Мифы о великой войне - Марк Аврутин

Итак, Гитлер, по утверждению автора «Ледокола», будучи в полном отчаянии, не имея выбора — «Сталин с топором стоял позади», решается воевать на два фронта и 21 июля 1940 года отдаёт приказ начать разработку операции «Барбаросса». Хотя, как всем хорошо известно, Сталин не переставал настаивать на открытии второго фронта вплоть до 1944 года, не воспринимая всё происходившее на севере Африки, в Средиземноморье, на юге Италии и в Греции за боевые операции, достойные называться вторым фронтом. После июня 1941 года он считал свой восточный фронт не только первым, но и единственным. В 1940 году ни на Западе, ни на Юге ещё вообще ничего не происходило. Поэтому Гитлеру удалось убедить и себя, и своих генералов в том, что второго фронта фактически не существует, ибо все они слишком хорошо знали, какую смертельную опасность для Германии представляет война на два фронта. Таким образом, Сталин считал, что «втравил» в августе 1939 года Гитлера в войну с Западом, которая не закончена, а значит продолжается. Гитлер же со своими генералами пришел к выводу, что угроза с Запада с помощью Сталина была в 1940 году ликвидирована, и теперь настал черёд для решения восточной проблемы. И действительно, Красная Армия слаба как никогда, что подтвердили результаты финской кампании; Англия обескровлена настолько, что уже не представляет угрозы; США вообще нет оснований рассматривать в качестве военной державы; СССР представлялся Гитлеру «колоссом на глиняных ногах», который рассыплется при первом же ударе. Подобный взгляд на ситуацию мне кажется более правдоподобным, нежели тот, который изображён в «Ледоколе» сплошь в черных красках.

Правда, тот «колосс» обладал бескрайними просторами, что и обыгрывает автор «Ледокола», задавая читателям каверзный вопрос: «Был ли Гитлер готов воевать в Сибири?». Таким образом, читателя продолжают подводить к мысли о безысходности положения, в котором у Гитлера оставался выбор либо получить «удар топором в спину», либо замёрзнуть и бесславно исчезнуть в снегах Сибири. Но, во-первых, Гитлер никогда и не собирался воевать в Сибири, тем более, покорять её (не нужно путать его с Ермаком). Гитлер намеревался предоставить Сибирь японцам. Что же касается неготовности его армии к сибирским морозам, то в 1941 году под Москвой они не уступали по силе сибирским, и если уж говорить о каком-то чуде, то оно состояло именно в том, что немцам удалось в эти морозы выстоять.

Армия, на которую «с тревогой поглядывали» из Берлина, докладывая Гитлеру о приготовлениях Сталина к большой войне, по оценкам самого Сталина продемонстрировала «полную бездарность в решении оперативных вопросов». Сталин после финской войны перестал доверять своей армии, которая «ничего не умеет, кроме как погибать без всякой пользы». В армии беспробудное пьянство и небывалое воровство. В связи с этим ещё в 1939 году вышел секретный приказ Ворошилова «О борьбе с пьянством в РККА». «С такой армией нельзя затевать ничего серьезного — её необходимо реформировать» — заключает вождь. И вот, спустя всего три месяца, за которые вряд ли возможно было добиться существенных успехов, тем более, под руководством такого «умника», как Тимошенко, эта армия начинает наводить ужас на Гитлера и его генералов: «…если сталинская орда хлынет в Европу, её не удержать…».

К тому же зачем Сталину, который, как ему казалось и хотелось, втянул Германию в войну с Западом, пугать Гитлера «растущей активностью советских войск в Закавказье, активностью Черноморского флота у берегов Румынии и Болгарии, на Балтике». Ведь Сталин мечтает об «освободительном походе в истекающую кровью Европу, чтобы взять всех голыми руками, как Прибалтику, Бессарабию и Буковину». Ему следовало бы тихо дожидаться этого момента, а он так вызывающе громко бряцает оружием, что якобы до смерти перепугал Гитлера, который со страху, будучи совсем неподготовленным ни к большой войне, ни, тем более, к войне в условиях российских морозов, бросается на противника, да ещё «втрое превосходящего его по силе». Ну, не бред ли это? Однако авторы «ледокольной» версии, по-видимому, полагают, что читателя уже достаточно подготовили в течение многих десятилетий советской пропагандой к мысли о том, что «бесноватый» фюрер ни на что другое и не был способен

Напуганный Гитлер решает «немедленно перекидывать армию на Восток. …Если большевистская орда нападёт первой, её уже не остановить, тем более, что Вермахт обороняться не любит и не умеет». Однако, когда обстоятельства его вынудили, очень хорошо научился обороняться, начиная ещё с Ельни, но особую стойкость проявил под Москвой зимой 1941-42 годов. Сталин же, ожидая немецкое вторжение в Англию и не сомневаясь в том, что оно состоится, и задействованы в нём будут естественно лучшие части Вермахта, тем не менее, стремится избежать непосредственного столкновения с немецкими войсками, и поэтому переносит планируемое направление своего главного удара с Запада на Юг. Спрашивается: так, кто же на самом деле кого боится? Здравый смысл однозначно подсказывает, что Сталин. Это ему впору бояться не только Вермахта, не знавшего поражений, но и собственную армию, в руководстве которой зреют бесконечные заговоры. Но вопреки здравому смыслу авторы «ледокольной» версии настаивают на противоположном: Гитлера мучают кошмары, а Сталин уже торжествует победу, за которую ещё предстоит заплатить более двадцати миллионов жизней. Впрочем, цена победы, как мы уже упоминали, никого тогда не волновала. Стараются о ней не вспоминать и сейчас, включая и сам народ, для которого песня со словами «мы за ценой не постоим…» стала любимой.

Расчеты Сталина на истощение Германии в войне на Западе не оправдались. Теперь он ждёт вторжения немецких войск в Англию. Наконец Сталин якобы получает копию долгожданной директивы Кейтеля с указанием даты начала высадки: 21 сентября 1940 года. Сталин тут же отдаёт распоряжение подготовить к этому сроку армию. 27 сентября 1940 года Тимошенко доложил, что Красная Армия достигла наивысшей степени готовности (мы ещё вспомним эту дату при обсуждении вопроса о необратимости процесса подготовки Красной Армии).

Сталин не любит рисковать и привык действовать наверняка, поэтому его беспокоит подготовка Германией союзного блока с Италией и, особенно, с Японией, — за этим кроется опасность второго фронта на Востоке. Вождь считает, что сил недостаточно, «чтобы одновременно наводить порядок в Европе и Азии».

Мы знаем, что осенью 1940 года Красной Армии не пришлось «наводить порядок» ни на Западе, ни на Востоке. Тем не менее, по версии о «вынужденном ударе» она находилась в состоянии полной боевой готовности уже в конце сентября 1940 года. По-видимому, авторы версии полагают, что пределов в повышении боевой готовности армии, также как и в достижении совершенства вообще, не существует, а своим же собственным словам — «полная готовность», «наивысшая степень готовности» — они не придают никакого значения. Во всяком случае, никаких критериев для оценки этой «степени готовности» нам не предлагается, зато о продолжении наращивания концентрации частей Красной Армии теперь уже в первой половине 1941 года на западной границе говорится через чур много, и, конечно, не обходится без противоречий. Например, в одном месте говорится о том, что Генеральный штаб передал транспортному ведомству документы по перевозкам войск 21 февраля 1941 года. В другом месте говорится, что переброска началась в феврале 1941 года, хотя, как известно, требуется время и немалое на обработку генштабовских документов, прежде чем они превратятся в график движения воинских эшелонов.

Однако более интересным по сравнению с вопросом, когда действительно началась переброска войск — в феврале или в марте — мне представляется вопрос о том, что стало с той частью Красной Армии, которая полностью была готова к наступлению осенью 1940 года. Не вымерзла ли она за зиму? Почему нас так волнует этот вопрос? Дело в том, что в «Ледоколе» очень часто подчёркивается, что перебрасывавшиеся к западным границам войска совсем не обустраивались, т. е. не строили ни казарм, ни бараков, так как зимовать они собирались уже в центральной и даже южной Европе. Тем не менее, либо они перезимовали где-то на территории СССР, либо, что более вероятно, содержащиеся в «Ледоколе» — «Грозе» сведения и о полной готовности Красной Армии к наступлению, и о секретном приказе Сталина начать это наступление 22 октября 1940 года не более, чем пустой вымысел.

Если оценивать важность вопроса объёмом использованного материала при его рассмотрении, то, вне всякого сомнения, вопрос о концентрации и дислокации частей Красной Армии вдоль западной границы СССР в «ледокольной» версии поставлен на первое место. И это не удивительно, ибо других доказательств того, что обстоятельства принудили Гитлера нанести упреждающий удар, нет и быть не может. В свою очередь, обстоятельствами этими была якобы чудовищная концентрация советских войск вдоль западной границы СССР. Причём, представление о концентрации и дислокации Красной Армии перед началом войны составлено исключительно на воспоминаниях советских военачальников. Конечно, рядовому читателю в бывшем Советском Союзе были не доступны мемуары гитлеровских полководцев. Иное дело автор «Ледокола», который обрёл этот доступ задолго до распада Союза, и, тем не менее, он ими не воспользовался. Значит, были у него на то основания. В самой книге встречается лишь одно единственное сравнение советских и немецких мемуаров: «У нас в мемуарах — школа мужества, у немцев — школа мышления». Я бы предпочёл второе, т. е. школу мышления. Но, как говорится: «На вкус и на цвет…». Помимо мемуаров, в распоряжении западных историков оказалось огромное количество военных донесений и других документов вплоть до записей «Застольных бесед Гитлера».