На крутых виражах - Иван Вишняков

На сердце спокойно, мысли в голове ясные. Этому деловому состоянию одинаково чужды суетность и расслабленность. Мне нравится такое самочувствие: человек, состязаясь с природой, вырывает у нее еще один секрет - тайну ночного полета. Я даже склонен думать, что успехи человеческого прогресса можно оценивать по тому, насколько высоко поднялись земляне по лестнице освоения вселенной...

Со стартового командного пункта на борт поступает приказ произвести посадку. Это, пожалуй, самый сложный элемент ночного полета: в непривычных условиях надо произвести точный расчет и приземлить машину возле посадочного "Т". Несмотря на довольно солидный возраст (мне уже перевалило за тридцать), я по-юношески радовался удачной посадке и доброму отзыву генерала.

- Триста пятнадцатый, замечаний нет. Разрешаю взлет, - послышался голос Е. Я. Савицкого.

И снова в воздух. После пятого полета зарулил на заправочную линию и, поблагодарив техника за отличную подготовку машины, направился к полковнику Полунину, чтобы доложить о выполнении задания. Выслушав меня, он сказал:

- Хорошо, товарищ Вишняков. Вот так и летай - уверенно, смело, но с расчетом. Без него смелость превратится в ухарство.

Да, ухарство не приносит пользы ни в каком деле, тем более в летном. Это я знал по многим примерам из практики однополчан, из своего опыта...

Ближе к полуночи мне предстояло вылететь на другом самолете - на Ла-9. Эта машина отличалась от Як-3 не только тем, что у нее был двигатель воздушного, а не водяного охлаждения, но и своими конструктивными особенностями, летно-тактическими данными, вооружением и оборудованием.

Я уже приготовился к выруливанию на старт, как неожиданно получил по радио приказ:

- Триста пятнадцатый, выключите двигатель и подойдите ко мне!

Разогретый мотор остановился. Вскочив на центроплан в перегнувшись через борт кабины, техник самолета тревожно спросил:

- Что-нибудь неисправно, товарищ майор?

- Не беспокойся, дружище, все в порядке, - успокоил я хозяина машины. Просто меня вызывают на СКП.

Иду на стартовый командный пункт и думаю: "Зачем пригласил генерал? Ошибок при выполнении полетного задания не было. Может, хочет убедиться в том, правильно ли понял я особенности сегодняшнего полета". Сосредоточившись на этом, стал мысленно перечислять. Во-первых, при взлете с бетонированной полосы самолет отрывается значительно плавнее, чем с грунтового аэродрома. Во-вторых, посадка происходит мягче, а пробег устойчивее, без подскоков и рывков. В-третьих, на ориентировку летчика влияют световые точки. Если воздух прозрачен, они помогают в навигационной работе, а если атмосфера запылена, световые ориентиры как бы сливаются, мнимая линия горизонта не просматривается. В таких случаях необходимо пилотировать самолет по авиагоризонту, высотомеру, указателям поворота и скорости и по другим аэронавигационным приборам...

Возле пункта управления полетами стояла группа офицеров. Среди них был и Полунин.

- Товарищ полковник, почему меня не выпустили в полет?

- Не знаю, Иван Алексеевич. Пойдем вместе к генералу, - ответил он, - у него и выясним. Может быть, сделана какая-то перестановка в плановой таблице или изменились метеорологические условия.

Савицкий, отдав в микрофон какие-то распоряжения, обернулся и, выслушав мой доклад, сказал:

- Сегодня вы летать не будете...

"За что отстраняют?" - мгновенно обожгла мысль.

- Праздник у вас, - уже теплее добавил Евгений Яковлевич и улыбнулся.

"Какой праздник? - терялся я в догадках. - Чему он улыбается?"

- Мне только что сообщили из штаба: Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1948 года вам присвоено звание Героя Советского Союза. Сердечно поздравляю, Иван Алексеевич! - Генерал крепко пожал мне руку.

- Служу Советскому Союзу!

Полковник Полунин так стиснул мои плечи, словно хотел проверить, насколько они крепки. Вид у меня был, наверное, восторженно-недоуменным. Глядя на такого человека, собеседник или дружески улыбается, или укоризненно качает головой: "Э, батенька, да ты не лишку ль хватил?"

Я и в самом деле, кажется, охмелел от неожиданно свалившейся на меня радости. Слова командира звучали глухо, словно доходили до меня сквозь вату.

- Ну, кавалер Золотой Звезды, бери мою машину и поезжай к командиру БАО (так мы называли батальон аэродромного обслуживания). Готовьте там ужин для всего товарищества. - Савицкий широким жестом очертил весь аэродром.

"Вот уж действительно за Отечеством служба не пропадет, - думал я, направляясь в батальон. - Война закончилась тридцать три месяца тому назад, а солдата все-таки не забыли".

Дружеский ужин начался часа в два ночи. Много добрых слов было сказано в мой адрес, не раз звенели бокалы во славу победных крыльев Родины, дружно взмывали русские песни и уплывали в небо, широко и плавно паря над предрассветной Европой...

Спустя несколько дней, а точнее - ночей, программа обучения была закончена, и все мы разлетелись по своим аэродромам. Одному человеку подготовить столько летчиков-ночников - дело совершенно немыслимое. Поэтому командование приняло решение выделить для этой цели по два офицера от каждого подразделения. Вот с этой-то боевой шестеркой я приступил к полетам.

Это была очень напряженная пора. Нередко случалось так: сделав десять двенадцать дневных вылетов, мы после короткого отдыха перебазировались на аэродром, оборудованный для ночной работы, и с него поднимались в небо еще несколько раз. Думаю, нет необходимости прибегать к цифрам, чтобы показать, что сначала основная нагрузка падала на меня как на инструктора. Потом с таким же напряжением работали и подготовленные мною шесть офицеров, обучая других летчиков искусству ночных полетов. Так по цепочке, сверху вниз, шел процесс выполнения большой задачи, поставленной перед авиаторами.

За наградой в Москву я выехал в конце июня 1948 года. А 3 июля мне вручили в Кремле золотую звезду Героя Советского Союза и орден Ленина.

С тех пор минуло четверть века. За это время я подготовил сотни молодых воздушных бойцов, много раз встречался с юношами, мечтавшими посвятить свою жизнь службе в авиации. И когда они, романтики и хозяева нашего неба, спрашивали, за что я удостоен высшей награды, мне почему-то всегда вспоминались крылатые слова "Герои рождаются в борьбе" и стихи, посвященные человеку, ставшему моим идеалом:

Когда я только что родился,

Он был уже в огне боев

И насмерть с недругом рубился

За счастье светлое мое.

Давным-давно, как говорится,

Прошла пора безусых дней,

А сердце все к нему стремится 

К герою юности моей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});