Там, где начинается синева - Кристофер Морлей

было нужно, чтобы встряхнуться.

Занятый этими мыслями, он не заметил иронического свиста, доносившегося с пруда. Он с радостным удовлетворением вдыхал ночной воздух. – Во всяком случае, завтра будет прекрасный день, – сказал он.

На следующий день пошел дождь. Но Гиссинг был слишком занят, чтобы думать о погоде. Каждый час или около того в течение ночи он уходил в комнату, чтобы внимательно прислушиваться к дыханию щенков, натягивать на них одеяло и щупать их носы. Ему показалось, что они слегка вспотели, и он испугался, как бы они не простудились. Его утренний сон (у него всегда была приятная привычка немного задерживаться в постели) был прерван около семи часов оживленным шумом в коридоре. Щенки проснулись, полностью восстановились, и, хотя они были слишком молоды, чтобы объяснить свои желания, они явно ожидали некоторого внимания. Он дал им пару старых тапочек, чтобы поиграть, и отправился в свой туалет.

Купая их после завтрака, он попытался заручиться энтузиазмом Фудзи.

– Ты когда-нибудь видел таких жирных негодяев? – Сказал он. – Интересно, не следует ли нам подстричь им хвосты? Как розовы их животы, и как розовы и восхитительны подушечки между пальцами! Ты подержи этих двоих, пока я вытру этого. Нет, не так! Держи их так, чтобы поддерживать их позвоночники. Спина щенка очень нежная: лишняя осторожность не повредит. Нам придется действовать в грубой форме, пока не появится книга доктора Холта. После этого мы будем все знать.

Фудзи, казалось, не очень заинтересовался. Вскоре, несмотря на дождь, его отправили в деревенский универмаг, чтобы он выбрал три маленькие кроватки и множество английских булавок. – Идея в том, чтобы было побольше английских булавок, – сказал Гиссинг. – С достаточным количеством английских булавок под рукой детьми легко управлять.

Как только щенков вынесли на крыльцо, на солнышко, для утреннего сна, он позвонил в местную газетную лавку.

– Я хочу, – сказал он, – чтобы вы как можно скорее пришли с хорошими образцами обоев для детской. Живой рисунок Матушки гусыни подошел бы очень хорошо.

Он уже решил превратить комнату для гостей в детскую. Он позвонил плотнику, чтобы тот сделал ворота для верхней части лестницы. Он был так занят, что даже не успел подумать о своей трубке или утренней газете. Наконец, как раз перед обедом, он сделал передышку. Он сел в кабинете, чтобы дать отдых ногам, и посмотрел "Таймс". Его не было на обычном месте на столе для чтения. В этот момент щенки проснулись, и он выбежал им навстречу. Он бы расстроился, если бы узнал, что Фудзи в этот момент держит газету на кухне и изучает колонки "НУЖНА ПОМОЩЬ".

Большой интерес в округе вызвал приезд племянников Гиссинга, как он их называл. Несколько дам, которые до сих пор не обращали на него внимания, позвонили в его отсутствие и оставили свои карточки. Это подразумевало (он предполагал, хотя и не был сведущ в таких тонкостях общества), что существует некая миссис Гиссинг, и он был раздражен, так как был уверен, что они знали, что он холостяк. Но дети были для него источником только гордости. Они росли с поразительной быстротой, ели свою пищу без уговоров, редко плакали по ночам и доставляли ему много удовольствия своими наивными манерами. Он был слишком занят, чтобы заниматься самоанализом. Действительно, его благоустроенный дом сильно отличался от прежнего. Аккуратная лужайка, несмотря на его усердные усилия, была постоянно завалена игрушками. Из чистого озорства подростки залезли в его гардероб и отгрызли фалды его вечернего фрака. Но он чувствовал удовлетворяющее достоинство и счастье в своем новом статусе главы семьи.

Больше всего его беспокоил страх, что Фудзи пожалуется на это внезапное дополнение к его обязанностям. Лицо дворецкого было довольно загадочным, особенно во время еды, когда Гиссинг сидел за обеденным столом в окружении трех щенков на высоких стульях, с тарелками молока и сливового сока, щедро летевшего во все стороны, когда дети возились с ложками. Фудзи устроил под стульями ряд шпигатов, сделанных из клеенки, но, несмотря на это, ковер в столовой после еды выглядел так же, как, должно быть, выглядело пустынное место после кормления толпы. Фудзи, который был задумчив, вспомнил о пяти хлебах и двух рыбах, которые произвели двенадцать корзин остатков. Пылесос забился от избытка крошек.

Гиссинг видел, что это будет гонка между сердцем и головой. Если сердце Фудзи запутается (то есть, если невинные прелести детей заденут его чувства, прежде чем разум убедит его, что ситуация сейчас слишком тяжелая), есть некоторая надежда. Он попытался облегчить проблему также мысленным внушением.

– Это действительно замечательно, – сказал он Фудзи, – что дети доставляют друг другу так мало хлопот, – произнося это замечание, он лихорадочно метался туда-сюда между ванной и детской, пытаясь уложить одного в постель, а другого раздеть, в то время как третий взбивал в ванной в мыльную пену. Фудзи дал свой обычный ответ, – очень хорошо, сэр. Но есть опасение, что он слукавил, потому что на следующий день, а это было воскресенье, он сделал заявление. Обычно это происходит в воскресенье, потому что в этот день газеты публикуют больше объявлений о работе, чем в любой другой.

– Простите, сэр, – сказал он, – но когда я занял это место, ничего не было сказано о трех детях.

Это было неразумно со стороны Фудзи. Очень редко бывает, чтобы все было объяснено заранее. Когда Адама и Еву поместили в Эдемский сад, о змее ничего не было сказано.

Однако Гиссинг не считал нужным умолять слугу остаться. Он предложил повысить зарплату Фудзи, но дворецкий все еще был полон решимости уйти.

– У меня очень тонкий нюх, – сказал он. – Я действительно не выношу … ну, аромат, который источают эти трое детей, когда они принимают теплую ванну.

– Что за чушь! – Воскликнул Гиссинг. – Запах мокрых, здоровых щенков? Нет ничего более приятного. Ты хладнокровен. Я не верю, что ты не любишь щенков. Подумай об их крохотных черных носах. Подумай, насколько розовой является маленькая расщелина между их пальцами и основной подушкой их ног. Уши у них как шелк. Внутри их верхних челюстей находятся параллельные черные гребни, наиболее примечательные. Я никогда раньше не понимал, как красиво и тщательно мы сделаны. Я удивлен, что ты так равнодушен к таким вещам.

В глазах Фудзи стояли слезы, но в конце недели он ушел.

Глава 3

Одинокая тропинка недалеко от дома тянулась через поля. Она лежала среди высокой травы и увядших ломких стеблей золотарника прошлой осени, и здесь Гиссинг бродил в зеленой тишине сумерек, после того как