Не уходи - Виктория Горкушенко

с ее щеки.

Я протянул руку и смахнул влагу.

– Кто это сделал? – повторил я более мягко, хотя ярость все еще кипела во мне.

Диана подняла на меня взгляд.

– Мой отец, – прошептала она.

Твою мать.

– Ди, нужно что-то с этим делать. Мама знает? Надо это прекратить.

– Остановись, ты обещал никому не говорить, – она протянула руки и сжала мои бицепсы. – Мама знает, она тоже не гнушается рукоприкладством. Если хоть кто-то из взрослых прознает, меня отправят в детдом! Ты должен молчать, умоляю.

Я смотрел в ее огромные зеленые глаза и пытался придумать, что сделать, чтобы это прекратить.

– Я хочу поговорить с твоими родителями.

– Нет, это исключено, – категорично ответила она. – Ты просто забудешь о том, что видел. Я окончу школу и вырвусь из-под их гнета. Конец истории.

– И еще 2 года терпеть побои? Это твой выбор?

– У меня нет выбора, Саш.

Ее обреченный голос разбил мне сердце. Я знал ее всего сутки, но она уже глубоко проникла мне под кожу.

Я нежно обнял и прижал ее голову к своей груди.

– Мы что-нибудь придумаем, мелкая, обещаю.

– Не называй меня так. Это бесит, – глухо сказала она в мою грудь.

Я усмехнулся.

– Ну, ты ведь совсем маленькая, как мне еще тебя называть?

– По имени.

– Буду называть тебя малышка, – я уткнулся носом в ее макушку и почувствовал запах сигаретного дыма. – У тебя ведь нет аллергии на табак?

– Нет, – выдохнула она. – Просто ненавижу этот запах. Казалось бы, что он уже должен был въесться в мои ноздри и поры, но нет, я все еще реагирую, если чувствую его. Кстати, – она сделала глубокий вдох в мою кофту, – от тебя пахнет порошком и жвачкой, но не сигаретами.

– Да. Я же обещал бросить курить, вот и держусь.

Она выпуталась из моих объятий.

– Это похвально. Спасибо за поддержку, но на этом мы закончим наш сентиментальный момент. Извини, что разрыдалась.

– Никогда не извиняйся за свои слезы. Скажи… – я осекся, – твой отец, он… ну, он только бьет тебя или… – я не знал, как можно закончить это предложение так, чтобы это было аккуратно и корректно.

Диана поняла, о чем я.

– Только бьет. И тебе действительно нужно забыть об этом.

– Да как я могу об этом забыть?! – снова взорвался я. – У тебя такие синяки и это только то, что я увидел, а что там, – я указал на ее тело, – остается страшной загадкой. Твою мать, ты такая крошечная, что он может убить тебя одним ударом в какой-то момент.

– Тс-с, – шикнула она, оглядываясь по сторонам, – незачем так орать. Со мной все будет в порядке. Я живу с этим почти все свою жизнь, проживу и еще.

– Меня, блять, поражает с каким спокойствием ты это заявляешь. Сегодня после школы я иду с тобой и разговариваю с твоей семьей.

– НЕТ! – яростно выплюнула она. – Оставь меня в покое. Ты мне не нянька. Если ты увидел мои синяки и секундную слабость, то это не значит, что мне нужна твоя жалость или помощь, ясно?

Я закинул еще одну пластинку в рот, потому что все это утро – охренительный стресс, который мне хочется перекурить.

– Ну, очень жаль, что тебе это не нужно, потому что я все равно это сделаю.

– Упрямый баран, – психанула она и пошла в сторону школы.

***

Все последующее время в школе мы оба были в глубокой задумчивости.

Диана, по всей видимости, думала, как от меня избавиться.

А я думал, что сказать ее родителям-уродам.

Диана постоянно одергивала водолазку на уровне ключиц и морщилась, поэтому на второй перемене я не выдержал, и вытолкав ее в пустую раздевалку для парней, спросил:

– Что у тебя там? – я указал на уровень ключиц.

Она фыркнула.

– Бегу и падаю тебе рассказывать и показывать.

– Я и сам могу посмотреть. Но не хочу причинять тебе еще больше боли, пока мы будем бороться. Что. У. Тебя. Там? – произнес я свой вопрос снова.

Она покраснела от смущения или гнева, я не знаю точно, но все-таки послушалась и оттянула ворот водолазки.

И мне открылась рваная рана на ее ключице. Она частично уже покрылась грубой корочкой, но была относительно свежей.

– Черт побери. Это вообще как?

Я протянул было руку, но остановился.

Что я могу сделать? Полапать ее рану? Идиот.

Диана опустила взгляд в пол.

– Насмотрелся? Доволен? – безэмоционально спросила она.

– Как он это сделал? – пораженно спросил я, игнорируя ее саркастичные вопросы.

– Пряжкой от ремня.

Я сглотнул.

Сам я был нихрена не послушным ребенком, но мама никогда меня и пальцем не тронула, а тут пряжкой от ремня.

– За что?

Она подняла взгляд.

– А разве это важно?

– Мне все важно, что связано с тобой, малышка.

Она выдохнула и призналась.

– За то, что пришла домой без пива.

Твою мать.

Так орущий пьянчуга – это ее отец?

Меня осенила еще одна мысль.

Пока она получала ремнем, я стоял внизу как истукан, абсолютно не подозревая, что с ней происходило внутри.

– Ты хотя бы обрабатывала эту рану? Выглядит хреново.

Она пожала плечами и отпустила ворот.

– У меня дома нет даже пластыря, я просто промыла ее водой.

Я выругался.

– Идем, – я не знал, где на ее теле нет синяков, поэтому аккуратно подтолкнул ее за талию в тренерскую. Там точно есть аптечка.

– Что ты делаешь?! – возмущалась и упиралась она. – А если нас застукают.

– Я закрою дверь на замок. Максимум, что подумают, что мы с тобой целовались тут.

– Физрук может вызвать родителей в школу.

Я закрыл за нами дверь.

– Он мой тренер по футболу. Я с ним договорюсь. Снимай водолазку.

– Ну уж дудки, – она скрестила руки на груди. – Я не буду перед тобой раздеваться.

Я развел руками.

– А какие еще у тебя варианты? Зеркала тут нет, а без него рану тебе не видно. Обещаю не пялиться.

Тут надо было скрестить пальцы, потому что это большая, толстая ложь. Я не смог бы не пялиться на ее тело, даже если бы от этого зависела моя жизнь. В конце концов я подросток с бушующими гормонами. У меня стояк от одних ее ключиц. Но ей об этом знать, конечно же, не обязательно.

– Ладно, – буркнула она и осторожно потянула водолазку наверх.

То, что я увидел, не то что уронило мой стояк, член буквально забился внутрь от увиденного.

На ее теле не было живого места. Каждый участок кожи был всех оттенков желтого, фиолетового и кроваво-красного.

– Твою мать, – выдохнул я,