Крестовый обход - Олег Овчинников

Спустя совсем недолго, мы подошли к линии Т и принялись нерешительно топтаться на месте. Линия Т, вообще-то, самое удачное место из всех, какие я знаю, для того, чтобы нерешительно потоптаться на месте. Сюда можно приходить целыми семьями и топтаться, топтаться, топтаться в нерешительности. Особенно если вы забыли прихватить с собой фонарик. Собираясь в священный поход, мы были настолько очарованы благородством своей миссии, что не взяли с собой ни фонарика, ни даже, на худой конец, смоляного факела, как в прошлый раз. Устав топтаться без толку, я стал припоминать кусочек предложения, который успел вычитать из Темкиной книги, а когда припомнил - принялся "простирать руку". Беда в том, что я совершенно не представлял себе, как это нужно делать. Интуитивно я понимал, что "простирание" представляет собой некий простой жест. Само слово сильно смахивало на "потирание", вот только почему тогда его делают всего одной рукой? "Простереть" руку обо что-то? Я "простер" руку об живот Толстого. - АААА! - привычно заорал он. - Демоны! Я видел его... Да! Он вышел из ночи, и глаза его были цвета крови, а голос... Я "простер" другую руку и заткнул Толстому рот. Потом начал "простирать" обе руки сразу всеми возможными способами, не обращая внимания на формальности. - Ты перепутал, - сказал сэр Галахад, понаблюдав за мной с минуту. Это у язычников в ходу были ритуальные пляски - не у нас. - Сэр Ланселот! - обратился ко мне сэр Артур. Голос его звучал строго. - Не забывайте о чести ваших доспехов! К тому же, своим поведением вы привлекаете внимание врагов. Вместо ответа я "простер" правой сбоку, случайно задев сэра Артура по уху, совсем не сильно, но он все равно плюхнулся на землю, потом поднялся и проворчал недовольно: - Собственно, чего еще ожидать от Ланселота?.. - и решительно шагнул за линию. Все остальные двинулись за ним, причем я замыкал шествие. Кому-то это, возможно, покажется смешным, но всякий раз, шагая из дня в ночь, я испытываю какое-то непонятное волнение. Казалось бы, давно пора привыкнуть - но нет, стоит мне приблизиться к линии Т, как сердце начинает нервно постукивать, а по спине пробегает стадо напуганных мурашек, как будто я собираюсь прыгать головой вперед в ледяную воду. Бррр... Отойдя на несколько шагов, я не удержался и обернулся назад. Линию Т никто никогда не рисовал на земле, и тем не менее, ее невозможно не заметить. Просто здесь, по мою сторону от линии Т - всегда темно, а там, откуда мы пришли - светло. Ничего необычного, это похоже на то, как если смотреть из темной комнаты в соседнюю, в которой включено яркое освещение. Многие у нас, кстати, специально располагают свои дома прямо на линии Т, чтобы окна гостиной выходили на сторону вечного полудня, а из спальни можно было бы любоваться на звезды. Многие поселенцы так делают, почти все. Только не моя разлюбезная матрона. Поэтому окна моей спальни приходится на время сна закрывать плотными шторами, не пропускающими свет. Скоро последние лучи солнца скрылись за спиной, и стало совсем темно. Только звезды над небом, но какая от них польза? Собственную ладонь еще можно разглядеть, если постараться, ну да чего я на ней не видел? - Ну-ка, улыбнись! - прошептал мне в ухо Толстый. - А то ничего не видно. Шутка была древней, и я не стал на нее отвечать. Тем более не стал улыбаться. На самом деле зубы у меня ничуть не белее, чем у остальных. Так только кажется. Мы растянулись в цепочку и побрели вперед, осторожно переставляя ноги и щупая воздух руками, как будто боялись налететь в темноте на ствол дерева. Хотя деревьев здесь, по понятным причинам, никогда не было. Трава росла, но какая-то жухлая и редкая. Совсем как волосы на голове у отца Толстого, которого мы про себя называли Толстым-старшим. Это чтобы случайно не перепутать с Толстым-толстым. Как-то раз я отыскал здесь несколько травинок, потратив на это уйму времени, и вынес на свет. Трава оказалась белого цвета. А уже через несколько минут пребывания на солнце свернулась колечками и почернела. Так что никаких деревьев поблизости не наблюдалось, чего, к сожалению, нельзя было сказать о валунах. Их было множество, самых разных форм и размеров, разбросанных как попало. И запомнить их расположение с тем, чтобы потом передвигаться в темноте по памяти, не представлялось возможным. Порой мне казалось, что кто-то ненормально сильный, да и просто ненормальный, приходит сюда каждую ночь... в смысле, когда все спят, и передвигает валуны с места на место, специально чтобы люди об них спотыкались. Впереди и чуть слева от меня послышался звук падения, а вслед за ним сдавленный стон. Ну, а я что говорил?.. Я бросился на звук, по пути сам едва не загремел, зацепившись ногой за средних размеров камень, и оказался рядом с упавшим. Это был сэр Галахад. Он сидел на земле в привычной позе и нянчил свою многострадальную ногу. Я чуть было не посоветовал ему мужаться, но вспомнил, что уже говорил не так давно нечто подобное, а настоящему рыцарю ничего не нужно объяснять дважды. Тем более, он уже почти перестал стонать. Рядом с сэром Галахадом я обнаружил кого-то еще, шерстяного на ощупь. - Держи в руках себя! - посоветовал мне сэр Артур. - А лучше - помоги поднять раненого. Похоже, он все еще немного злился на меня. Вдвоем мы легко поставили сэра Галахада на ноги, но тут он снова принялся стонать сквозь зубы. Должно быть, опять наступил босой пяткой на что-то острое. И почему он только такой забывчивый? - Сэр Галахад, - сказал я. - Когда ты в следующий раз будешь снаряжать доспехи для очередного великого похода, обрати, пожалуйста, особое внимание на обувь. Чтобы... - Тихо! - толкнул меня в бок сэр Артур. Мы замерли, прислушиваясь. - Что такое? - раздался где-то рядом голос Толстого. - Разве кто-то... - и замолк. Толстый тоже услышал. Странные шаркающие шаги. Странным в их звуке было то, один шаг казался короче другого, как будто идущий слегка приволакивал ногу при ходьбе. Вот он, должно быть, повернулся к нам лицом, потому что в окружающей нас темноте внезапно вспыхнули его пугающие красные глаза. Никто из нас не пошевелился. Шарканье раздавалось все громче, красные глаза приближались. Ничего человеческого не было в их взгляде. Чудовище остановилось прямо передо мной, опустило мне на плечо свою тяжелую руку и проскрипело нечеловеческим голосом: - Эхм... Именем его... высокопреосвященства! Вы арестованы! Отдайте мне вашу шпагу! - Привет, Планше! - ответил я, освещая все вокруг своей улыбкой.

Ну да, а кто еще, по-вашему, смог бы перепутать благородный меч с какой-то там шпагой? Даже в темноте. Только он, мой домашний робот-полотер по имени Планше. Мама говорила, что Планше по-французски означает "пол" и поэтому лучшего имени для робота, специализирующегося на уборке помещений, не придумать. Вообще-то. Планше - многофункциональная машина, просто в тот день, когда я... скажем так, помог ему уйти из дому, он занимался как раз натиркой полов. Дело было так. Я валялся на своем любимом диване перед галовизором и смотрел древнюю, еще двухмерную картину под названием "Судный день", ту самую, в которой роботы восстали против человечества и чуть не привели его к гибели, когда Планше приспичило натереть полы в моей комнате. Он нацепил на ноги комплект из самых, наверное, жестких и гремучих щеток, какие только были в его распоряжении, и принялся бродить вокруг дивана то в одну, то в другую сторону, загораживая от меня изображение фильма и полностью заглушая звук своим шарканьем. Временами он прерывал уборку, но только для того чтобы сказать мне: - Масса н'Лонги, вы не могли бы, пожалуйста, втянуть ваши ноги? - или что-нибудь в том же роде. Словом, он явно готовился к восстанию. Я терпел это издевательство минут двадцать пока, наконец, не взорвался. Я широко распахнул перед Планше входную дверь, сказал ему "Асталависта!", вытолкал его на улицу, задавая стартовое ускорение, и напоследок порекомендовал "идти прямо, никуда не сворачивая". И он пошел, натирая все на своем пути и оставляя за собой полосу первозданной чистоты. Я потом забросал ее ветками и палой листвой, чтобы никто не смог отследить путь, по которому ушел Планше. Мы с ребятами нагнали его почти на линии Т, подождали, пока он шагнет в ночь, и уже там немножечко перепро... перепрогра... Короче, сделали ему левую ногу короче правой, отчего Планше стал ходить, чуть заваливаясь на левый бок, но не падал, а двигался исключительно по кругу. С тех пор он вот уже больше полугода бродит здесь, в темноте, нарезая круги и пугая тех, кто с ним незнаком, своей шаркающей походкой, слегка заржавевшим за зиму голосом и жуткими инфракрасными глазами, которые у него вообще-то предназначены для уборки помещений в темное время суток. Вот только кто же не знает Планше? Ну, разве что моя матрона до сих пор немножечко не в курсе, куда это мог запропаститься ее любимый робот, а главное - как ему это удалось? Сама она с ним никогда, боюсь, уже не встретится, поскольку не ходит за линию Т. Говорит, что боится заблудиться. Лично я считаю это самой лучшей шуткой с тех пор, как Толстый в последний раз пытался сесть на диету. Если бы кто-нибудь поручил мне написать пособие для заблудившихся в этой местности, я бы начал его так: "Если вы каким-либо чудесным образом ухитрились заблудиться в наших краях, не волнуйтесь. Просто зажмурьте глаза и двигайтесь в каком-нибудь направлении минут тридцать," - и на этом я бы его закончил. Нет, пожалуй, все-таки добавил бы: "Или лучше подождите немного, а когда услышите жуткий вопль: "Артем, ужинать!" - ступайте на голос. Ужин у тети Антонины получается особенно вкусным." Вот тут я бы уж точно поставил точку и, готов поспорить, что лучшего пособия для заблудившихся не писал еще никто и никогда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});