Нежные листья, ядовитые корни - Михалкова Елена Ивановна

Подруга бросила ей галету.

– Ты мне тут природным замыслом не прикрывайся! Зачем рожала тогда?

Матильда обезоруживающе улыбнулась.

– Так ведь нравится мне это дело, Нат. Ну что ты хочешь от меня – чтобы я сказала, что больше у меня ничего не получается, кроме как рожать пацанов? Давай признаюсь. Не получается. Дура я толстая. Неумеха. Размазня.

– У тебя, кстати, помада размазалась.

Матильда взяла салфетку и тщательно отерла губы. Вот вам и флаг! Наш отряд капитулировал без боя.

Она откусила галету и сморщилась. Картон поджаренный…

Наталья вдохновенно заговорила о спорте, Матильда слушала, кивала, а сама думала о больнице. Аборт. Слово-то какое мерзкое, будто собаке палку кинули, а попали по Матильде. Прямо по животу. Хлобысь палкой – и нету ребеночка.

«Что же мне, пятого рожать? Надорвусь. И Валерка надорвется. Хватит с него, что он двоих неродных воспитывает».

– Ты меня не слушаешь! – рявкнула Наталья, заметив ее затуманившийся взляд.

– Слушаю-слушаю! – Матильда схватила галету и виновато схрумкала ее целиком. – Я просто… задумалась!

– О чем?

«О том, что девчонку мне судьба не посылает. А еще одного мальчишку я сама не хочу».

– На слет меня пригласили, – вспомнила она. – То есть на встречу. Бывших одноклассниц. В подмосковном отеле.

Наталья удивилась.

– Тебя? – уточнила она. Как будто могли пригласить какую-то другую Губанову, а еще лучше – ее, Наталью.

– Меня, угу, – подтвердила Мотя.

– Зачем? – еще сильнее удивилась подруга.

– Для контраста! – рассердилась Матильда.

Она поднялась. Невозможно сидеть тут и выслушивать пустую болтовню Натальи, притворяясь, что все в порядке! Ей остро захотелось оказаться одной, чтобы никто больше не колол злыми вопросами и недоумением по поводу того, зачем кому-то понадобилась Матильда Губанова.

– Нет, ты не уходи! – заметалась Наталья. – Ты не бросай меня так! Я же хочу знать! Серьезно, тебя позвали?

– Серьезно. На три дня. Весь банкет за счет одной из наших… бывших.

– Ого! Кто такая?

– Да стерва законченная! – в сердцах бросила Матильда. – Богатая сука. Не знаю, что за каприз у нее, и знать не хочу. В приглашении сказано, что она оплачивает все: и номер, и питание трехразовое, и спа, и даже массажиста.

Маленькие глазки Натальи жадно засверкали.

– Ой, Мотька, а можно я поеду?

– В смысле?

– Ну, вместо тебя! Все равно ведь все будет оплачено, какая им разница, кто приедет! А можно устроить еще лучше, – она восхищенно щелкнула пальцами. – Я скажу, будто я – это ты! Похудевшая, похорошевшая, ухоженная, с прической нормальной, с зубками отбеленными…

Матильда прервала этот поток славословий:

– Подожди-ка! А с чего ты вообще взяла, что я туда не собираюсь ехать?

Ната ошеломленно уставилась на нее.

– А ты что, собираешься?

– А почему бы и нет?

– Ты? Ты?!

«Ты, бестолковая тефтелина, ничего не добившаяся в жизни? – перевела Матильда. – В компанию красивых, благополучных, способных выкупить дюжину номеров в явно недешевой гостинице? В компанию юристов, дизайнеров, менеджеров и просто успешных жен?! Да ты с ума сошла!»

Она прошла в прихожую, влезла в свои разношенные сапоги, слушая недоуменное и даже обиженное сопение подруги. Наталья не понимала, почему не ей, сухой и поджарой, достанется массажист и трехразовое питание.

– Зачем тебе туда ехать? – сделала она последнюю попытку. – Ты сама рассказывала, что над тобой смеялись в школе! Что ты там получишь, кроме унижений?

Матильда уже стояла в дверях. Она мигом вспотела в пальто, шея под шарфом стала противно влажной.

– А плевать! Пускай смеются. Зато отдохну! От пацанов, от всего этого… – она сделала неопределенный жест рукой. – Пускай мне тушку массируют! И в сауне парят! И водорослями обертывают!

С каждым новым восклицанием лицо подруги вытягивалось все сильнее.

– Брошу все! – продолжала разгоряченная и отчего-то ужасно расхрабрившаяся Мотя. – Гуляй, рванина! За три-то дня – эх, отосплюсь на две недели вперед! Ну все, Натусь, до встречи – потом позвоню, когда вернусь!

Наталья так хлопнула дверью, словно хотела оторвать ее.

Оказавшись на лестничной площадке, Мотя вытерла пот со лба и медленно побрела вниз по лестнице.

«Чего это ты, мать, так разбушевалась? – спросила она себя, пройдя два пролета. – Врать нехорошо!

– А в чем это я соврала?

– Ты ж никуда не поедешь!»

И внезапно поняла, что поедет. В самом деле, начхать на Рогозину, начхать на всех остальных – но ей нужен этот отдых, эти три нежданных дня; ей необходимо побыть вдалеке от семьи, чтобы здраво взвесить последствия поступка, на который она собирается решиться. Ей вспомнилось, как Светка на переменах пихала в нее бутерброды с колбасой – это называлось «кормление свинообразных».

«Попробует запихать в этот раз – откушу вместе с рукой!»

Матильда Губанова по кличке Тетя-Мотя ухмыльнулась и достала из сумки кумачового цвета помаду.

– Трепещите, девки! – вслух сказала она. – К вам едет бегемот!

3

С Юрой они почти привычно поссорились перед его отъездом. Но ссора не переросла бы в безобразный скандал, если бы Саша не уронила косметичку.

До этого все шло прекрасно. Во всяком случае, до той минуты, когда он сказал с виноватым видом: «Прости, дружочек, мне пора».

– Уже?

Саша изумленно взглянула на часы. Половина седьмого, а он обещал, что останется до полуночи. Она запекла мясо в духовке, купила его любимое вино…

Он помялся в дверях – долговязый, заросший щетиной. На подбородке шрам – в детстве упал с качелей и рассек кожу о камень. На правом виске седина ярче, чем на левом. Иногда Саше хотелось, чтобы она не могла воспроизвести в таких подробностях его лицо. Пусть бы кто-нибудь всемогущий дал ей ластик, которым можно стирать из памяти и из снов.

– Она позвонила, – неловко объяснил Юра. – Говорит, срочно нужно что-то обсудить.

«И ты, конечно, сорвался к ней по первому зову».

Саша не сказала этого вслух. Их отношения не подразумевали, что она имеет право на претензии. В самом начале, когда все еще можно было отыграть назад, Юра честно предупредил: жену не брошу. Она беспомощная, у нее случаются приступы, она может довести себя бог знает до чего!

Саша тогда мысленно поаплодировала этой проныре. Старый как мир способ: «я-без-тебя-погибну-любимый» – но ведь работает же! Даже такой умный во всех отношениях человек, как Юрка, купился на этот фокус.

Неприятная мысль, что он не купился, а лишь делает вид для нее, проносилась ледяным сквозняком в голове – но Саша тут же отгоняла ее прочь.

Иногда она с невеселой усмешкой думала, что в мастерстве создания иллюзий для внутреннего пользования ей нет равных. Кто она такая, если взглянуть объективно? Александра Стриженова, тридцать пять лет. Любовница женатого мужчины. Бездетная, незамужняя. Втянутая в служебный роман – какая пошлость! А кем она себя видит? Любящей и любимой женщиной. К тому же объединенной с возлюбленным общим делом.

Саша подозревала, что в не столь отдаленной временной точке две этих видимости столкнутся, и тогда ей придется тяжко.

– Может, ты поговоришь с ней и вернешься? – голос звучал жалобно.

Он покачал головой.

– Извини, дружок. Ты же понимаешь…

Саша все понимала.

Однако в душе стремительно разрасталась злая обида. Так что к той минуте, когда Юра оделся, Саша успела наговорить ему некоторое количество неприятных слов.

Ругаться с Юркой было все равно что кричать в подушку. Он гасил любую агрессию. Через некоторое время Саша просто выдыхалась, и они делали вид, что ничего не произошло.

Так случилось бы и на этот раз. Все бы обошлось, если б она не уронила косметичку.

Юрка пытался притянуть Сашу к себе, обнять, помириться – и она случайно сшибла ее с тумбочки.

Два корректора, три пудры, тон, замазка от синяков, тушь четырех цветов – все рассыпалось по полу. Стриженова вскрикнула. Весь небогатый арсенал ухищрений, чтобы скрыть свой возраст: круги под глазами, носогубные складки, мелкие неровности кожи, поплывшие уголки губ… Три помады и два блеска, чтобы казаться соблазнительнее для него. Ему тридцать пять, и он мужчина в расцвете лет; ей тридцать пять, и она… Впрочем, достаточно. Ей тридцать пять, и не нужно ничего усугублять объяснениями.