Пропасть - Katty666

самопожертвованием. И да, если бы ты не была такой самонадеянной, мне не пришлось учить тебя самоконтролю.

— Но вас же никто не просит об этом! — разгневанно добавила Микаса, теряя контроль от нахлынувшего чувства несправедливости.

Ее далеко не радостное настроение скатывалось в область едва контролируемого раздражения.

— Следи за языком, — серые глаза напротив потемнели, — из-за такой установки в своей пустой голове ты ставишь остальных под угрозу, нарушая мои приказы ради Йегера. Он не единственный, кто есть в отряде. Другим твоим товарищам тоже может понадобиться помощь.

«И кто же защитит его, если всем вокруг нужна помощь?» подумала она, вслушиваясь в сквозящий недовольством голос.

— Вот оно, бремя таких бойцов, как мы. Однако твои чувства опережают холодный расчет, и это может погубить не только других разведчиков, но и тебя.

«Как мы?»

— А что вы хотите, чтобы я была такой же, как вы? Не любящей никого на этом свете? Это худшее, что могло бы со мной произойти.

От собственных слов на языке осталась горечь. Завязавшаяся словесная перепалка заходила слишком далеко. Аккерман понимала, что говорила неприятные вещи из-за обиды на него, нарастающей за все годы службы, как снежный ком, вдруг обрушившийся и погребший ее под своим весом. Осторожно взглянув на капитана сквозь ресницы, Микаса заметила, как он уставился невидящим взором на собственные руки, будто делая вид, что не расслышал ее слов.

— От тебя слышать такое — комплимент, — помедлив, произнес мужчина.

Микаса поджала губы, откидываясь на спинку стула. Ей тяжело было принять тот факт, что в чем-то он был прав: ей действительно не хватало самоконтроля, и не только на миссиях. Иногда она просто не могла взять себя в руки: что-то щелкало в голове, и даже собственные руки не слушались.

Капитан протянул ей оставшиеся документы, и, поднявшись, отошел к окну, наблюдая за происходящим во дворе.

— Как закончишь — можешь быть свободна, — не поворачиваясь, добавил он.

* * *

Каждая миссия после последней была словно полотно, на котором размазали свежие алые краски: кровавое месиво из изуродованных тел разведчиков и титанов, такие же окровавленные зеленые плащи, и только капитан и его режущий, словно лезвием клинка взгляд, оставались четкими в сознании: он наблюдал за ней. Наблюдал в столовой, на тренировках, на построении, при случайной встрече: Микаса чувствовала, будто даже в ее мыслях не было безопасно и бежать некуда. Сомнения в правильности собственных действий вытесняли образ брата, выгравированный на задворках сознания; Эрен становился только сильнее, уже не нуждаясь в ее опеке, а сама Аккерман оставалась прежней, на пределе своих сил и возможностей — ей попросту некуда было расти. Нездоровое желание оберегать брата, сузившее кругозор только до него, сыграло с ней злую шутку: Микаса ощущала себя одинокой и уязвимой.

Единственным, кто позволял себе беспардонно вторгаться в ее пространство, стал Капитан Леви. Все происходящее только и наталкивало Микасу на мысли о нем, даже ненавистные дежурства. Каждая бессонная ночь, проведенная на кухне, казалась ей настоящим испытанием. Но именно последнее ночное дежурство выдалось невообразимо тяжелым. Микаса чувствовала, как от недосыпа и усталости, превращающей каждую кость в желе, дрожали руки и гудели мускулы. Капитан знал, как трудно будет ей каждый раз отсиживаться на кухне в окружении нескольких мешков картофеля, который должен быть почищен к утру. Он наказывал ее за то, что она так долго училась контролировать свои порывы.

Микаса знала, что совершала импульсивные поступки, ставила, как ей иногда казалось, под угрозу непоколебимый авторитет капитана Леви, не думала о жертвах, которые могут вызвать ее отчасти глупые решения. Ей прощалось все из-за хороших боевых навыков и завидной живучести, но Аккерман понимала: чем больше капитан вклинивался в ее реальность, сотканную из непреодолимого желания защитить единственного любимого человека, тем меньше становилась вероятность, что очередное непослушание сойдет ей с рук. И наказания становились все хуже и хуже. Девушка тряхнула головой в попытке выбросить из головы обрывки дня, когда Капитан в своей изощренно-унизительной манере оттаскал ее за волосы. После этого Микаса контролировала даже собственный взгляд в страхе, что он заподозрит ее в очередной оплошности.

Ей вспомнилось, как на следующий день после их «разговора», на тренировке им нужно было разбиться на пары для спарринга: к ее большому сожалению не осталось никого свободного, кроме самого Капитана.

Когда они приступили к тренировке, Микасе казалось, что он наносил удары со всей мощью, с особой ненавистью, а не как им лично было приказано изначально — в пол силы. Ее тело плохо слушалось, и Аккерман едва успевала парировать град ударов, обрушившихся на нее совершенно неожиданно, без предупреждения. Сквозь маску привычного невозмутимого выражения на его лице не проступало ни единой эмоции — таким же нечитаемым был его взгляд, внимательно наблюдающий за ней. В какой-то момент, почти подставившись под его кулак, Микаса неудачно увернулась, падая на пожухлую траву. Желание взглянуть на брата в порыве заглушить горечь, разливающуюся внутри, внезапно обрушилось на нее, лишая контроля.

Микаса смотрела на свои подрагивающие руки, опустив голову. Пот прохладными дорожками скользнул по разгоряченной коже, заставив вздрогнуть, но холодно ей стало вовсе не от этого, а от надменных серых глаз, режущим взглядом проходящихся по ее лицу. Аккерман неотрывно наблюдал за ней, будто ждал, когда ее собственный взгляд скользнет за Эреном и она вновь поддастся рабскому искушению отыскать брата в рядах тренирующихся кадетов. Микаса знала, что за этим последует, и от внутреннего противоречия, когда собственное благополучие выступало против желания увидеть брата, под ребрами предательски задрожало сердце. Она больше не знала, что правильно, как нужно поступить; действительно ли Эрен нуждался в ее заботе в таком количестве, и не были ли ее порывы находиться рядом с ним лишь способом утихомирить внутреннюю бурю из тоски и одиночества?

Мысли путались в вязкий ком, давящий в затылок ноющей болью. Микасе хотелось поговорить с кем-то, спросить, что ей делать дальше, как выбраться из бесконечного болота, затягивающего ее все глубже и глубже. Может, она действительно делала неправильные выборы?

От долгих размышлений веки становились неконтролируемо тяжелыми. В очередной раз сонно качнувшись над огромным чаном с кожурой под ногами, Микаса решила, что ей необходимо срочно покинуть душное помещение кухни хотя бы на несколько минут. Вытерев руки полотенцем, она тяжело поднялась и бегло оглядевшись, ступила в темный коридор. Было давно за полночь: в мутные окна безостановочно стучали капли дождя, слышались оглушительные раскаты грома.

От пола и вековых каменных стен, поросших кружевом мха, веяло сыростью и прохладой, в бледном пламени факелов