Круг царя Соломона - Николай Кузьмин

Мне тогда было двенадцать лет, и мамаша меня отдала «в люди». Мамашин брат, дядя Митя, работал в саду у барина Вольгортова и определил меня к управляющему в няньки. Управляющий был строгий, вставал рано, когда все еще спали, и я вставала вровень с ним, собирала ему завтрак, прислуживала, что он спросит подать. А там и девочка проснется, с ней возишься: то кормить, то замывать, то спать укладывать, то пеленки стирать. Ох и тосковала я тогда по дому, совсем ведь еще девчонка была.

А сам барин Вольгортов приезжал в именье редко, только на охоту. Заявлялся со сворой собак и охотников, и начиналось веселье. Барыня, его жена, была красавица, ходила в шелковом голубом сарафане, серебряные пуговицы по переду. А в доме тогда полно гостей, со стола не сходят всякие вина да угощения. Сам барин – веселый, большого росту, шумоватый.

Я к шитью была очень способная, и управляющего жена мамаше посоветовала отдать меня в Кирсанов, в мастерскую к Насильниковым, учиться на портниху. На мои сборы дядя Митя (он холостой был) дал нам двадцать рублей денег, за восемнадцать рублей мне справили пальто теплое, на вате, с воротником из плюша – такой ворсистый, как мех!

А в Кирсанове уже жила сестра Наташа, ее в монастырь послушницей приняли – двоюродные тетки помогли.

Сама мамаша служила тогда в Семеновке горничной у господ Негребецких. Один раз кучер от них приезжал по делу в Кирсанов и обратно ехал порожняком. Мамаша его попросила, чтобы он меня захватил, так он меня в Се-меновку на тройке лошадей доставил! Местность там хорошая, пруд большой, обсаженный ветлами, ежевики в кустах было – страсть сколько!

У Насильниковых я шесть лет училась и уже в мастерицах была, когда мы с Васей познакомились. Он у портного Гузикова тоже мастером работал.

Его родители крепостные, такие же вроде нас безземельные крестьяне – дворовые. Должность у твоего дедушки Василия была совсем пустая – караульщиком при барских купальнях, а семья большая: девять человек детей. Жили они бедно.

Васины мать и отец умерли в недолгом времени один от другого, осталось девять сирот, всех их разобрали по добрым людям. Вася жил у Гузикова в семье, как свой, и учился ремеслу до двадцати лет. Когда мы с Васей надумали пожениться, приехала сестра Поля, сосватала нас и благословила образом, вот этим самым, видишь, в нем за стеклом свеча венчальная?

Мы повенчались и переехали в Сердобск. Сняли квартиру у Лушниковых, стали оба работать. Сначала заработали кое-как на машину швейную, купили в рассрочку, а там дело пошло, стали брать и хорошие заказы.

На катке и около

Каток – это стол на козлах, на котором сидят и шьют, поджав под себя ноги, портные. При их сидячем ремесле портные большие охотники до всяких говорунов и рассказчиков. Посидеть с разговорами у катка приходили к нам разные люди, а чаще всех Пров Палоныч, маленький, чистенький старичок в поддевке и ладных сапожках на высоких каблуках для росту. Человек он досужий, бывалый, краснобай, большой знаток в церковной службе и любитель церковного пения.

Загадывает загадки, вроде: «Что стоит возле чаю?» или «Когда вознесенье бывает в воскресенье?» Выслушав всякие вздорные ответы, изобличающие портновское невежество, назидательно объясняет, что праздник вознесения бывает в сороковой день после пасхи и поэтому никогда не приходится на воскресенье, а всегда на четверг, д возле «чаю» стоит «воскресения мертвых», ибо в «Символе веры» сказано: «Чаю воскресения мертвых».

Придет и озадачит вопросом:

– Читал, Вася, в газетах про новость?

– Насчет чего, Пров Палоныч?

– Да вот пишут: объявился за границей в городе Лионе аптекарь или, лучше сказать, химик – выдумал состав такой, якобы сильно укрепляющий память. Распубликовал во всех газетах анонс: кто выпьет три бутылки того состава, тот настолько сильно окрепнет памятью, что не забудет ничего, пока жив. Всякую книгу стоит только прочитать один раз, чтобы запомнить от слова до слова. Или, например: двенадцать иностранных языков можно выучить за полгода – только не ленись да принимай капли нового изобретения! Купцам не будет надобности заводить бухгалтерские книги, музыкантам глядеть в ноты, актерам долбить роли – все будет сидеть в башке крепко, как гвоздем вбито!

– Ну, это хоть бы и мне бутылочку! А то намедни пришел богдановский кучер, а я и забыл его имя-отчество. Ну никак не вспомню, хоть убей! А как ушел он, вспомнилось – Сосипатр Захарыч.

– То-то и оно! Посуди сам, какая выгода – ученикам, скажем. Иной лоботряс сидит над книжкой, долбит, долбит – только время теряет без толку. Или тем же попам да дьяконам: сколько годов они учатся, чтобы вытвердить свои «паки и паки»! А тут лишь знай вкладывай в мозги, как в казначейство, – все будет в целости.

Так вот-с, начал этот химик торговать своим эликсиром, раздул дело, дальше – больше, пятое-десятое, рыбное-грибное, нет от людей отбою…

– Вошел, значит, в славу…

– Да-с: процвел яко жезл ааронов! Вот один богатый господин посылает ему из Парижа деньги и заказ: так и так, прошу выслать дюжину бутылок по вашему прейскуранту, адрес такой-то…

Хорошо-с, но только ждет-пождет тот заказчик – никакого ответа! Он шлет второе письмо, с сомнением: как же так, деньги посланы, а товару нет, получена ли вами посланная сумма? Опять никаких последствий. Тогда он ему, этому химику, пишет уже сердито и с амбицией: что же, мол, мил человек, выходит это с твоей стороны сплошное надувательство, а коли так – деньги обратно, а не то – в кутузку!

И уж после этого приходит от химика ответ: «Уважаемый клиент, посылаю вам дюжину бутылок моего состава для укрепления памяти, а за задержку извините великодушно: заказ ваш я давно получил, да отложил куда-то адрес и совсем о нем позабыл!»

– Вот так химик: другим память укрепляет, а свою растерял!

– Известно: сапожник без сапог!

– Он, дурак, хоть не писал бы, что позабыл-то, не срамил бы свою фирму!

– Это все ихняя реклама, – заключает Пров Палоныч глубокомысленно.

– То есть это в каком же смысле?

– А вот дай сюда для примера хоть эту шпульку с нитками. Гляди, что на ней написано: «К. Коатс. Гарантировано двести ярд». Ну-с, так: Коатс, фабрикант, англичанин, – это нам известно. А как ты соображаешь насчет «гарантировано двести ярд»?

– Что-нибудь насчет капиталу, Пров Палоныч?

– Не туда метишь. Это означает: «Ручаюсь за двести ярд». Он, англичанин, не желает на русские аршины мерить, он тебе заявляет: «На шпульке намотано двести ярд нитки». Поди его учти, если мы ихним ярдам не обучены! Выходит, что и написано это для форсу, для рекламы!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});