Лань в чаще, кн. 1: Оружие скальда - Елизавета Дворецкая

Пока он бегал, пять тяжелых кораблей с осторожностью подвели к крутому берегу, перебросили сходни. Несколько человек выбрались на камень, им бросили канаты, чтобы привязать к старым бронзовым кольцам, вбитым в скалу. Когда-то здесь приставали корабли квиттингских конунгов, если из-за тяжелого груза не могли быть вытащены на берег там, где сейчас находился причал Фридланда. «Златоухий», дреки на двадцать восемь скамей, любой назвал бы достойным преемником тех давних кораблей. Резную голову дракона на его переднем штевне украшали огромные уши, больше похожие на крылья, с гребнем по верхнему краю, и поэтому его настоящее название было «Крылатый Дракон». Но с легкой руки самого же Торварда конунга его стали называть сначала «Ушастый», а потом, когда пару лет назад после особенно удачного летнего похода Торвард приказал вызолотить гребни на деревянной драконьей голове, хирдманы прозвали его «Златоухим».

Вернулся Регне и еще издалека закричал:

– Ничего опасного! Это какие-то слэтты! – стал докладывать он, подойдя ближе. – Снека на двадцать весел, груза особого не видно. Хозяина видел, но я его не знаю. На носу – медведь. В смысле, на штевне, деревянный. Людей человек сорок.

– Ну, слэтты, тролль с ними! – Торвард конунг махнул рукой. – Давай, Кетиль, пройдись до Фридланда, спроси, не примет ли меня на ночлег высокородная йомфру Хильда.

– А к слэттам не хочешь кого-нибудь послать? – спросил Халльмунд ярл, его дальний родич и ближайший товарищ. – Может, у них там слышно что-нибудь о возвращении Хельги ярла?

– Не хочу! – резко отозвался Торвард конунг. – К троллям его…

Кетиль Орешник, один из четырех его телохранителей, на чье звание указывала тяжелая серебряная гривна на груди, пошел знакомой тропой к усадьбе. Прежде случалось, что во Фридланде Торварда конунга принимали весьма и весьма любезно, о чем между хирдманами ходило немало замечаний и многозначительных усмешек, более лестных для конунга, чем для девицы-хозяйки. Но сегодня Кетиль вернулся ни с чем: йомфру Хильды не было дома, а без нее управитель не решился принимать гостей. Торвард не слишком огорчился, поскольку желания вести учтивые беседы он сейчас не ощущал, и приказал располагаться на ночлег прямо на берегу. Каменистая гряда защищала от осеннего ветра, и под ней, как за стеной, можно было совсем не плохо устроиться. На месте заброшенного поселения образовались за многие годы настоящие заросли: то ли рощи, то ли кустарники, правда за лето изрядно помятые ночевавшими здесь мореходами, но разросшийся ельник стоял стеной, а мелкие молодые елочки выбегали почти к самому морю, так что лапника на подстилки хватило всем. Вскоре под защитой скалы уже пылали костры, сложенные «навесом», на случай если мелкая морось перейдет в настоящий дождь. Старый Кольгрим, ведавший в походах съестными припасами, деловито бегал между кострами и самолично помешивал к больших железных котлах, где варилась похлебка из свежей рыбы, купленной по дороге, пшена и лука.

Несмотря на прохладу осеннего вечера и ветер, несущий мелкие капли холодного дождя, фьялли были веселы: их поход прошел удачно, и дней через десять плавания вдоль побережья им предстояло порадовать домашних отличными припасами на зиму.

– Как раз успеем к осенним пирам! – радовались хирдманы. – Пива наварим!

В каменистом, покрытом горами Фьялленланде плодородной земли насчитывалось мало, и всего урожая ячменя, который удавалось собрать, едва хватало на пиво. Кормились в основном благодаря скоту, который пасли и на горных лугах, и в лесу, а еще рыболовству, промыслу лесного и морского зверя. Каждую зиму конунг фьяллей собирал дань: бочонки соленой рыбы и коровьего масла, выделанные шкуры и кожи, овчины, меха, пряжу, полотно, разные поделки из кости – особенно славились искусно сделанные фьялленландские гребешки. В подступах к Черным горам имелось несколько медных рудников, у моря собирали янтарь. Весной все это за серебро продавалось на Ветровом мысу, где находилось большое торговое поселение, а осенью, после жатвы, фьялли снаряжали корабли за ячменем и рожью – или в тот же Винденэс, или еще дальше, в говорлинский город Ветробор, где имелся большой хлебный торг. На сей раз Торвард конунг возвращался оттуда с пятью кораблями. Три крупных Кнёрра были нагружены до предела, так что их не получалось вытащить на берег, и даже на обоих боевых кораблях, на «Златоухом» Торварда и на «Единороге», почти таком же большом и совсем новом лангскипе Халльмунда ярла, лежали бочонки, тюки и мешки. У говорлинов выдался урожайный год, цены на хлеб упали, зато соленой рыбы купцы с юга стали брать больше, так что Торвард конунг смог даже какую-то часть своих товаров выделить «на баловство» – на красивые, дорогие ткани, расписную посуду, вино к праздникам. Ярлы и хирдманы тоже прикупили кто чего и теперь предвкушали, как обрадуются подаркам домочадцы. С таким настроением ночевка под открытым осенним небом казалась ерундой.

В ожидании, пока похлебка будет готова, Торвард конунг сидел на куче лапника, опираясь локтями о поднятые колени и отрешенно глядя в огонь. Как дома, в Аскегорде, он без посторонних предпочитал сидеть не на почетном сиденье конунга, а среди дружины, так и в походе он ел и спал в одном кругу со своими хирдманами, а во время плавания греб длинным носовым веслом. Тяжелое носовое весло ему приходилось как раз по рукам: Торвард был, без сомнения, одним из лучших воинов Фьялленланда – это тот нечастый случай, когда первый по положению действительно является сильнейшим. Высокий, крепкий, широкоплечий, длинноногий, он выделялся в дружинном ряду, и любой узнал бы его даже без шрама, который пересекал его правую щеку от угла рта до заднего края челюсти и беловатой полосой выделялся на смуглой коже. Из-за шрама Торвард конунг брил бороду, хотя в его возрасте ее уже полагалось отпускать: ему нравилось, что по шраму любой человек в Морском Пути узнает его с первого взгляда. Особенным тщеславием он не отличался, но к мысли о своей исключительности привык. Густыми черными бровями, карими глазами Торвард напоминал свою мать, кюну Хердис. Свои черные волосы он заплетал, как это в обычае у знатных фьяллей, в две косы по сторонам лица, спускавшиеся ниже плеч.

Правая коса конунга распустилась: углядев на подстилке выпавшую тесемку, Халльмунд подобрал ее и сунул Торварду за пояс, но тот даже не пошевелился, погруженный в редкостную для него задумчивость, и молчал, что тоже было несколько необычно.

– О чем задумался? – Халльмунд слегка подтолкнул Торварда плечом. С самого отрочества он являлся лучшим другом конунга и не только сопровождал его во всех походах, но и настроение его воспринимал как свое.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});