришёл, когда меня гримировали?

Горячев. Только что услышал, что вы здесь. Узнала вас Таня. Неужели не помните её? (Пауза.) Таня… моя жена… Неужели не помните? Таня – помощница моя, ассистентка…

Шубин. Таня? (Чуть смущён.) Да… помню…помню…

Горячев. Прибежала и говорит: «Семён, там твой Ленин… в коридоре…»

Шубин. Да-да-да! Меня женщина остановила в коридоре и спрашивает: «Это вы, Павел Сергеевич?»

Горячев. Наверно, это была она.

Шубин. Я не узнал её… Таню…

Горячев. Не мудрено – столько лет прошло… А она вас сразу узнала, хоть вы и без грима были… Давайте по капельке. Как вы говорили: по граммулечке.

Горячев налил. Выпили. Некоторое время смущённо молчат.

Горячев. Она постарела, конечно… и болеет теперь… Да-а-а, чего только не было за эти годы…

Шубин. Года достались нам лихие.

Горячев. Пролетели – не заметили. У нас с Таней уже внуки выросли…

Шубин. У тебя внуки? Похвались.

Горячев. Двое внуков и внучка… Дочь нам с Танюшей трёх родила…

Шубин. Дочь?

Горячев. Да… дочь… дочь зовут Светланой… А вы про неё… что-то хотите спросить? Спросите…

Шубин какое-то время смущённо молчит. Горячев улыбается.

Шубин. Да нет… Что теперь спрашивать – столько лет прошло!.. Светлана… зовут?

Горячев. Светлана…

Шубин. Мы с Таней и не узнали друг друга…

Горячев. Таня вас узнала… значит, крепко любила…

Шубин. Семён… про что ты?

Горячев. Про любовь… Павел Сергеевич…

Шубин (с трудом). Что такие слова нам, старикам, теперь говорить…

Шубин. Она-то ведь не старая ещё Таня… моложе нас с вами… Муж у дочери нашей… у Светы, священник. У нас зять отец Василий. Приход их под Рязанью. Дочь у нас матушка, значит. Внуки младшие с ними, а старшая, Анюта, сейчас с нами. Сбежала в Москву, не захотела в деревне. Я её привёл на студию… Она же на этой картине, на вашей!.. Анечка, ассистент…

Шубин. Анечка? Да-да… я спросил, как её звать… и забыл.

Молчат.

Горячев. А можно и так сказать… что внучку вашу зовут Анна…

Шубин. Что ты, Семён? Ерунда-то какая… Нет у меня ни внуков… ни внучек!

Горячев. Я от них не отказываюсь! Не дай Бог, как говорится… Просто, если в корень смотреть… я в том смысле, что от какого корня всё идёт…