Слишком - Юлия Остапенко

– Ты бредишь иллюзиями, – говорила она. – Фантазиями о том, что могло бы быть. Я тоже, но я хоть не плачу за это каторжным трудом.

– Ты ничего не понимаешь, – бормотал он, а она настаивала:

– Обещай, что уйдёшь. Обещай.

Он обещал. Но так и не сдержал слова. Собирался, всерьёз собирался, даже записался на приём к Главному Распорядителю, хотел подать заявление об уходе… Но всё думал и думал о другом себе, который где-то там наслаждается лёгким, безоблачным бытиём. И вдруг его лишат всего. Денег, карьеры, успеха у женщин… Гордости и достоинства. «И что будет с ним тогда? Что со мной будет тогда?». Он ворочался по утрам, пытаясь отогнать эти мысли, проваливался в беспокойный сон, где видел сияние разноцветных огней и чувствовал удушливый запах пиротехники, слышал грохот динамиков и собственный хрипловатый голос, отдающий далёким гулом в барабанных перепонках.

И он не мог уйти. Не мог отобрать всё это у себя.

Со временем Алиса это поняла.

Иногда ему казалось, что его судьбой руководит некий злой гений…. трам-пам-пам. Или бла-бла-бла, как говорят американосы. Хей, йо. What the fuck is going on. Какой мудак писал этот текст?

И снова грёбаный стук в эту грёбаную дверь. Этот стук, мать вашу, шум, грохот, ненавижу, да хватит уже колотить, я и так уже почти сдурел от этого грохота! От всего этого грохота!

– На х…! – уверенно заорал он, пытаясь удержать листки с партитурой в дрожащий руках. – Щас я выйду, мать вашу! Щас только приведу себя в ФОРМУ!

– Родя, это я. Открой, пожалуйста.

Листки посыпались на пол.

Он никогда этого не хотел.

– Как рука? Болит?

Родион вздрогнул, отвёл взгляд от злой бабы на обложке «Современной работницы», уставился на свою руку. Бинт немного сполз, пальцы начинала точить далёкая тупая боль.

– Неа, – сказал он и неловко поправил повязку левой рукой. Алиса обогнула стол, присела на корточки, вздохнула.

– Дай я…

Пока она возилась с бинтом, Родион рассматривал пробор в её волосах. Белый-белый на фоне отросших тёмных корней, немного сальных, хотя она вроде бы не так давно мыла голову. У Алисы жирные волосы, хотя она предпочитает называть их «проблемными», и ей нужен какой-то особенный шампунь, на который у них, само собой, нет денег. Родион снова почувствовал мимолётный укол вины и тут же разозлился на себя. Сама виновата. Пошла бы с ним на Фабрику, как он звал. Там у неё был бы какой угодно шампунь. И косметика, и одежда, и красивая мебель… И даже большой белый рояль. С позолоченными педалями и фигурным пюпитром для нот. Её тайная мечта.

– Ты никогда не думал, что можешь потерять работоспособность? – алисин голос звучал ровно, но Родион слышал в нём затаенный страх. – На вашей Фабрике ведь не выдают пособий по инвалидности. И что тогда? – она перевернула его забинтованную руку ладонью вверх и уставилась на кончик бинта, выглядывающий из-под повязки.

– Да ничего такого не будет. Это всё не так страшно, как ты думаешь.

– Чем ты там занимаешься? – она понизила голос до шёпота, всё так же сидя на корточках у его ног и держа его руку в своей. Глаза у неё были как будто заплаканные. – Чем ты там всё время занимаешься?

– Это промышленная тайна, – неловко пошутил Родион. С каждым разом придумывать новые шутки было всё сложнее и сложнее.

Алиса закусила губу, поднялась. Стала собирать грязную посуду, гремя чашками о раковину. Родион видел, что она сердится, но молчал. Всё, что мог, он уже давно ей сказал.

Он взял журнал, тупо полистал, разглядывая плечистых широкоскулых женщин, рекламирующих хозяйственное мыло и новейшие противозачаточные средства. Ребёнка они так и не завели. И, наверное, уже не соберутся – обоим за тридцать. Он-то ничего, но Алисе просто поздно рожать, к тому же она такая слабенькая. – может и не выдержать. Хотя, наверное, оно и к лучшему – они и вдвоём-то едва вытягивают.

«Попросить ребёнка, что ли? Там», – мелькнула вдруг мысль. А что? Ему бы хотелось почувствовать себя отцом. Может, потом увидеть своего сына во сне. Это было бы… интересно.

– Сыграй мне на пианино, – попросил он.

– Эли-ис! – протянул он. – Ну а мы с такими рожами возьмём да и припрё-ёмся к Элис!

– Родя, выйди, пожалуйста. Там публика ждёт.

– Пошли они…

– Так нельзя. Ты же подводишь всех. Можешь представить, какая будет неустойка, если ты сорвёшь концерт?

– По хрен. Ты мне одолжишь. Немножко. Впервой, что ль?

Она как будто заколебалась, потом покачала головой.

– Родя, я… Я не смогу больше.

– А?

– Я уезжаю. В Рим. Мне предложили контракт… «L`Oreal». Они Клаудию Шиффер раскручивали. Я… такого шанса может никогда больше не представиться. Я попрощаться… пришла…

– Ну и иди, – сказал он.

Она закусила губу. Покачнулась, будто вот-вот упадёт. Вдруг развернулась к синтезатору, оставленному этим пацаном одноглазым, как его… Заправила белокурую прядку за ухо, взяла несколько аккордов, чисто и светло.

– А я и не знал, что ты играешь. Пойдёшь ко мне клавишницей? Плачу натурой.

Белокурая прядка выбилась из-за уха, скользнула по щеке.

Алиса снова вздрогнула. Чёрт, да поставь ты уже эту джезву, с внезапной злостью подумал Родион. Ухватилась, блин, как за белый флаг.

– Я не помню ничего, – помолчав, ответила Алиса. Сзади её волосы, большей частью светло-жёлтые, выглядели очень даже неплохо. Если б не тёмные корни, совсем хорошо было бы.

– Ну, так уж совсем и ничего. Что-то должна помнить.

– Да не помню я.

– Ладно, кончай ломаться.

– Да ну…

Она поупиралась ещё немного, потом сдалась. Вытерла руки о фартук и пошла в комнату. Родион остался на кухне – рассматривать эту бабу на обложке и мечтать об Алисе-манекенщице.

Из комнаты донёсся один нестройный аккорд, потом другой.

– Оно такое раздолбанное! – громко пожаловалась Алиса.

– Давай-давай! – крикнул Родион в ответ. – Всё равно у меня слуха нет.

Она опять взяла аккорд, ещё один. Потом заиграла какую-то мелодию – медленную и очень грустную. Что-то громко звенело каждый раз, когда Алиса нажимала на педаль, и это ужасно мешало. Родион послушал немного, потом снова стал листать журнал. Педаль звенела и звенела, громко так, противно. У Родиона начала болеть голова.

Алиса вдруг сбилась, после паузы попыталась продолжить, снова сбилась. Музыка смолкла, Родион облегчённо вздохнул. Он услышал, как захлопнулась крышка пианино, и положил журнал обратно на стол. Алиса вошла, виновато улыбаясь.

– Я ж говорила, не помню.

– Очень красиво, – сдержанно похвалил он и протянул к ней руки.

Любовью они занялись прямо на кухне – Родиону почему-то не хотелось идти в спальню, видеть сейчас это пианино… Алиса не спорила. Когда они закончили, было уже без пятнадцати восемь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});