Я твоя черная птица - Елена Федина

Мне осталось только признать, что Корнелия права, и всё для меня уже в прошлом, заварить ей траву, разобрать постель, взбить подушки, уснуть спокойно и не видеть больше во сне никаких белых городов, залитых солнцем, и в мыслях не иметь заставить раскаяться этого наглого рифмоплета, который ужалил меня как оса.

За моей спиной послышался шорох. Я вздрогнула и, хотя это оказалась Сонита, рассердилась. Неприятно, когда тебя застают у зеркала.

— Я же просила тебя так поздно без стука не входить!

— Ладно, — моя бестолковая служанка пожала пухлыми плечами, — не буду…

Она поставила на стол поднос с чаем и ватрушками и уселась, явно намереваясь посплетничать.

— Ты тут ходишь по лесу целый день и не знаешь ничего!

Я накинула халат и тоже присела к столу.

— А что? Случилось что-нибудь?

— Пиньо заговорил!

У меня всё похолодело внутри от такого сообщения. Мальчик Пиньо, сын конюха, молчал целый год. В тот день, когда разбился Филипп, его нашли недалеко от утеса, избитого, оцарапанного и с обезумевшими глазами. Сначала все пытались от него что-то узнать, но потом потеряли надежду. И вот он заговорил. Сам. Я поняла, что мое дурное предчувствие начинает сбываться.

— Он знает что-нибудь? — спросила я с волнением.

— Он всё видел! Представляешь?!

— Что же он видел?

— Барон спускался с утеса вниз. Там есть такой пологий уступок, где кривая сосна растет, вот там на него и налетела огромная черная птица! Представляешь? Опять эта птица!

— Выдумывает всё ваш Пиньо, — сказала я недовольно, — наслушался сказок про черную птицу и повторяет. Тоже мне новости! Целый год молчать, чтоб сказать такую глупость! Я-то думала, он и правда сообщит что-нибудь важное.

— Ты что, Веста? — Сонита округлила глаза, — не веришь?

— Я в этом замке живу без малого сто лет, — сказала я строго, — никакой огромной птицы тут нет, ее выдумали слуги от скуки.

— Нет! Она и мальчишку клевала в голову! Мы же думали, что это след от камня, а это клюв у нее такой здоровый!

— Приведи-ка мне этого рассказчика, — сказала я строго, — я у него мигом всё узнаю.

Сонита помотала головой.

— Не могу. Он у барона Леонарда.

— Что?! Он потчует этими сказками Леонарда?!

— Конечно!

Я не стала пить чай, накинула шаль поверх халата и отправилась в покои своего несносного воспитанника.

Он царственно прохаживался по открытой летней террасе, на столах горели свечи, с неба светили звезды, в общем, было достаточно светло, чтобы всё рассмотреть.

Мальчишка Пиньо стоял посреди террасы, уныло опустив руки, и поворачивался вслед за Леонардом. Тот прохаживался взад-вперед и был, как всегда, красив и роскошно небрежен. У него вечно было что-то недозастегнуто, недозавязано, недозатянуто, как будто ему жарко, душно и, главное, на всех наплевать. Леонард был слишком ленив, чтобы хорошо владеть оружием, но силой его Бог не обидел, и с виду он походил на заправского воина: высокий, плечистый, с мощной шеей и твердым подбородком. Черные кудри буйно вились над упрямым выпуклым лбом.

Его прихлебатели рядом с ним выглядели, прямо скажем, серыми мышатами. Они сидели по углам, кто — в кресле, кто — на скамье возле перил. Наглец Веторио восседал прямо на столе, ему это позволялось. На лютне играл Аристид, он царапал по струнам неумело, но старательно.

При моем появлении случилось некое замешательство, очевидно, все решили, что я пришла жаловаться на безобразную сцену на мосту. Приживалы-лизоблюды, они не знали, что я никогда не жалуюсь. Леонард же ничего даже не заметил, он никогда не отличался наблюдательностью. Он и моему приходу не удивился, хотя я заходила к нему редко.

— О, Веста! Ты только послушай, что этот сопляк говорит!

— Я за этим и пришла, дорогой, — сказала я, — не хочу, чтобы тебе дурили голову в твоем собственном замке.

Пиньо испуганно попятился.

— Я говорю правду, Веста! Она клевала меня в голову, и даже след остался!

— След? — я подбоченилась, — сказать, откуда у тебя след? Ты просто тоже падал с утеса и ударился о камень. Зачем ты полез на утес? Что ты там делал? Это ты столкнул Филиппа?!

— Я?!

— Подожди, Веста, — Леонард взял меня за плечи и отвел от мальчика, — он бы не смог. И зачем ему врать?

— Вот и я не знаю, зачем ему врать? И кто велел ему молчать, а сейчас заставляет говорить?

Пиньо захныкал.

— Не сомневаюсь, Лео, — добавила я, — что у тебя уже появилась мысль залезть на утес и самому всё проверить.

— А что? — заморгал Леонард, — почему нет? Я надену каску и латы!

— Так я и знала… — у меня просто руки опустились, я смотрела на него с отчаянием, — и ты туда же! Любопытство изведет всех баронов Карсти. Этот утес — ваше проклятье. Знаешь, почему Филипп полез туда? Ему кто-то сказал, что там погиб его дед Людвиг-Леопольд, и что его заклевала огромная черная птица! А знаешь, почему Людвиг-Леопольд туда полез? Он узнал, что так погиб его прадед…

Леонард тупо чесал затылок. Он мало интересовался семейной историей.

— Надо же…

— Опасность в чем-то другом, — настаивала я, — и никакой птицы там нет. И ничего интересного там нет. А вы лезете туда и гибнете… И мне это надоело! Идиотская легенда! Хоть кто-нибудь за последние сто лет видел эту чертову птицу, кроме невменяемого мальчишки с пробитым черепом?! Хоть кто-нибудь, Леонард?! Все только болтают!

Леонард, в общем-то, легко поддавался внушению, как большой ребенок. Меня он привык слушаться. Он приподнял Пиньо за ворот как щенка за шкирку.

— Ну? Кто тебя научил врать?!

Я с облегчением опустилась на стул, считая, что мой последний воспитанник спасен, но тут этот несносный Веторио всё испортил, он сегодня как будто задался целью стать моим врагом.

— Мальчик не врет, — заявил он уверенно, — отпустите его, барон. Я тоже видел эту птицу.

Врал! Самым наглым образом врал! Ничего он не видел, просто мальчишку пожалел, или меня хотел разозлить окончательно.

Пиньо, едва очутившись на полу, помчался от нас, сломя голову. Леонард изумленно смотрел на своего музыканта и снова чесал затылок, похоже, он ему полностью доверял.

— Что ж ты раньше молчал?

— Я не знал, что это ваша семейная притча, — заявил этот наглец, — она тут часто летает часа в три ночи.

— А у тебя — бессонница? — спросила я, не скрывая злости.

Веторио обернулся ко мне.

— Выходит, что так.

Таких, как он, я за мужчин не считала. Лицо у него было как у девушки, даже пух на нем не рос, мускулатура — не развита, одно слово — музыкант! Роста ему тоже не хватало. Правда, волосы были великолепны, пышные, золотистые и всегда чистые, словно он моет их каждый день и укладывает, но и они больше подошли бы женщине. А учитывая, что он был из праздных прихлебателей Леонарда, я вообще не понимала, зачем "вот это" существует на нашей благословенной земле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});