Королевская кровь - Дуглас Брайан

— Мне неудобно было разговаривать с тобой через окно, — ответил Конан. — Я Конан из Киммерии, если хочешь знать мое имя.

Граф чуть пожал плечами, как бы выражая сомнение в том, что ему так уж хочется знать, как зовут очередного наемника. Но Конана это не волновало. Сам он собирался — пусть и в отдаленном будущем — непременно занять какой-нибудь пустующий трон Хайборейского мира. Поэтому с владыками держался на равных и не испытывал ни малейшего смущения перед знатностью, богатством и титулами.

— Что ж, Конан из Киммерии, — произнес граф, — ты меня увидел. Доволен ли ты увиденным?

Настал черед Конана пожимать плечами, как будто он не был уверен в своем впечатлении. Граф рассмеялся.

— Ты не слишком разговорчив. И не слишком-то вежлив. Мог бы сказать, что счастлив лицезреть своего нанимателя.

— Зато я честен, — буркнул Конан. — И по правде сказать, никакого счастья я не испытываю.

— Продолжай. — Граф внимательно рассматривал его.

— В долине говорят, здесь какое-то проклятье.

— Гм. Так зачем же ты нанялся ко мне на службу? Обычно люди избегают мест, над которыми тяготеет проклятье, — заметил граф. — Особенно варвары, вроде тебя. Дикари подвержены множеству суеверий.

— Если кто и подвержен суевериям, — рявкнул Конан, — так это твои невежественные подданные! А я определенно знаю, что любой колдун умирает, если снести ему его проклятую голову.

— Но я не колдун, — сказал граф.

— Я и не говорил, что ты колдун, — ответил Конан.

— Что ты слышал обо мне в долине?

— Будто ты обмазываешься человеческой кровью и в голом виде гуляешь при свете луны.

Граф невесело рассмеялся.

— Наверное, ты уже убедился в том, что это неправда.

— Может, и неправда, — сказал Конан. — Мне-то что.

— Нынешняя ночь зимнего солнцестояния — особенная, — произнес граф. — Такая случается раз в двадцать пять лет. Планеты в небесах выстраиваются определенным образом и при совершении особого ритуала можно наконец будет снять древнее проклятье.

— Для этого потребуется человеческая кровь? — спросил Конан.

Граф довольно долго молчал, опустив ресницы. Потом он поднял взгляд на своего наемника и посмотрел ему прямо в глаза. Синий взор киммерийца был холоден, как лед на вершинах гор.

— Ты мне поверишь? — наконец произнес граф.

Конан пожал плечами.

— Я готов поверить в любой рассказ. Но если это окажется ложью — пеняй на себя: моя рука не дрогнет, и лжец потеряет голову прежде, чем успеет извиниться.

Граф опять слабо улыбнулся.

— Мне нравится, как ты говоришь. Похоже на старинную песнь. Когда-то в этом замке бывали бродячие певцы, я немало песен услышал от них, когда был ребенком.

Конан с отвращением покривил рот, всем своим видом показывая, что менее всего занимают его откровения графа о своем детстве. Казалось, граф понял это. Вздохнув, он продолжил:

— Больше ста лет назад здесь было совершено злодеяние. Мой предок, человек необузданный и жестокий, увидел в долине девушку и забрал ее к себе в замок. Напрасно отец девушки умолял своего господина пощадить ее и вернуть родителям. Напрасно просили о том же ее братья и даже несчастный жених. Мой предок держал ее в замке — сперва для постельных утех, а потом, когда она наскучила ему, — для тяжелой и грязной работы. Предание говорит, что она вступила в сговор с ведьмой, пришедшей в замок для торговли целебными и приворотными снадобьями, и купила у нее страшный яд и вместе с ядом — заклинание. Каждое полнолуние выходила пленница из своей комнаты и обходила весь замок. Она смачивала палец в яде и касалась каждого камня замковой стены, произнося раз за разом свое страшное заклинание. Здесь проклято все: стены, окна, потолки и полы. Все, чего касалась рука пленницы.

Каждый раз она поднималась все выше. Сначала ей приходилось держаться за веревку, а потом, как говорят, веревка ей больше была не нужна — она лазила по отвесным стенам, как ящерица. Когда ее страшная работа была закончена, а случилось это в ночь на зимнее солнцестояние, она взошла на самую вершину башни. Там она опустила палец в склянку с ядом и взяла последнюю каплю смертоносного зелья. Этим ядом она отравила себя. Ее тело было найдено утром солдатами. Зрелище так напугало видавших виды воинов, что некоторые сошли с ума и бросились с башни на камни, вниз, а другие бежали из замка, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Они-то и рассказали в долине о случившемся. С тех пор над замком царит проклятье.

— А что такого необычного увидели воины? — спросил Конан. Видно было, что его захватил рассказ.

— Говорят, молодая, все еще привлекательная, несмотря на свои несчастья, женщина выглядела как древняя старуха, — сказал граф Гвартерид. — Она была безобразна и полна злобы. Яд сочился из ее пальцев, вытекал синими каплями из ее рта. Она была не жива и не мертва: не могла пошевелиться, но следила за каждым выкаченными, белыми глазами, и губы ее двигались, беззвучно произнося слова проклятий… Если хочешь, можешь посмотреть на нее. Она все еще лежит на крыше башни, хотя с тех пор прошло уже сто лет.

— Солдаты испугались какой-то злобной мертвой старухи? — недоверчиво переспросил Конан. Будучи варваром, он обладал практическим складом ума и чуждался разных там тонкостей, вроде «не жива и не мертва». Человек, с точки зрения Конана, мог быть либо живым, либо мертвым. Если оставлять его в живых нежелательно, то существует несколько верных способов исправить недоразумение.

— Говорю тебе, взгляни на нее сам — и поймешь, — повторил граф, немного раздраженный упрямством варвара. — Она становится видимой каждую ночь на зимнее солнцестояние. Но я знаю, как знали и все мои предки, что она всегда находится там, на крыше, над нашей головой, неважно — видим мы ее или нет. Сегодня звезды выстроились точно так, как это было в день ее смерти. Я выяснял это у звездочетов. Мне пришлось выложить большую сумму, я даже повысил налоги.

— И как ты надеешься победить ее? — спросил Конан.

— Я должен сразиться с ней, — ответил граф. — Без оружия, голыми руками. — Он покачал головой: — Боюсь, мне не одолеть ее. За столетие у нее отросли огромные острые когти, сочащиеся ядом. Но выхода нет. Либо она получит мою кровь, либо я уничтожу ее. Если мне удастся продержаться против нее от восхода луны до восхода солнца — тогда заклятье будет снято.

Конан задумался.

— Хочешь на нее посмотреть? — спросил граф Гвартерид.

Конан перевел на него удивленный взгляд.

— Ты предполагаешь, что у меня может возникнуть подобное глупое желание? Это твой предок, твое проклятье, твоя домашняя ведьма.