Дженнифер Чан не одна - Тэй Келлер

мой пульс.

— О, милая. Я знаю, как это страшно. Я знаю, знаю.

— Где Рейган? — в церкви я потеряла её из виду, и она не последовала за нами сквозь толпу.

Мама отстранилась.

— Тебе не нужно беспокоиться о Рейган. С ней всё в порядке. Родители Тесс отвезут её домой. Я знаю, знаю, ты беспокоишься о Дженнифер, но о Рейган тебе сейчас волноваться не надо.

— Они отвезут её домой? Но она же должна была остаться у нас на ночь.

Знаю, звучит нелепо, но у Рейган был особый талант, доступный только лучшим друзьям. Она понимала, о чём я думаю, даже раньше меня самой. Всё, чего я хотела, это засидеться с ней допоздна, снова и снова обсуждая события этого вечера.

Мамино терпение лопнуло.

— Мэллори, с Рейган всё в порядке, — она глубоко вздохнула. Глубокий вдох. Сделай глубокий вдох, мама, — Я знаю, это пугает. Я знаю, что ты беспокоишься о подруге.

Сначала я решила, что она имеет в виду Рейган. Но нет. Разумеется, она говорила о Дженнифер. Моей подруге.

От этих слов мир вокруг завертелся. На секунду я снова оказалась в том туалете, который сейчас был прямо у нас под ногами, в подвале церкви, и я заново пережила Тот Случай. Слова Рейган эхом отдались в моей памяти: «Да кем ты себя считаешь?»

Я затрясла головой, чтобы прийти в себя, и снова оказалась в церкви.

Дженнифер Чан сбежала.

Кем вообще надо быть, чтобы сбежать?

— Я здесь, милая, я с тобой, — мягко произнесла мама, сжимая мою руку. Мама принципиально против того, чтобы лгать мне. Поэтому она не говорит, что всё будет хорошо.

За её плечом я увидела собирающихся соседей и учителей — поисковую группу. Поисковая группа в Нигдебурге, где невозможно спрятаться.

И я поняла, что боюсь того, что они могут найти. Я боюсь за Дженнифер, за Рейган, за себя. Боюсь до Юпитера и обратно.

Мне хотелось спрятаться в маминых объятиях, почувствовать, как крепко она сжимает меня и прижимает к себе. Но я всё ещё училась в школе, и сейчас вокруг собралось немало моих одноклассников, поэтому я просто закрыла глаза и сосредоточилась на её руке, держащей мою руку.

Когда я заговорила, мой голос показался чужим. Он был немного похож на голос Рейган — что-то среднее между шёпотом и всхлипом:

— Она ведь вернётся?

Мама не соврала. Она легко коснулась моей руки и сказала:

— Я не знаю.

Тогда

3

Если жужжание было концом всего, то пирог стал началом. Потому что в то утро, когда Дженнифер Чан переехала в Нигдебург, мама испекла пирог.

Вот что нужно знать: если мама занялась выпечкой — это плохой знак. Когда мама держит в руках свежий торт или пирожки, с тем же успехом у неё над головой может висеть мигающая табличка с надписью: «ПОДХОДИТЬ С ОСТОРОЖНОСТЬЮ».

Когда я заглянула на кухню, мама смотрела в сторону. Так что, стоило мне увидеть пирог, я быстро повернула прочь — но меня заметил папа.

— Доброе утро, Мэллори, — поздоровался он. Папа сидел за кухонным столом и потягивал, вероятно, уже третью чашку кофе за утро. — Как тебе спалось?

Я вошла на кухню тихо, осторожно, словно приближалась к посыпанной сахаром антилопе гну.

— Приятно.

Мама отряхнула муку с рук и повернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Хорошо, Мэллори. Спят хорошо, а не приятно, — затем она нахмурилась, — Что это у тебя на лице?

Я дёрнулась. В начале лета, прежде чем уехать на месяц в Филадельфию к своей двадцатидвухлетней сестре Кейт, Рейган начала пользоваться косметикой. И подарила мне свой запасной карандаш для глаз.

Нельзя сказать, что я красилась слишком ярко. Я совсем слегка подводила нижние веки, чтобы мои неприметные карие глаза казались больше. С Рейган я чувствовала себя крутой, словно выгляжу не на свои двенадцать, а на все четырнадцать.

Но слова мамы заставили меня ощутить себя ребёнком, заигравшимся в переодевания. Глаза защипало от подступивших слёз. В последнее время так часто случилось, когда я говорила с мамой.

Папа заметил на своём типичном отцовском языке:

— Она исследует внешние проявления своих внутренних чувств.

Вот только от этого мне стало ещё хуже. Я ведь ничего не проявляла. Это просто макияж.

Мама бросила на папу взгляд, который говорил «мы обсудим это позже», затем негромко откашлялась.

— В любом случае, я рада, что ты встала. Я как раз собиралась поприветствовать в Нибурге наших новых соседей.

— Боже мой! — ахнула я. — Ты собираешься встретить Дженнифер Чан? — неловко признаваться, но мой голос упал до шёпота, когда я произнесла это имя. Но я ничего не могла с этим поделать. После всех слухов эта девочка практически стала знаменитостью.

Мама нахмурилась.

— И её мать, да. Можешь составить мне компанию.

Новости становились всё лучше и лучше.

— Хочешь сказать, что я буду первым ребёнком в Нигдебурге, который её увидит?

Папа пригубил кофе, чтобы скрыть улыбку.

— Постарайся не называть наш город Нигдебургом на публике, Мэл. Звучит немного уныло.

И вот так просто: вся неловкость от разговора про косметику взяла и испарилась. Потому что это было круто. Я смогу самолично подтвердить все эти слухи. Мне позарез надо было написать Рейган, и как можно скорее. Она же позеленеет от зависти!

Когда умерла моя соседка через дорогу, старая мисс Мартин (мир её праху), мы начали наблюдать, ожидая, кто въедет в опустевший дом. Последними новичками в городе были Рейган и её отец, и все дети надеялись, что приедет кто-то нашего возраста, кто-то, кто будет достаточно интересным.

Как оказалось, моему классу повезло дважды, потому что сначала к нам приехала Рейган, а потом — Дженнифер Чан.

И, право слово, слухи поползли быстро. Ещё до того, как она переехала, мы слышали истории:

Дженнифер Чан владеет карате и избила какого-то парня в прежней школе, после чего его пришлось загипсовать от макушки до пят.

Дженнифер Чан переехала в Нигдебург, чтобы не попасть в колонию для несовершеннолетних.

Мама Дженнифер Чан на самом деле — убийца в розыске, и им обеим пришлось выправлять фальшивые документы.

Дженнифер Чан — это даже не настоящее имя Дженнифер Чан!

В Нигдебурге постоянно кто-то что-то рассказывает, и поэтому никто не знает всей правды. Но далеко не всегда правда имеет значение. Иногда слухи о ком-то, всё то, что говорят люди, имеет гораздо большую ценность. Потому что, если задуматься, разве на самом деле мы не являемся всего лишь совокупностью того, что о нас думают окружающие?

— Кажется,