Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сочельник мы приходили в такое возбужденное состояние, что няням приходилось не спускать с нас глаз, поскольку мы с Дмитрием то и дело пытались украдкой подглядеть, что происходит за закрытыми дверями. Чтобы успокоить, нас увозили на прогулку, но рождественские огни и украшения, веселый праздничный настрой толпы на улицах, по которым следовал наш экипаж, только больше возбуждали нас.
Наконец наступал долгожданный момент. Когда мы были одеты, за нами приходил отец. Он подводил нас к закрытым дверям зала и делал знак. Свет в зале выключали, двери распахивались. Перед нашими восхищенными глазами в громадном темном зале появлялась волшебная елка с горящими свечами. Сердца замирали, и мы с трепетом входили вслед за отцом. Он снова делал знак, темнота исчезала; вдоль стен появлялись столы, покрытые белыми скатертями, а на них — подарки.
Сам вид этих столов, одолевавшее поначалу смущение, восторженное стремление разглядеть все сразу — ни одна из испытанных в жизни радостей не могла сравниться с той.
Нам разрешали тихонечко подойти к столам, и мы жадно, восхищенно рассматривали свои сокровища, а потом наступал черед других получать подарки. Те, кто жил в доме отца — адъютанты, камергер с женой, наши няни, дворцовые служители, — все они подходили за своими рождественскими подарками, разложенными на отдельных столах и надписанными.
У отца был свой стол для подарков, а на нем — самая причудливая, какую только можно вообразить, коллекция подношений в знак любви. Месяцами Дмитрий и я занимались рукоделием, создавая с огромным старанием лишенные всякого изящества подушечки, перочистки, вырезанные салфетки и обложки для книг ему в подарок.
Когда мы стали немного постарше, он попросил нас, ради своей же пользы, отказаться от рукоделия; мы откладывали деньги и с волнением покупали в магазинах другие, такие же ненужные и некрасивые вещи, которые из уважения не выбрасывали, а потому они, бесполезные и уродливые, год за годом копились в темноте гардеробных.
Но вот свечи на елке проживали свою короткую жизнь, наступало время для устраиваемого отцом фейерверка, в котором мы всегда участвовали с большой охотой и удовольствием. Однажды он взорвал шутиху так близко от меня, что загорелось мое платье. Пламя быстро потушили, но я ужасно перепугалась.
Вечером, усталые от переполненного впечатлениями дня, но совершенно счастливые, мы ложились спать, укладывая с собой полученные в подарок игрушки. Одно только огорчало меня. Каждый сочельник после елки отец отправлял нас проводить оставшиеся праздничные дни с дядей Сергеем и тетей Эллой в Москве. От его отсутствия на душе становилось пусто, и эту пустоту не могли заполнить даже самые красивые подарки.
К нам допускали очень немногих. Когда собирались гости, нам не разрешалось спускаться вниз. Время от времени члены царской семьи приходили ненадолго в детскую навестить нас. Они смотрели, как мы играли, обменивались репликами с Нэнни Фрай и вскоре уходили. Иногда к нам заходили некоторые адъютанты отца, особенно часто бывал барон Шиллинг, его мы особенно любили. Хорошо помню, что, когда он совсем молодым умер от скоротечной чахотки, я остро ощутила чувство смятения и утраты: первый раз я осознанно столкнулась со смертью, пугающим и таинственным уходом человека из жизни.
Однажды, когда мы пили молоко с булочками, отец, который никогда прежде не приходил к нам в такое время, вошел в детскую в сопровождении светлобородого великана. Я смотрела на него, раскрыв рот. Нам велели пожелать ему спокойной ночи, а потом объяснили, что то был дядя Саша (старший брат моего отца), император Александр III. Тогда я видела его в первый и последний раз. Некоторое время спустя, когда няни одевали нас в красные плюшевые пальто, чтобы вести на прогулку, кто то пришел и сказал Нэнни Фрай, что неподобает нас так одевать. Позже мы узнали, что это потому, что Александр III умер.
2Весной 1896 года отец повез нас в Москву, куда со всей Европы собрались члены императорской фамилии на коронацию моего двоюродного брата Николая II. Хотя я была маленькой, мне только что исполнилось шесть лет, я прекрасно помню некоторые из событий того времени. Меня и Дмитрия сначала отвезли в Ильинское, подмосковное имение дяди Сергея. Потом отец решил, что я уже достаточно большая и могу присутствовать на коронационной церемонии, поскольку жаль лишать меня зрелища, которое сохранится в памяти на всю жизнь; как оказалось, оно стало последним такого рода в нашей истории.
Тогда меня с Нэнни Фрай отправили в Москву, и я провела несколько дней в доме генерал–губернатора у дяди Сергея.
В день коронации меня отвезли в Кремль. Из окна я видела, как парадная процессия вышла из Успенского собора и пересекла внутренний двор. Рядом со мной на руках своей няни великая княжна Ольга, старшая дочь императора, щурилась, наблюдая за происходящим. Она была только на несколько месяцев меня старше и на удивление уродлива, со слишком большой головой на маленьком теле.
Я очень отчетливо помню, как император и две императрицы, его мать и его жена, вышли из собора; Мария Федоровна и Александра Федоровна шествовали под роскошными балдахинами, украшенными страусовыми перьями, их несли придворные сановники. Это было восхитительно. За императором шел дядя Сергей, а за молодой императрицей — мой отец!
Многочисленные монархи и иностранные принцы, представлявшие свои страны или соединенные узами брака с нашей семьей, прибыли на коронацию; дворцы Москвы были заполнены родственниками. Дядя Сергей несколько раз брал меня с собой, когда наносил визиты.
Один из таких визитов я помню особенно хорошо, поскольку там отличилась. Это было во время вечернего чаепития, устроенного моей бабушкой, греческой королевой Ольгой. Она налила мне в чашку совсем немного чая, а потом наполнила ее до краев горячим молоком, покрытым пенкой. В том возрасте я терпеть не могла горячего молока. Бабушка, заметив, что я не притрагиваюсь к такому «чаю», поинтересовалась, почему я не пью. Я объяснила. Тогда она взяла чашку и попыталась заставить меня выпить. Я оттолкнула чашку, молоко выплеснулось ей на платье, на меня саму и на скатерть. Дядя Сергей рассердился. Все рассмеялись, даже бабушка, а мне было стыдно и досадно, я чувствовала себя униженной.
Через несколько дней я вернулась в Ильинское, где находились Дмитрий и мой дядя, греческий принц Кристофер, который был старше меня только на два года. После окончания церемоний коронации сюда же приехали новые император и императрица, чтобы погостить у моих дяди и тети. Их сопровождали самые близкие родственники.
- Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918 - Мария Романова - Биографии и Мемуары
- Княгиня Ольга - В. Духопельников - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры - Владимир Борисович Айзенштадт - Биографии и Мемуары / История / Культурология
- «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов - Борис Корнилов - Биографии и Мемуары
- Святая Анна - Л. Филимонова - Биографии и Мемуары
- Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта - Борис Николаевич Александровский - Биографии и Мемуары
- Великая княгиня Елисавета Феодоровна и император Николай II. Документы и материалы, 1884–1909 гг. - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары - Биографии и Мемуары / История / Эпистолярная проза
- Воспоминания о России. Страницы жизни морганатической супруги Павла Александровича. 1916—1919 - Ольга Валериановна Палей - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары