Абсолютная Энциклопедия. Том 1 - Гордон Диксон

— Похоже, вы не очень-то жалуете Иных, таких как я? — сказал он. — Но времена ведь изменяются, а, командант?

— Причем в худшую сторону, — проговорил дорсаец.

— Увы, это правда, — вздохнул Аренс. — А вам никогда не приходило в голову, что мальчик тоже может быть одним из нас, Иных? Нет? Ладно, не хотите о мальчике, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Держу пари, что у вас другие поэтические пристрастия. Возьмем, например, «Королевские идиллии» Теннисона[2] — о людях и о войнах.

— Вот это мне знакомо, — сказал дорсаец, — неплохая вещь.

— Тогда вы должны помнить, что говорит Король Артур о том, как меняются времена. Король Артур и сэр Бедивер в конце концов остаются одни, и сэр Бедивир спрашивает короля, что будет теперь, когда Круглого Стола не станет, а сам Артур отправится в Авалон[3]. Вы помните, что ответил Артур?

— Нет, — покачал головой Малахия.

— Он отвечает, — и тут Аренс начал громко декламировать:

— Сменяется порядок старый новым...И Господу приходится следить, чтоб ни один обычай добрый...

Аренс замолк и посмотрел на старого солдата, чтобы убедиться в произведенном впечатлении.

— Не испортил мир, — вмешался вдруг скрипучий торжествующий голос.

Они обернулись, все одновременно. Авдий, третий из учителей Хэла Мэйна, вышел через окно на террасу и стал между ними. За его спиной стоял, подняв пистолет, пятый спутник Аренса.

— Вы забыли закончить цитату, — упрекнул Авдий Аренса. — И это так похоже на вас, Иной Человек. Для Бога вы — не более чем струйка дыма. И ваша судьба тоже в руцех Господних — вот так!

Неожиданно для охранника Авдий сделал еще шаг вперед и с последними словами щелкнул своими костлявыми пальцами под самым носом Аренса.

Аренс рассмеялся, но вдруг выражение его лица резко изменилось.

— Охрана! — крикнул он.

Будто невидимая молния, по террасе пронеслась волна напряжения. Через мгновение после того, как Авдий щелкнул пальцами, трое из четырех охранников переключили свое внимание с Уолтера и Малахии на Авдия, наведя на него пистолеты. И лишь один продолжал держать под прицелом Малахию. Теперь же, подстегнутые окриком Аренса, словно ударом хлыста, оплошавшие и почти впавшие в панику охранники снова взяли под контроль свои прежние цели.

— О... какие вы дурачки, маленькие дурачки! — мягко сказал Аренс. — Смотрите!

Они виновато взглянули на него, как нашкодившие щенки.

— Этот уроженец Мары, — Аренс показал на Уолтера, — совершенно безобиден. Экзоты в принципе отрицают любое насилие — любое! Вот на фанатика пистолет навести стоит. А вот этот старик?

Он показал на застывшего, как изваяние, Малахию.

— Я бы не рискнул закрыть одного из вас — даже вооруженного — с ним, невооруженным, в темной комнате, если бы хотел снова увидеть этого человека живым.

Он замолк. Охранники продолжали стоять, подобострастно глядя на него.

— Вы трое следите за командантом, — наконец тихо заговорил он снова. — А остальные двое пусть присмотрят за нашим религиозным другом. Ну а я уж как-нибудь постараюсь справиться с экзотом. — Он улыбнулся, пытаясь снять напряжение.

Пистолеты нацелились в указанных направлениях, оставив Уолтера без надзора.

На мгновение он ощутил, как его захлестнуло чувство, похожее на стыд. Но великолепно отлаженная машина сознания, о которой упоминал Аренс, пришла в действие, и волна иррациональных эмоций, на миг охватившая его, отхлынула, снова уступая место потоку мыслей. Аренс повернулся к Авдию.

— У меня такое впечатление, что вы вообще не особенно любезный человек.

Авдий стоял перед Аренсом, невозмутимый и бесстрашный, и молча смотрел ему прямо в глаза. Фанатик борьбы против фанатизма, вероотступник, отвергнувший повальную и неистовую религиозность породившей его Осколочной Культуры, этот квакер, почти не уступавший в росте Аренсу, во всем остальном был его полной противоположностью.

Сейчас Авдий отчетливо сознавал, что мальчика, которого он учил и воспитывал, ему необходимо защитить любой ценой, даже ценой собственной жизни. Глядя на квакера, Уолтер, проживший с ним бок о бок четырнадцать лет, понял, что тот прекрасно разобрался в обстановке и готов на все. Авдий же воспринимал этот последний момент своего бытия не с безразличием воина-профессионала, как Малахия, и не с философским стоицизмом, как Уолтер, а с каким-то неистовым, мрачным и пылким восторгом.

Сурового на вид, с резкими, угловатыми чертами лица, худого как щепка, подчинившего жизнь строгой самодисциплине, Авдия в его восемьдесят четыре года можно было уподобить этакому тощему и жилистому, обтянутому серовато-черной кожей светильнику. Светильнику, в котором пылала всепоглощающая внутренняя вера в Бога, такого, каким он его себе представлял, Бога, чья доброта и милосердие делали его полной противоположностью мрачному и мстительному Господу, почитаемому его родной культурой, а заодно противоположностью и самому Авдию. Равнодушный к насмешкам Аренса так же, как и к остальным, не имеющим в данный момент никакого значения вещам, Авдий продолжал неподвижно стоять, скрестив руки на груди и не опуская глаз.

— Горе вам, — тихо и торжественно заговорил квакер, — вам, Иной Человек, и всей вашей породе!

Глядя в эти глубоко посаженные глаза, горящие на темном, костлявом лице, Аренс на мгновение нахмурился. Он с трудом отвел взгляд от Авдия и вопросительно посмотрел на охранника, стоящего за спиной квакера.

— Где мальчик? — спросил Аренс.

— Мы искали... — Это было сказано почти шепотом. — Он где-то... где-то здесь неподалеку.

Аренс резко повернулся и по очереди пристально посмотрел на Малахию и Уолтера.

— Если он уходит куда-то, то кто-нибудь из вас наверняка знает куда!

— Нет. Он... — Уолтер заколебался. — Может быть, он пошел погулять или взобрался на горку...

Уолтер видел, что Аренс концентрирует на нем взгляд своих пронзительных карих глаз. Ему показалось, что зрачки этих глаз вдруг стали расширяться и набухать, что они сейчас заполнят собой все окружающее пространство. И снова в его памяти всплыли величественная осанка и волнующее воздействие незнакомого голоса.

— Это просто глупо, — тихо заметил Уолтер, не предпринимая никаких усилий, чтобы освободиться от властного взгляда Аренса. — Гипнотическое подавление в любой форме требует хотя бы, неосознанного сотрудничества субъекта гипноза.

Зрачки Аренса снова стали нормальными. Но теперь он больше не улыбался.

— Кажется, вы от меня что-то... — начал он. Но Уолтер уже осознал тот факт, что пришло время действовать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});