Встретимся в раю - Вячеслав Сухнев

— Попотеем, — вздохнул Жамкин, заталкивая в петли жилета короткоствольный автомат узи. — А все же господин полковник верно сказал: жить всем хочется. Лучше потеть в этом сарафане, чем мерзнуть на цинковом столе.

Никто эту тему из суеверия не поддержал, и Жамкин, осознав свою глупость, надолго замолчал.

— Когда прибывает пан председатель? — спросил водитель.

— Во второй половине дня, — ответил Кухарчук.

— Ага… Полдня — сплошная напряженка. Скоро начнут кучковаться господа манифестанты, чтобы успеть его перехватить по дороге. Такая жара, Господи, а им неймется! Да, кстати, старшой, что это у вас за батон? Чудной какой-то… Не самодельный, часом?

Дойников был коренным москвичом, к тому же сержантом с большой выслугой, поэтому со старшими наряда всегда разговаривал со смесью почтительности и развязности.

— Презент, — рассеянно ответил унтер-офицер, всматриваясь в монитор бортового компа, по которому полз патрульный лист. — На стажировке был в калифорнии, американцы подарили. Так, теперь на Самотеку держите, сержант!

— Есть на Самотеку… — кивнул рыжей башкой Дойников. — Интересуюсь, он тяжелее, что ли, этот батон?

— Разница в конструкции. Наши — из литой резины, а этот — полый. Внутри стальной шарик бегает. При отмашке перемещается в головку и увеличивает кинетическую энергию.

— Скажи ты! — поежился водитель.

Они ехали некоторое время молча, пока сквозь мешанину безликих небоскребов Божедомки, минуя Екатерининскую площадь, не вырвались на простор Самотечной улицы. Тут поток машин был плотным, несмотря на ограничения, введенные недавно, и драконовские меры застав службы безопасности движения.

— А плачутся, петроля не хватает, — переключил свое внимание Дойников. — Не протолкнешься… И кто только не шляется по самому центру. Вон, гляньте, какое чучело прется с красной маркой! Ну, сейчас тебе покажут…

Несмываемые флюоресцирующие красные марки на лобовое стекло стали ставить года три назад на автомобилях старых выпусков и экологически грязных. Нахала с красной маркой, вздумавшего появиться в центре Москвы, уже перехватила застава службы безопасности движения. Дойников даже голову вывернул, наблюдая, как споро и весело ребята в черных комбинезонах и рогатых касках с респираторами крушат специальными ломиками боковые стекла нарушителя.

— Ничего, теперь почувствуешь, каково за тобой, засранцем, нюхать! — сказал Дойников. — Послушайте, старшой, а вашим батоном можно, например, выщелкнуть боковое стекло?

— Можно, — кивнул Кухарчук. — Внимание, подходим к Цветному бульвару. Здесь уже наш маршрут.

Чекалин, тоже заглядевшийся на расправу с красномарочником, не заметил кодировки патрульного листа в конце считывания и спросил:

— Какой номер, господин унтер-офицер?

— Семьдесят второй. По-моему, ничего веселого…

— Так точно, веселого мало. Осмелюсь доложить, трущобы.

— Маршрут хорошо знаете? — спросил Кухарчук.

— В начале года только здесь и работали. Ну, Уланский переулок с колледжиком для особо одаренных. Петарды на уроках делают, чертенята… Сретенка с ресторанами, само собой — от Сухаревской площади — по бульварам до Тверской. Потом до Садового и опять до Сухаревки. На Трубной улице пивняк, дерутся часто. На Петровке — черная биржа. На Малой Дмитровке — эротический театр, голых представляют и психи собираются. На Страстной, возле Пушкина, дорогой кабак «Кис-кис». На Тверской, у Садового — тряпочный «комок», в подворотнях барыги…

— Ну, хорошо, — перебил Кухарчук. — Это, так сказать, точки обычной напряженности. А где бывает больше праздношатающихся?

На Трубной площади, возле Дома народов. Кришнаиты толкутся, толстовцы — ничего народ, смирный.

— Вы, наверное, не знаете, — влез в разговор Дойников, — а я помню… Дом народов раньше назывался Домом политического просвещения.

— Какого просвещения? — подал голос Жамкин.

— Отставить посторонние разговоры, — сказал Кухарчук.

— Продолжайте, Чекалин.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер…

— Погодите, Чекалин. Я прошу… — Кухарчук обернулся и пристально посмотрел на патрульных. — Прошу вас… Отставить на маршруте уставные обращения. Все эти «так точно, осмелюсь доложить, господин унтер-офицер» и так далее… Только время теряем. Называйте меня коротко и ясно: чиф. На вопросы отвечать — да, нет. Ясно?

— Так точно, господин унтер-офицер! — в голос ответили Чекалин с Жамкиным.

Дойников коротко заржал, а Кухарчук вздохнул:

— Рассказывайте, Чекалин…

— Возле Центрального рынка тусуются спекули. Золотишко, алмазы, моржовый клык, молибден… Миллионами ворочают. Там тихо — каждого спекуля собственные гориллы пасут. Напротив цирка, в сквере, собираются книжные толкачи. Тоже тихо. Сделки потом совершаются, а тут у них — плешка, вроде биржи.

Они въехали под путепроводом на Цветной бульвар и притормозили возле концерна «Литературная газета». Среди автомобильного стада у подъезда мерседес патруля не так бросался в глаза.

— Интересно, — сказал Кухарчук, косясь на огромную вывеску «Литературной газеты», — какие книги сейчас идут в ординаре? Давно не интересовался.

— Не могу знать, — сказал Чекалин. — Не до книг, госпо… чиф. Они, заразы, слишком дороги нынче. Так что не знаю.

— Сейчас посоветуемся, — сказал Кухарчук, щелкая на клавиатуре компа. — Так… «Парижские тайны» Эжена Сю, «Графиня де Монсоро» незабвенного Дюма, «Одиссея капитана Блада». Смотрите, ничего не меняется! Я школу кончал, так и тогда за этим же бегали. В прошлом году, перед командировкой в Штаты, такой же расклад был. Вы читали «Одиссею капитана Блада», Чекалин?

— Насчет этого… Блада, чиф. Как раз вспомнил, что в Большом Сухаревском переулке есть подпольный бардак. Вот там весело — травка, поножовщина. Еще возле сортира на Трубе, на площади значит, гомики тусуются. А также — всякие извращенцы.

— Гомики, по-вашему, не извращенцы? — с любопытством спросил Кухарчук.

— Ну… если их за это не сажают… Гомики — это педерасты. А извращенцы — это которые с собаками, например. За такую любовь срок вешают. А раз срок — значит, извращенец.

— У меня сосед тоже извращенец, — доложил Дойников.

— Обязательно на крыше, и обязательно на железной. А их, железных крыш то есть, сейчас в Москве и не найдешь. Так он, верите ли, господа…

— Отставить, Дойников, — незлобиво сказал Кухарчук.

— В спокойной обстановке доскажете. У вас, Чекалин, все?

— Так точно, чиф. Да.

Кухарчук склонился над дисплеем и некоторое время вглядывался в мерцающий зеленоватый экранчик. Потом спросил:

— Добавите что-нибудь, Жамкин?

— В Последнем переулке — две точки самогоноварения, в Печатниковом — одна. Там самогон лучше, но очень дорогой. А вообще, чиф, маршрут дохлый. Блевотина, кровянка, алкаши, сутенеры. Вечером сами увидите. Точно говорит Чекалин — ничего веселого. В кафушке возле «Форума» квартирные бомбилы собирались, мы их гоняли. Теперь всех пересажали.

Кухарчук промолчал, продолжая разглядывать дисплей. Через минуту патрульным стало скучно. Они исподтишка подмигивали друг другу. Тетерников Сергей Сергеевич никогда с компом не советовался, у него на любой маршрут нюх был. От нечего делать патрульные стали рассматривать подъезд «Литературной газеты». Время от времени оттуда выходили господа в невесомых чесучовых костюмчиках, и патрульные каждый раз завистливо косились на эти белые одеяния, в которых, конечно же, так замечательно переносится жара. Господа падали в мощные машины и уматывали по своим делам. Один даже нетерпеливо посигналил Дойникову — подвинься, мол. Самостоятельный… Минуты текли, а Кухарчук все пялился на дисплей, словно надеялся увидеть там указ о присвоении ему звания Героя Отечества.

— Ну, вот, — наконец оторвался он от компа. — теперь у нас полная информация. В Последнем переулке, кроме двух точек самогоноварения, штаб республиканцев. Трехэтажный особняк с черным ходом. На Сухаревской площади, у памятника премьеру Столыпину, часто собираются возрожденцы.

— Это не только наш маршрут, — сказал Чекалин. — Часть Сухаревки и проспект Сергия Радонежского, до Мясницкой, входят в семьдесят третий.

— Будем контачить с семьдесят третьим. Где рандеву с ними? У Рождественки? Поехали. Врубите связь, Дойников…

Британо-ненецкий десант

В кабинете главного редактора «Вестника» царила тихая паника. С минуты на минуту должны были подъехать иностранные гости, а у секретарши перегорела кофеварка. Вот вам и хваленая «Паннония»…

— Надо взять в буфете кофейник побольше, — посоветовал главному первый заместитель Рыбников. — У меня есть польские крекеры. А в биржевом отделе, я слышал, гоняют чаи с китайским вареньем из лепестков лотоса. Сложимся — все дела. Скромно, по-домашнему. Не обжираться ведь люди едут, Виталий Витальевич!