Маньяк по вызову - Елена Яковлева

По крайней мере до позапрошлой зимы, когда я неожиданно столкнулась с ней возле метро «Чистые пруды». Я тогда еще работала в техникуме и с трудом сводила концы с концами, и помнится, возвращалась со службы, полная тяжких раздумий на тему, как дотянуть до очередной зарплаты, а тут… — Нинон, да еще какая Нинон! Благоухающая дорогими духами, в норковой шубе до пят и модельных туфельках на высоких каблуках (это в мороз-то!), она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и вглядывалась в туманную даль. Я ее окликнула, и Нинон вполне искренне мне обрадовалась. Общались мы пять минут от силы, и за это непродолжительное время я успела узнать, что Нинон в Швеции надоело, а потому она вернулась в Москву, а ее муж Генка пока еще в Стокгольме. Кроме того, мы успели обменяться телефонами, а потом чуть в стороне остановился синий «Мерседес» с тонированными стеклами, и Нинон, торопливо со мной попрощавшись, грациозно нырнула в него.

С тех пор я пару раз ей звонила, но общалась исключительно с автоответчиком, сама же Нинон на связь со мной не выходила. И вот теперь она решила меня разыскать, выбрав для этого не самое лучшее время.

Я, конечно, опешила:

— Нинон, какими судьбами?

— Еле нашла твой телефон, — пожаловалась Нинон, — такая рассеянная стала, просто кошмар. Вот до чего стрессы доводят!

Ссылка на стрессы из уст Нинон звучала как-то странно, сильные эмоции это не из ее репертуара. И все-таки я поинтересовалась:

— А что у тебя случилось?

Телефонные провода услужливо донесли до меня протяжный вздох:

— Да как тебе сказать… В общем-то ничего особенного, дела житейские. Короче говоря, мы с Генкой расходимся…

— Что? — Сама не пойму, почему эта новость меня так поразила. Подумаешь, редкость какая — развод, достаточно вспомнить мою историю.

— Ну да, расходимся, — отозвалась Нинон, — у нас уже давно нелады, честно говоря, поэтому мы и разъехались, а на днях он мне позвонил и сказал, что нам нужно наконец определиться. Да все к тому шло…

Ну вот, не я одна такая несчастная, всеми брошенная, оказывается. Мне вдруг безумно захотелось поделиться с Нинон своими горестями, но я вовремя заметила, что дверь в комнату соседки чуть-чуть приоткрыта. Она там сидит в своей стародевичьей светелке и запоминает каждое слово. То-то обрадуется, когда выяснится, что мой любовник — единственный мужчина, время от времени переступавший порог нашего «женского общежития», — женат и имеет ребенка, точнее, даже без пяти минут двух. Пришлось мне стиснуть зубы. И что за жизнь такая, даже не поплачешься подруге юности.

Итак, пожаловаться Нинон на свою горькую участь мне не удалось, и я ограничилась тем, что ей посочувствовала.

— Да ладно, все пройдет, — Нинон продемонстрировала наконец свое знаменитое спокойствие, — ты лучше скажи мне, у тебя есть свободное время?

— В каком смысле? — Я немного растерялась. — Вообще-то сейчас у меня его столько, что просто девать некуда.

— Вот и отлично! — обрадовалась Нинон. — Тогда приезжай ко мне на дачу. Погода отличная, речка, лес, да и мне веселее… А то у нас тут вроде маньяк какой-то объявился, одной страшновато.

— Маньяк? — Я задумчиво почесала затылок.

Нинон поспешила развеять мои опасения:

— Да, может, еще и не маньяк, мало ли что народ наговорит…

Она думала, я испугаюсь этого маньяка, а мне, если на то пошло, после моих сегодняшних злоключений уже сам черт был не страшен. Наверное, так и становятся фаталистами.

Словом, я согласилась без долгих раздумий, а Нинон мне подробно объяснила, как добраться до ее дачи в Дроздовке, в уютный уголок с лесом, речкой, свежим воздухом и маньяком, и перечислила наиболее удобные электрички.

* * *

В Дроздовку я приехала на следующий день в половине одиннадцатого утра. На платформе, как мы и договаривались накануне, меня поджидала Нинон. Не такая роскошная, какой я ее видела на Чистых прудах, а простенькая: в светлых хлопчатобумажных брюках, футболке навыпуск и простеньких сандалиях на босу ногу. Еще я отметила, что Нинон немного располнела и успела загореть под ласковым подмосковным солнышком. Очки в модной оправе, украшавшие ее переносицу, тоже явились для меня новостью.

Торопливо чмокнув меня в щеку, Нинон потащила меня к маленькому павильону железнодорожной кассы и ткнула пальцем в какую-то бумагу:

— Вот, сегодня вывесили.

Я присмотрелась, это была размноженная на ксероксе милицейская листовка с фотографией женщины, лицо которой из-за низкого качества снимка казалось нарисованным углем. А текст под ним гласил: «10 июля в районе платформы Дроздовка обнаружен труп неизвестной женщины с признаками насильственной смерти. Приметы погибшей: на вид двадцать — двадцать пять лет, среднего роста и телосложения, черты лица правильные, глаза светло-карие, волосы темно-русые. Была одета: черные брюки трикотажные, белый свитер, туфли черные, лаковые. Просьба ко всем, кто опознал эту женщину или видел ее раньше, позвонить по телефону 02 или…»

До второго телефонного номера, по которому предлагалось звонить, я не дошла, потому что Нинон взяла меня за локоть:

— Представляешь, что творится! Говорят, это маньяк. Сначала я хотела в Москву вернуться, а потом обидно стало: погода отличная, а я должна в городе торчать…

— И не придумала ничего лучше, чем позвать меня в компаньонки. Может, вернее было бы собакой обзавестись? — подхватила я.

— Да ну тебя, — обиделась Нинон, — я и так хотела тебя пригласить, просто телефон твой потеряла…

— Ладно, я пошутила, — примирительно сказала я. На самом деле я была весьма довольна тем обстоятельством, что получила возможность хоть на время съехать из своей коммуналки. Во-первых, перемена обстановки весьма полезна одиноким тридцатилетним шатенкам, подверженным депрессиям, во-вторых, я всегда испытывала симпатию к Нинон, которая нынче, как и я, зализывала раны душевных обид, и мы вполне могли проводить это мероприятие совместно, в-третьих… А в-третьих, в глубине души я была почти уверена, что развенчанный мною мужчина моих несбывшихся снов в ближайшее время ринется ко мне объясняться. Прикатит на своей зеленой «девятке», на «черепашке-ниндзя», а меня и нетути. Где Жека? Была, да вся вышла! И никто на свете не знает, где она и когда вернется. (На самом деле матери я сообщила, куда уезжаю, но, слава богу, не успела с ней познакомить этого подлеца.) Тогда-то он поймет, как много потерял в моем лице, и поплетется от запертой двери вниз по лестнице, и перед его мысленным взором будут вставать счастливые картинки наших встреч, отныне и до веку оставшихся в безвозвратном прошлом. Я так расчувствовалась, что глаза мои, только-только немного просохшие, вновь наполнились горячей влагой.

— Ты чего насупилась? — Нинон внимательно посмотрела на меня из-под очков.

— Что-то в глаз попало… — жалко соврала я, хлюпнула носом и полезла в сумку за платком.

Глава 3

От платформы до дачи Нинон было пятнадцать минут ходу по узенькой тропинке, петляющей в редком перелеске, ярко освещенном торжественным июльским солнцем. Кстати, прежде чем отправиться в путь, мы ненадолго остановились возле небольшой палатки в нескольких шагах от железнодорожного переезда. В палатке Нинон купила бутылку шампанского и коробку конфет у скучающего среди нехитрого ассортимента молодого парня с круглым, щедро усыпанным веснушками лицом.

Парень, видно не избалованный вниманием покупателей, сразу оживился и, выглянув в окошко, попытался втулить Нинон еще что-нибудь из своего залежавшегося товара:

— Сигареты не нужны?

— Спасибо, мы некурящие, — ответила Нинон, засовывая шампанское в сумку, и подмигнула мне. — Отметим встречу, всем чертям назло!

Я зарделась, до меня только теперь дошло, что за своими горестями и печалями я не сообразила захватить с собой даже бутылки сухого вина, хотела было сунуть Нинон деньги, но она решительно отвела мою руку в сторону:

— Не выдумывай, маленькая, что ли? Мы с тобой здесь будем отдыхать долго, а я по вечерам не против посидеть с рюмашкой, так что еще успеешь потратиться. Правильно я говорю, а, Сеня?

Последняя фраза была адресована веснушчатому киоскеру, которого Нинон, оказывается, знала достаточно коротко, по крайней мере могла величать Сеней.

Сеня расплылся в преданной улыбке:

— В любой момент милости просим.

А потом мы с Нинон миновали переезд и двинулись по романтической тропинке к дачному поселку, в котором мне предстояло провести ближайшие две недели.

Уже издали я разглядела несколько симпатичных домиков на пригорке и спросила Нинон:

— Там, что ли, твоя дача?

— Ага, — беззаботно отозвалась Нинон, — чудесное местечко, не правда ли?

Трудно было с ней не согласиться. Вблизи «чудесное местечко» выглядело еще чудесней. Домов было немного — десятка полтора, но зато какие! Полутора- и двухэтажные, с мансардами, балконами и просторными террасами, к тому же сплошь каменные, а не какие-нибудь деревянные срубы. И все это респектабельное благолепие — на фоне березовой рощицы, чистенькой, словно на поздравительной открытке.