Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут висит мое платье (Нью-Йорк). Фрагменты. 1933. Мазонит, масло, коллаж, 45,5×50,5 см. Сан-Франциско, частная коллекция
Моя нянька и я. 1937. Металл, масло, 30,5×34,7 см. Мехико, Музей Долорес Ольмедо-Патиньо
Эта картина считается одним из лучших произведений Фриды, к тому же одним из ее любимых, еще одной страницей в дневнике в картинках, который она вела на протяжении всей жизни: рисование было своего рода терапией и способом избавиться от тревог. Тема произведения – сложное детство Фриды: мать отдала ее на воспитание няне после рождения младшей дочери – художница воспринимала это как предательство. На фоне неба, с которого вместо дождя падают капли молока, в черной каменной маске возвышается монументальная фигура няни-кормилицы, напоминающая индейские статуи доколумбовых времен. Так как такие маски имели только идолы, можно предположить, что к моменту написания картины женщина уже была мертва. Фрида покоится на руках няни/идола в образе младенца с лицом взрослого человека – ребенок, вынужденный слишком рано повзрослеть. Эта работа богата символами, которые изо всех сил пытаются разгадать критики всего мира: огромные листья, присутствующие и на других картинах, означают защиту, а бабочка в правой части картины – символ смерти и реинкарнации – указывает на радикальные перемены в жизни. В накрахмаленном платье малышки Фриды, по предположению Хельги Приньитс-Пода, кроется отсылка к гомеровскому гимну Деметре. Сила Фриды Кало заключалась в способности в особой художественной манере интерпретировать мифы, связывая их со своей жизнью.
Четыре жителя Мексики. 1938. Металл, масло, 32,4×47,6 см. Частная коллекция
Здесь речь пойдет об одной из самых богатых символами работ Фриды, начиная с самого названия, оно отсылает к четырем персонажам, хотя на картине их пять: Иуда, Смерть, статуя беременной женщины, всадник и девочка, – выбивающаяся из этой компании, – образ маленькой Кало. Действие разворачивается в Сокало – мексиканской рыночной площади, хоть Сокало, изображенное Фридой и не передает оживленности, колорита и чувственности – неотъемлемой части подобных мест. В отличие от большинства работ художницы фигуры на этой картине отбрасывают длинные тени на асфальте, что придает им превосходство и создает фантастическую атмосферу. Синее здание на фоне напоминает о доме, в котором Фрида жила в детстве в Мехико, – «Синий дом», сейчас это ее Дом-музей. И снова она изображает себя ребенком, погруженным в раздумья. Четыре персонажа же олицетворяют ее тревоги: бумажная фигура Иуды, аллегория зла, как правило, сжигалась на пасху; скелет, символ смерти, сопровождал все ее мысли; соломенный всадник – карикатура на благородство и аристократичность; статуя доколумбовых времен, похожая на те, что изображены на многих ее картинах, и вдохновленная коллекцией древних предметов Диего Риверы, – символ тяжелого детства, воспоминания о нем довлеют надо всем в жизни художницы.
Самоубийство Дороти Хейл. 1939. Мазонит, масло, 60,4×48,6 см. Художественный музей Феникса
Это еще одна работа Фриды Кало, сбивающая с толку. Сюжет оказался настолько непростым, что от картины отказалась даже заказчица. Дороти Хейл – бродвейская актриса, совершившая самоубийство из-за несчастной любви и внезапно навалившихся экономических трудностей. Общая знакомая Кало и Хейл, сценаристка Клер Бут Люс, попросила Фриду написать картину в память об актрисе, которую намеревалась подарить матери погибшей. Однако работа шокировала заказчицу, она никогда не осмелилась бы преподнести ее в дар скорбящей матери: настолько откровенное изображение самоубийства, даже в такой сверхъестественной и нереалистичной манере, в то время было неприемлемым. Автор же в очередной раз использовала возможность порассуждать на тему жизни и смерти. Кало пишет Дороти, используя прием серии портретов, который и до этого применяла в написании автопортретов. На картине мы видим три фигуры, изображающие покойную актрису: первая, лежащая на земле, накрашенная и в вечернем платье, словно только что сошедшая со сцены, – это публичная личность, настоящая Дороти. Вторая, что летит вниз с небоскреба на Манхеттене, – это ее душа, та часть ее личности, что больше не хочет играть роль. Третья, крошечная темная фигура, устремившаяся вверх, – бессмертный дух Дороти. Подпись в стиле ex voto, выполненная кроваво-красным, и пятно крови над именем Фриды указывают на глубокое переживание художницы, связанное с драматической гибелью подруги. Клер Люс не захотела быть связанной с произведением, изображающим суицид, поэтому ее имя было вычеркнуто из подписи.
Четыре жителя Мексики. Фрагмент. 1938. Металл, масло, 32,4×47,6 см. Частная коллекция
Самоубийство Дороти Хейл. Фрагмент. 1939. Мазонит, масло, 60,4×48,6 см. Художественный музей Феникса
Две Фриды. 1939. Холст, масло, 173,5×173 см. Мехико, Музей современного искусства
Этот двойной автопортрет имел большой успех на Международной сюрреалистической выставке в Художественной галерее Мехико 1940 года, в которой принимали участие и сюрреалисты из Европы. Свой успех Фрида закрепила на выставках в Нью-Йорке и Сан-Франциско, где ее картины выставлялись вместе с работами Джорджии О’Кифф и Леоноры Каррингтон. Это произведение, созданное в момент развода с Диего Риверой в 1939-м, повествует о боли расставания и свидетельствует о двойственности психологического мира художницы: слева Фрида в белом платье, сшитом на европейском стиле, справа же Фрида, одетая в традиционное мексиканское платье, женщина, любимая и брошенная Риверой. Обе фигуры держатся за руки; их сердца, ярко-красное у одной и блеклое и темное у другой, связывает общая артерия. В своем дневнике, в части «Истоки «Двух Фрид», Кало вспоминает о своей воображаемой подруге детства. Две Фриды, монументальные, пугающие своим зеркальным сходством, вырисовываются на фоне нереального грозового неба. Сердце, выполненное с особым вниманием ко всем анатомическим особенностям, что потребовало от художницы изучения этой темы в книгах по медицине, часто появляется на ее картинах и считается символом ее личной внутренней боли. Сила Фриды заключается в способности вводить сюрреалистические и пугающие элементы в традиционные композиции, в нелегком стремлении сохранить внутренний баланс после развода с
- Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920) - Екатерина Евтухова - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко - Биографии и Мемуары
- Хроники Брэдбери - Сэм Уэллер - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Право записывать (сборник) - Фрида Вигдорова - Биографии и Мемуары
- Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин - Биографии и Мемуары
- Чудо среди развалин - Вирсавия Мельник - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Прочая религиозная литература
- Digital Rain - Максим Самохвалов - Прочее
- Дневник белогвардейца - Алексей Будберг - Биографии и Мемуары
- Нахалки. 10 выдающихся интеллектуалок XX века: как они изменили мир - Мишель Дин - Биографии и Мемуары
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары