Последний факир России - Михаил Долгополов

Старый музыкант знал множество произведений итальянских и русских композиторов, хорошо играл на арфе. За годы жизни в России он полюбил и выучил также массу русских и украинских народных песен. Лионелли играл и пел их с большой душой. Эти песни открывали ему двери любой деревенской хаты, любого дома в рабочем посёлке. Особенно хорошо подрабатывал Лионелли в зажиточных казачьих станицах на Дону и в хуторах на Украине. Но вот беда — наступал очередной запой, и старый музыкант пропивал всё до последней нитки, оставаясь в жалких лохмотьях. Он плакал, умоляя Митю достать хоть маленький шкалик… Когда запой проходил, итальянец клялся, что это в последний раз, навсегда обещая бросить пить и начать обучать мальчика разным фокусам.

Крестьяне, бывало, недоверчиво встречали оборванцев артистов. Но когда в ловких руках старика пяток куриных яиц на глазах у восхищённых зрителей превращался в цыплят или фокусник «вынимал» из только что испечённого ароматного хлеба настоящие копейки или дарил деревенским красавицам дешёвые бусы, извлекаемые из носа какого-нибудь верзилы, — положение моментально менялось. Артистов наперебой приглашали в богатые избы, кормили и поили, просили остаться до будущего воскресенья и поиграть на арфе во время свадьбы.

Так бродили они из села в село, ездили по железной дороге в пустых товарных вагонах, на ступеньках цистерн, иногда их подвозили крестьяне на подводах. Та радость, которую музыкант доставлял простому люду, и куски хлеба, получаемые за «художественное обслуживание» деревни и рабочих посёлков, удовлетворяли Лионелли и Митю.

В заплечном мешке старик носил удлинённой формы ящичек из тонкой белой жести, запиравшийся на ключ. Он открывал его иногда и, достав две шпаги оцинкованного железа, густо покрытые полудой, тщательно протирал их чистой шерстяной тряпкой. Любуясь блеском шпаг в лучах солнца, Лионелли многозначительно подмигивал своему юному спутнику и ничего не говорил. Тупые, отшлифованные лезвия длиной в шестьдесят и шириной в два сантиметра завершались медной ручкой.

Однажды в тёплый летний день бродячие артисты сделали привал на опушке леса. Усевшись в тени под раскидистым деревом, старик достал из мешка свой заветный ящичек со шпагами. Вынул одну из футляра и приблизив к сердцу, Лионелли торжественно, словно давая клятву, сказал:

— Это будет твой верный кусок хлеба на весь жизнь. Ты сильный мальшик, можешь трудно работать, тренировать горло. Только нишего не бойся. Сначала больно, потом — легко!

Тут же он развернул аккуратно завёрнутые в бумагу длинные гусиные перья. Взяв перо в руки, он приказал Мите пошире открыть рот и стал щекотать ему горло. От прикосновения пера мальчик давился, исходил слюной, пытался вырваться из крепких рук учителя. Но старый шпагоглотатель был настойчив и упорно повторял неприятнейшие процедуры.

— Глюпый, — приговаривал он, — не понимаешь своего счастье… Терпи…

Мучительные тренировки повторялись теперь по пять-шесть раз ежедневно в течение полугода. И лишь после того, как Митя привык к такой процедуре и перестал болезненно реагировать на неё, старик приступил к следующей стадии подготовки. Он вытачивал ножиком узкую деревянную пластинку, густо смазывал её гусиным жиром и осторожно вводил в пищевод мальчика. Затем, опять-таки предварительно пощекотав горло Мити гусиным пером, Лионелли вводил в него уже более широкую пластину, вылепленную из воска и парафина. И только потом, расширив пищевод и приучив его не реагировать на раздражения, старик начал обучать Митю шпагоглотанию.

Вынув шпагу из футляра, Лионелли согревал её, сильно протирая шерстяной тряпкой. Тёплая, она легче заглатывалась, без боли углубляясь по самую ручку. Но это были лишь тренировки, развивавшие определённые навыки для исполнения факирского трюка.

Одна из тренировок едва не закончилась печально для учителя и его ученика. Дело было на Украине, под Александровкой. Наступила щедрая золотая осень, и в этом селе через несколько дней должна была открыться ярмарка. Лионелли заранее сходил в Александровку, чтобы разузнать, нельзя ли получить ему и Мите работу в одном из сооружаемых там балаганов. Выяснилось, что фокусников и шпагоглотателей на ярмарке нет, и хозяева «зрелищных предприятий» буквально уцепились за Лионелли. Выторговав подходящие условия, старик в приподнятом настроении торопился к Мите, чтобы ещё дня три порепетировать с ним и наконец дать ему «дебют» на ярмарке.

В глухом лесу, среди вековых дубов, Лионелли расположился с учеником и начал репетицию. Митя послушно раскрывал рот, и старик засовывал ему шпагу. Эту операцию он проводил много раз и наконец предложил мальчику отдохнуть, чтобы через часок-другой продолжить репетиции. После перерыва занятия возобновились. Учитель и ученик не подозревали, что пастух и подпасок, отойдя от стада коров, потихоньку спрятались за деревьями и с ужасом наблюдали, как «разбойник закалывает мальчишку».

Здоровенный мужик отправил подпаска в деревню за подмогой, а сам, выбежав на лужайку, вырвал у фокусника шпагу и, размахивая ею, приказал ему сесть под дерево и не двигаться. Сопротивление было бессмысленно. Вскоре появилась толпа крестьян, вооружённая вилами и дубинами.

— Режут, убивают мальчишку! Сам видел, как этот изверг протыкал его! — вопил пастух, подзадоривая толпу.

— А может, это конокрады? — высказал предположение старый крестьянин.

— Что ты! Видно, бродячие комедианты. Вон и музыка с ними, — указывая на арфу, пастух отвёл страшное для бродяг обвинение.

— Комедианты, комедианты! — услышав знакомое слово, стал оправдываться Лионелли, закрывая лицо и голову от сыпавшихся на него ударов.

Итальянец едва держался на ногах. Упади он на землю его бы затоптали, забили до смерти. И тут за него вступился седой как лунь старик.

— Отведём их к уряднику. Пусть разберётся! — решили крестьяне.

Лионелли связали руки, а Митю пустили вперёд, предупредив, чтобы он не вздумал убегать. Кто-то из крестьян подхватил на плечи арфу, и артисты, сопровождаемые ватагой мужиков и мальчишек, были доставлены к уряднику. Перебивая друг друга, мужики стали рассказывать ему, как старый чёрт чуть не зарезал мальчонку.

Полицейский страж строго допросил Лионелли. Выдав Митю за своего сына, артист, чтобы наглядно доказать, как обстояло дело, предложил показать свой трюк. Толпа гудела от негодования: кто-то уже пустил слух, что мальчишка зарезан.

Урядник согласился и приказал развязать руки итальянцу. К этому времени у дома полицейского собралась огромная толпа, крестьяне не могли успокоиться.

Чтобы все зрители лучше видели, как мальчик будет глотать шпагу, Лионелли с разрешения урядника позвал Митю на крыльцо. На этой импровизированной сценической площадке и состоялось первое публичное выступление Мити. Итальянец достал из футляра шпагу и передал уряднику. Тот внимательно осмотрел её — не складывается ли она, зачем-то проверил на зуб. Одобрительно покачивая головой, вернул шпагу артисту. Вынув из кармана шерстяную тряпку, Лионелли тщательно протёр клинок, чтобы получше согреть его.

— Не волнуйся, мой мальшик, — шепнул он Мите. — Спокойно работай! Иначе нам будет очень плохо…

Сознавая всю ответственность своего выступления перед возбуждённой толпой, паренёк пошире раскрыл рот, Лионелли привычным театральным жестом, показав шпагу толпе, легко всунул её в горло мальчику по самую рукоятку. Урядник и крестьяне ахнули, застыв от удивления. Вытащив шпагу, Лионелли снова показал её «почтеннейшей публике» и стал раскланиваться вместе с мальчиком.

Зрители стояли в молчании. Никогда они не видели подобного зрелища и просто не знали, как на него реагировать. Тогда старый итальянец, чтобы закрепить эффект, произведённый этим трюком, вытерев шпагу, снова засунул её в горло Мити.

— Ваше превосходительство, — почтительно произнёс Лионелли, вытащив шпагу и обратившись к уряднику, — это трюк старого факира. А теперь его делает мой сын Митенька. Зачем мне его резать?

Урядник рассмеялся. Стали смеяться и крестьяне, пришедшие в себя после необычного представления. Итальянец попросил передать ему арфу, уселся на скамейке и, взяв инструмент, провёл пальцами по струнам. Полилась чудесная мелодия. Исполнив несколько произведений, Лионелли встал и с достоинством объявил:

— Концерт окончен!

— Эх вы! Дурни! — закричал урядник на мужиков. — Да это же артисты! Кого привели? Милости просим ко мне отобедать, — любезно пригласил он Лионелли и Митю к себе в дом.

После сытного обеда артистов уложили спать. На другой день, обласканные, с полными сумками различной снеди, они простились с урядником и отправились в Александровку. Надо было торопиться к открытию ярмарки.

Лионелли подрядился показывать фокусы в самом большом балагане. Оберегая мальчика, ещё только-только начавшего овладевать искусством шпагоглотания, итальянец разрешал ему исполнять этот трюк не больше трёх-четырёх раз в день. Сам же он, дорвавшись до хорошо оплачиваемой работы, выступал по десять и по пятнадцать раз в день — столько, сколько требовали условия «ангажемента», заключённого с хозяином балагана.