Китайский жадеит - Рэймонд Чандлер

Спиной я почувствовал легкие пальцы, затем твердое дуло пистолета. Полузабытый голос произнес:

– Потерпи, дорогой, сейчас будет немножко больно.

Я услышал глупое хихиканье, свистящий взмах, и вслед за этим у меня в голове вспыхнула слепящая белая молния. Я рухнул на баррикаду, вцепился в нее и заорал. Правой рукой я тщетно пытался найти левую подмышку.

Во второй раз свистящего звука я не расслышал. Я только увидел, как белая молния становится все ярче и растет, и вот уже на стене не осталось ничего, кроме жесткого, причиняющего адскую боль белого света. Потом белизна сменилась чернотой, в которой, извиваясь как микроб под микроскопом, мелькало что-то красное. Потом исчезло и оно, оставив лишь тьму и пустоту и ощущение свободного падения куда-то.

Очнувшись, я сквозь какую-то ватную пелену долго глядел на далекую звезду и слушал разговор двух гномов, сидевших в большой черной шляпе:

– Лу Лид.

– Что это такое?

– Лу Лид.

– Кто такой Лу Лид?

– Черномазый гангстер! Ты его однажды мельком видел в мэрии, там его допрашивали с пристрастием.

– А... да... Лу Лид.

Я перевернулся и, вцепившись пальцами в землю, с трудом поднялся на одно колено. Вокруг никого не было, так что я не стеснялся громко стонать. Приходя в себя, я вслух разговаривал сам с собой. Упираясь ладонями в землю, я нашел положение равновесия и прислушался: ни звука. Я тихонько поднял руки – к коже прилипли сухие колючки и густой липкий сок пурпурного шалфея, из которого дикие пчелы получают так много меду.

Мед такой сладкий. Слишком, слишком сладкий, и слишком тяжел для желудка. Меня стошнило.

Время шло, и я потихоньку собирал свой распавшийся на части организм. Ничего, кроме звона в собственных ушах, я по-прежнему не слышал. Очень осторожно, как дряхлый старик вылезает из горячей ванны, я поднялся на ноги. Ноги мои до щиколоток были как деревянные, а выше – как резиновые. Покачнувшись и преодолевая тошноту, я вытер со лба холодный пот и пощупал затылок. Он был мягкий и сочный, как помятый спелый персик. Когда я до него дотронулся, боль прострелила меня насквозь – до коленок. Я свежо и реально ощутил сумму всей боли, какую испытывал в своей жизни, начиная с того раза, когда мне впервые, в первом классе начальной школы, дали коленкой под зад.

Наконец, глаза мои достаточно прояснились, чтобы различить очертания поросшей по краям кустарником неглубокой котловины и едва заметную в свете заходящего месяца полоску взбегавшей наверх грунтовой дороги. Потом я заметил машину. Она стояла совсем рядом, в каких-нибудь двадцати футах от меня. Это была машина Линдли Пола, с потушенными фарами. Я заковылял к ней, инстинктивно сунув руку за пистолетом под мышку. Разумеется, его там не было. Этот парень, чей голос с подвываниями кого-то мне напоминал, должен был об этом позаботиться. Но авторучка-фонарик оказалась на месте. Я выудил ее из кармана, открыл заднюю дверцу машины и посветил внутрь.

Там не оказалось ничего: ни крови, ни разорванной обивки, ни трещин на стекле, ни осколков, ни трупов. Одним словом, на поле боя похоже не было. Машина была просто пуста. Ключи висели на приборном щитке. Ее пригнали сюда вниз и бросили. Я направил тоненький луч своего фонарика на землю и, водя им из стороны в сторону, потихоньку двинулся вокруг машины. Я должен был найти его. Он не мог не быть где-то рядом, раз машина была здесь.

Вдруг в холодной тишине над краем котловины послышалось урчание мотора. Мой фонарик погас, и тут же над косматым кустарником вспыхнули другие огни – две яркие фары дальнего света. Я упал на землю и быстро заполз за капот автомобиля.

Свет фар скользнул по грунтовой дороге в котловину и стал ярче. Теперь мне был хорошо слышен глуховатый стук маленького мотора.

На полдороге вниз машина остановилась. Звякнула подвижная фара у ветрового стекла, луч света от нее описал дугу, опустился и замер, освещая что-то, чего мне не было видно. Снова звякнула фара, и маленький автомобиль медленно покатился дальше вниз, в котловину.

Проехав немного по дну котловины, машина слегка повернула, так что черный корпус автомобиля Линдли Пола заблестел под светом фар. Я закусил верхнюю губу и не замечал этого до тех пор, пока не ощутил вкуса крови.

Машина еще раз повернула, и внезапно фары потухли. Заглох и мотор. Ночь вдруг снова стала огромной, черной, пустой и безмолвной. Нигде ничего – ни звука, ни движения, только цикады и древесные лягушки, которые не умолкали ни на минуту, но я их не слышал. Потом лязгнула защелка дверцы, по земле прошелестели легкие, быстрые шаги, и поток света, словно меч, отсек мою голову от темной массы автомобиля.

И тут раздался смех. Девичий смех – звонкий, тугой, как струна мандолины. А белая полоса света перескочила под машину – на мои ноги.

Девичий голос резко произнес:

– Эй, вы. Выходите-ка оттуда! Все, что в руках, – бросить к чертям поганым, и руки вверх! Вы у меня на мушке.

Я не пошевелился.

Звонкий голос снова вонзился мне в уши:

– Слушайте, мистер, для ваших стройных ног у меня тут три раза по девять грамм, а если не поможет, то еще семь – для вашего брюха, и запасные обоймы – а перезаряжаю я быстро – опомниться не успеете. Выходите, нет?

– Брось игрушку! – заревел я на нее. – Или я сейчас вышибу ее у тебя из рук.

Голос мой звучал как чужой – какой-то незнакомый мне хриплый бас.

– О, какой темпераментный джентльмен! – ее голос на мгновение дрогнул, но тотчас зазвенел по-прежнему твердо. – Ну, выходите? Считаю до трех. Смотрите, какое я вам даю преимущество – у вас есть двенадцать толстых больших цилиндров, чтобы спрятаться, – а может, в ней все шестнадцать? Правда, ноги спрятать некуда, и им будет больно. Поврежденную щиколотку люди, случается, лечат годами и не всегда успешно...

Я выпрямился и взглянул прямо в ее фонарь.

– Угу. Я тоже слишком много разговариваю, когда трушу, – сказал я.

– Не двигаться! Не двигаться больше ни шагу! Вы кто?

– Говенный сыщик – то бишь, для вас – никуда не годный частный детектив. Но вам какая разница?

Я двинулся к ней вокруг машины. Она не выстрелила. В шести футах от нее я остановился.

– Стойте! Не подходите! – яростно выпалила она после того, как я остановился.

– Ну разумеется. А что это вы там разглядывали на спуске вашей вращающейся фарой?

– Там человек.

– Раненый?

– Боюсь, что мертвый, – ответила она просто. – Да вы сами, похоже, полумертвый.

– Меня стукнули по голове, – объяснил я. – После этого у меня всегда синяки под глазами.

– Милый юмор, – сказала она. – Как у служителя в морге.

– Давайте-ка взглянем на него, – грубовато перебил я. – Можете идти за мной с вашим пугачом, если с ним вы чувствуете себя увереннее.

– Я и так чувствую себя уверенно как никогда, – сердито огрызнулась она и повернулась ко мне спиной.

Я обошел маленькую машину, на которой она приехала. Обыкновенный автомобильчик, чистенький, ухоженный, блестевший в слабом отсвете заходящего месяца. За спиной я услышал ее шаги, но не обратил на них никакого внимания. Поднявшись примерно до середины склона, я в нескольких футах от дороги заметил человеческую ногу.

Я посветил лежащему фонариком прямо в лицо, то же самое сделала и девушка, и я увидел его всего. Он лежал под кустом, распластавшись на спине, в той самой позе – «мешок тряпок», – которая не оставляет сомнений, означая всегда одно и то же.

Девушка молчала, держась поодаль от меня и тяжело дыша. Но фонарь она держала твердо, как закаленный ветеран отдела по расследованию убийств.

Одна рука покойника была отброшена в сторону и так и застыла со скрюченными пальцами в каком-то хватательном жесте. Другая лежала под спиной, а пальто было перекручено так, словно труп сбросили сверху, и он катился до этого куста по склону. Густые белокурые волосы слиплись от глянцевито черневшей под луной, как сапожная вакса, крови, и на лице тоже была, смешанная с грязью и серой пылью, кровь. Шляпы его я не видел.

И вот тут-то я чудом избежал своей пули. До самого последнего мгновения я и не вспоминал о лежащем у меня в кармане свертке с деньгами. А теперь эта мысль внезапно пронеслась у меня в мозгу и прямо-таки ударила меня по лбу, так что я, не раздумывая, быстро сунул руку в карман. Со стороны это должно было выглядеть именно так, как выглядит быстрый рывок руки за пистолетом.

В кармане было пусто. Я вытащил руку и оглянулся на девушку.

– Мистер, – с трудом выдохнула она, – если бы я не составила себе мнения о вашей физиономии...

– У меня в кармане было десять кусков, – сказал я. – Деньги вот этого типа. Я должен был расплатиться вместо него. Выкуп. Я только сейчас вспомнил про эти десять тысяч. У вас самая восхитительная нервная система, какая только может быть у женщины. Я не убивал его.

– Я и не думала, что вы его убили, – сказала она. – Кто-то должен был здорово его ненавидеть, чтобы так размозжить ему голову – почти пополам.