На семи ветрах - Алексей Мусатов

— Так упустим же… Да и покусать пчёлы могут здорово, — возразил Федя.

— Попытка не пытка! — Сашка засучил рукав рубахи и, приблизив руку к пчелиному рою, приказал Феде дымить.

Тот осторожно направил струйку дыма на рой. Пчёлы зашевелились, задвигались, начали переползать на руку, и она вскоре покрылась живой, шевелящейся шапкой.

Но пчёл было так много, что они не могли уместиться на руке и полезли на плечо, потом стали подниматься к подбородку.

Чуть побледнев, Сашка стоял не шевелясь. Вскоре его подбородок и щёки покрылись пчёлами, словно заросли бородой.

Наконец пчёлы успокоились, и Сашка осторожно направился к школьной пасеке.

Идти надо было километра два, через все Родники, и школьники высыпали на улицу, чтобы посмотреть, как Сашка Осокин несёт на себе пчелиный рой. Мальчишки кричали от восторга, девчонки ахали, а Сашка шёл как лунатик, стараясь не шевельнуть ни рукой, ни головой.

— Тихо вы, не горланьте! Пчёл перепугаете, — умолял Федя мальчишек и старался не подпускать их близко к приятелю.

Встретив на школьной пасеке облепленного пчёлами ученика, Варвара Степановна не на шутку перепугалась. Она приказала Саше, пока его не искусали пчёлы, немедленно окунуться в пруд. Тот еле заметно покачал головой, потом нагнулся и резким движением стряхнул пчелиный рой в корзину. Затем рой посадили в улей.

— Ну как? Здо́рово покусали? — спросила учительница.

— Да нет. Со мной пчёлы ладят, — признался Сашка.

— И кто же тебя надоумил?

— Жалко было пчёл упускать… А потом, я проверить хотел, можно рой на себя привить или нет. Выходит, что можно.

…Саша отковырнул кусочек затвердевшей «сыпучки», растёр на ладони и даже лизнул удобрение языком.

— По-моему, суперфосфат.

— Ай да Ромка! Сколько добра нашёл! — обрадовался Улька. — Не зря, значит, молодую кровь пролил.

Ребята вспомнили, как осенью по всему району был объявлен клич: «Вывезем на поля больше удобрений!» Колхоз обратился за помощью к родниковской школе.

Ученики собрали по деревне десятки возов золы, отыскали на болоте залежи торфа. Потом школьники помогли вывезти с железнодорожной станции кучу минеральных удобрений, принадлежащих колхозу. Они были доставлены туда ещё весной, но вовремя вывезти на поля колхоз их не успел. Удобрения от дождя слежались, окаменели. Больше недели старшеклассники дробили «Казбеки», как они назвали слежавшиеся кучи удобрений, потом грузили «сыпучку» в машины и отправляли в колхоз.

«Но как же могли эти минеральные удобрения очутиться в Епишкином овраге?» — раздумывали ребята.

Неужели колхозники не успели внести суперфосфат под осеннюю вспашку и свалили их в овраг?

— Ну и порядочки у нас в колхозе! — сказал Саша.

— Такое добро под снегом оставили!

— Да нет, этого быть не может, — возразил Улька. — Наш колхоз первым удобрения внёс… Об этом и в газете писали.

— Писать-то писали, а всё-таки чудно как-то, — заметил Федя. И вдруг вспомнил: — А вы знаете, что Таня Фонарёва сегодня на слёт в область едет. О нашей бригаде рапортовать будет. И конечно, в первую очередь об удобрениях скажет… Как мы «Казбеки» долбили, как благодарность от колхоза получили. А удобрения-то вот они — в овраге лежат. Понимаете, какой конфуз потом школе будет?

— Это да, — согласился Саша. — Как пить дать, в лужу сядем… Да ещё в какую…

— Так чего же мы стоим! — заторопился Федя. — Пошли к Тане. Надо предупредить её. Пусть она помолчит пока об удобрениях.

— Выдумываете невесть что! — с досадой отмахнулся Улька. — Ведь у нас же тренировка. А мы ещё с трамплина не прыгали.

Но было уже не до тренировок, и все вернулись в Родники.

Федя, Саша и Улька сразу же пошли к Тане Фонарёвой. Они долго шаркали веником в сенях, потом, подталкивая друг друга, осторожно открыли дверь в избу и переступили через порог.

За столом обедали бабушка Фёкла и Танин отец, председатель колхоза Кузьма Степанович Фонарёв. Был он пожилой, грузный, бровастый, с задубевшим, шершавым, словно из пемзы, лицом.

Тани в комнате не было.

Заметив школьников у порога, бабушка Фёкла замахала на них руками и потребовала, чтобы они не выстуживали избу и плотнее прикрыли дверь.

— Что за ватага? По какому делу? — спросил Фонарёв, с недоумением вскинув голову, и покосился на ребят. — Могли бы и обождать, пока пообедаю.

— А мы к Тане… — сказал Федя.

— Срочное дело… — добавил Саша. — Предупредить её надо.

Фонарёв сказал, что с час тому назад за Таней зашёл директор школы. Он дал им подводу, и они уехали в город. Ведь завтра с утра открытие слёта, и надо поспеть заранее.

— А что у вас за срочность такая к Татьяне? — спросил у ребят председатель.

Федя молча потоптался на месте.

— А мы, дядя Кузьма, клад нашли, — сказал Улька. Он подался вперёд и рассказал о минеральных удобрениях, обнаруженных в Епишкином овраге.

Фонарёв, отложив ложку в сторону, обернулся к ребятам:

— Ну и что из того?

— Вот мы и хотели спросить, — заговорил наконец Федя. — Если удобрения нашего колхоза, так они в землю должны быть запаханы. Вы же сами об этом через газету рапортовали? А они почему-то в овраге лежат. Может, забыли про них?

Фонарёв нахмурился.

— Ты, Федька, всё же думай, что говоришь. Мы удобрения раньше всех колхозов под пахоту внесли. У нас и в отчёте записано, и люди подтвердить могут…

— А что же за суперфосфат в овраге лежит? — не унимался Федя.

— Так это же остатки, голова садова, — пояснил председатель. — Запахали мы что положено, по норме, а остальные удобрения в овраг под ёлки ссыпали… А по весне мы их на другие поля вывезем.

— Что-то уж очень много остатков набирается, — заметил Федя. — Целая гора.

— Тоже мне знаток агрохимик! — с досадой отмахнулся Фонарёв. — Сколько надо, столько и осталось. Нельзя же одно поле перекармливать — это понимать надо.

— Дядя Кузьма, — оживился Улька, — а можно эти остатки мы себе заберём… в школьную бригаду?

— До весны ещё далеко, там видно будет, — сказал Фонарёв, поднимаясь из-за стола. — Но, пожалуй, толику удобрений можно и вам выделить.

И ребята пошли по домам.

— Ну вот, — радовался Улька. — Я так и думал… У нас в колхозе всё в порядке.

И он оживлённо заговорил о том, какая им привалила удача. В овраге, наверное, лежит не одна сотня пудов суперфосфата. Если к нему ещё прибавить те удобрения, которые они уже собрали, то можно смело просить у правления землю и машины.

Саша, видимо, был согласен с Улькой, начал ему поддакивать, и только Федя, засунув руки в карманы пиджака, шагал молча и мрачно поддавал носком сапога ледышки с дороги. Потом спросил у ребят, не помнят ли они, кто осенью возил удобрения со станции.

— Кажется, Семён Клепиков с Димкой, — сказал Сашка. — А им ещё Парамон Канавин с матерью помогали. А зачем это тебе?

Федя неопределённо пожал плечами:

— Да так… думаю вот.

Глава 3

После обеда Федя отправился на ферму.

В полутёмном парном коровнике с низкой соломенной крышей он услышал хрипловатый, напористый голос матери.

— Опять твоя мамаша шумит, — сказала Феде пожилая доярка Пелагея Конькова.

«Что там случилось?» — с тревогой подумал Федя. Он знал, что мать была крикливая, неуступчивая, не умела молчать о непорядках в хозяйстве и обычно высказывала своё недовольство резко и прямо.

По узкому проходу между стойлами Федя прошёл в глубь коровника.

Разномастные коровы, громко фыркая, жевали кисловатый силос.

В конце коровника на скользком полу лежала рыжая корова Лыска. Бока её вздувались, как кузнечные мехи, фиолетовые глаза смотрели тоскливо и жалобно. Около Лыски стояли заведующая фермой Марина Клепикова и несколько доярок.

Федина мать сидела перед коровой на корточках и бережно гладила её судорожно вытянутую ногу.

— Мам, что с Лыской-то?

— Беда, Федька… Корова ногу покалечила… — Мать показала на дыру в гнилой половице. — Шла с прогулки и провалилась.

— Слышь, Евдокия, — сказала Марина. — Имею распоряжение зоотехника: корову прирезать и составить акт. И всё будет по закону, чин чином. Лыска списана ввиду несчастного случая.

— Ах по закону!.. — Евдокия выпрямилась и тяжелым взглядом окинула заведующую.

Мать была широкая в кости, на голову выше Марины, и Феде показалось, что она сейчас толкнёт и выгонит её из коровника. Он даже подался вперёд, чтобы на всякий случай остановить мать. Но она только вытерла о фартук красные руки с растопыренными пальцами.

— Да ты что, хозяйка! Тебе бы только бумажкой прикрыться, списать да сактировать. Лыска же дно золотое, удойница. Я её на две коровы не променяю.

— Да не жилец она на белом свете, не жилец, до утра не протянет… — настаивала заведующая. — Кто тогда отвечать будет? Так уж лучше прирезать Лыску, мясом попользоваться. Вот и Семён пришёл! — Она кивнула на стоящего в воротах мужа, моложавого широколицего мужчину с аккуратными усиками и завидным румянцем на щеках.