Символизм в русской литературе. К современным учебникам по литературе. 11 класс - Ольга Ерёмина

Огромную популярность приобрёл тогда Владимир Соловьёв, на основе философских трудов которого зиждется новое поэтическое мирочувствование. Соловьёв сам писал хорошие стихи, и этим был особенно близок поэтам. Число последователей символизма быстро увеличивалось, появились такие имена, как Вяч. Иванов, Андрей Белый, Блок, Волошин, Гумилёв…

Через этику и нарождающуюся философию символизма художник (по его собственным ощущениям) выходил к новым степеням духовной свободы, в результате чего символисты переживали судьбы мистической России едва ли не более напряжённо, нежели судьбу «России за окном». При сопоставлении этих двух миров они ужасались и не находили разрешения этого противоречия иначе как во вселенском духовном перевороте. Этим самым они готовили в умах и душах интеллигенции реальную революцию.

Бесспорным духовным центром культуры Серебряного века был Петербург, потому что все перемены здесь воспринимались особенно остро. Стоит упомянуть о некоторых наиболее популярных обществах, салонах и студиях, придававших особенный колорит тогдашней литературной жизни. В доме Мурузи (дома тогда назывались по их владельцам и не имели номеров) многие годы существовал салон Мережковского и Гиппиус. Большое значение имели «среды» Вяч. Иванова, проходившие в так называемой «Башне» (на последнем этаже в круглом помещении). Возникшее «Общество ревнителей художественного слова» тоже связано с его именем. Раз в две недели на «Башне» проходили занятия, читались доклады. Эти собрания посещали А. Толстой, В. Пяст, Е. Замятин, М. Кузмин, Е. Дмитриева (Черубина де Габриак) и многие другие. Позже Гумилёв организовал «Цех поэтов», где собирались в основном акмеисты.

Весь XIX век существовали строгие ограничения на количество печатных изданий, все они подчинялись жёсткой цензуре. Когда цензура была отменена, количество печатных изданий возросло неимоверно. Эта картина полностью повторилась в конце 80-х – 90-х годах ХХ века, что мы все можем хорошо помнить. В Петербурге издавались многочисленные литературные журналы. Органом «Религиозно-философских собраний» у Мережковских был «Новый путь», издавался полудекадентский журнал «Вопросы жизни», альманах «Шиповник» и многие другие.

Символисты Москвы собирались вокруг журнала «Весы», чьим редактором был Брюсов. В издательстве «Скорпион», которое организовал предприниматель С. А. Поляков, выходили книги Бальмонта, Белого, Брюсова…

Символизм обнаружил бездны в каждом человеке и многократные отражения их принял за главнейшую реальность. Его представители погрузились в индивидуальность и этим самым ушли от народа. Таким образом аристократизм исканий символистов создал расслоение с реальным миром. Такое расслоение было результатом своеобразной гордыни символистов, с презрением или просто недостаточным вниманием относившихся к жизни «под ногами». Жизнь не терпит пренебрежения к себе, она вернула им это отношение и прервала дальнейшее развитие направления. Ради сохранения цельности своей личности уехал за границу Белый, вернулся – и уехал вторично. Надолго отправились в Париж Мережковские. Тяжёлый кризис в связи со смертью жены переживал Вячеслав Иванов. В далёкие странствия по экзотическим странам пустился Бальмонт, Брюсов сосредоточился на переводческой деятельности, а Блок почти перестал писать: вдохновение покинуло его.

После Октябрьской революции символизм как направление сошёл на нет, потому что грубая реальность жизни слишком жёстко заявила о себе в судьбах каждого из её представителей. Они продолжали заниматься творчеством, но не было общих планов и надежд, не было душевного подъёма, не было прежней жизни, из недр которой они все вышли.

Сквозные темы в стихотворениях поэтов-символистов

Символ и слово

Поэты – наиболее чуткие люди. Поэтами недаром называют не только собственно стихотворцев, но вообще всех людей с тонкой нервной организацией, богатым воображением и даром предвидения. Тем более эти качества присущи тем, кто занят поэтическим творчеством.

Постоянно пытаясь нащупать тонкое, почти неосязаемое биение жизни вокруг, уловить особенности её пульса и понять направление жизненного потока, поэты глубоко проникают в структуру мира, их интуитивные озарения поднимаются до высот философских обобщений и мистических пророчеств.

Поэт – это тот, кто улавливает в частных и изменчивых событиях проявление вечного, осевого начала. Он понимает, что очевидность не есть действительность, что повседневная жизнь только отражение и искажение истинной жизни, что в повседневности мы можем только уловить намёк на истину, её символ. «Любовь лишь звук», а «Кровь лишь знак», – эмоционально утверждает Зинаида Гиппиус в стихотворении «Швея». «…Всё видимое нами – / Только отблеск… / От незримого очами», – философски обобщает Соловьёв («Милый друг, иль ты не видишь…»).

Но это вечное начало запрятано так глубоко, что человеку зачастую может быть видна только та борьба, та расколотость мира, что нарушила первозданное единство:

И как в твоей душе с невидимой враждоюДве силы вечные таинственно сошлись…

(«О, как в тебе лазури чистой много…».)

Поэт постоянно идёт по острию между несказуемостью последних тайн бытия и вульгарным искажением вырванных из своего сердца образов и слов, опошленных массовым сознанием. Это раньше словом творили и могли разрушать: «Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города» (Н. Гумилёв, «Слово»). Теперь же сам человек, восприняв божественный дар Слова, поставил его пределом «скудные пределы естества». В результате этого – первоначально живое и животворящее – слово стало формальностью, омертвело:

И, как пчёлы в улье опустелом,Дурно пахнут мёртвые слова.

Поэт вынужден пользоваться словами, но осознаёт их неполноту; недаром Владимир Соловьёв пишет, что истинен в конечном счёте лишь «немой привет» «от сердца к сердцу» («Милый друг, иль ты не видишь…»). Сердце – не только физиологический орган, гоняющий кровь, это один из важнейших духовных центров человека. Лишь человек с чутким сердцем может понять и принять других людей, осуществить тот самый «немой привет».

Но слишком часто, становясь взрослым, человек забывает о силе искренности, сосредоточенной в сердце, забывает о том, насколько сильно мог любить и понимать в детстве, любя безгласно, но всей душой.

В последней обиде, в предсмертной пустыне,Когда и в тебе изменяет мне всё,Не ту же ли сладость находит и нынеПокорное, детское сердце моё? —

вопрошает Мережковский («Детское сердце»).

Вместе с тем, трагическая раздвоенность мира велика, и человек вынужден учиться молчанию, чтобы найти ответы на свои вопросы. Ответы уже ждут людей, природа полна молчаливых символов, но человек неспособен их узреть и понять, потому что суетен и нетерпелив. «– Остановись, – призывает Волошин. – Войди в мою ограду / И отдохни. И слушай не дыша… / Учись внимать молчанию садов…» («Ступни горя, в пыли дорог душа…»).

Суметь разглядеть подлинное бытиё, ощутить себя частью живого мира, понять его знаки и идти по ним – сложнейшая задача, требующая от человека максимальной сосредоточенности и самоотдачи. Человек обречён на противоречивое существование в двух мирах – мире божественной тишины и мире попыток выразить эту тишину человеческим словом.

«Мой верный друг! Мой враг коварный!» – в смятении восклицает Валерий Брюсов, обращаясь к языку и его двойственности («Родной язык»). Но из прошлого как бы отвечает ему мудрый Владимир Соловьёв, подытоживая страсти по символу и слову, и оставляя простор для будущего:

Но верится: пройдёт сверкающий громамиСредь этой мглы божественный глагол,И туча чёрная могучими струямиПрорвётся вся в опустошённый дол.

И светлою росой она его умоет,Огонь стихий враждебных утолит,И весь свой блеск небесный свод откроетИ всю красу земли недвижно озарит.

(«О, как в лазури чистой много…»)

Противоречия культурного развития

Представители Серебряного века особенно остро ощущали назревающие мировые катаклизмы, Земной шар становился тесен человеку, и различие между культурами грозило беспощадными столкновениями. Ещё за десять лет до Первой Мировой войны и за год до первой русской революции вся планета представлялась «Залитой кровью и слезами, / Повитой смертной пеленой / И неразгаданными снами» (М. Лохвицкая. «Во тьме кружится шар земной…»). Старые истины исчерпывались и теряли смысл в новых условиях, грядущее скрывалось во мраке неизвестности.

Мы бесконечно одиноки,Богов покинутых жрецы.Грядите, новые пророки!Грядите, вещие певцы,Ещё неведомые миру! —

провозглашает Дмитрий Мережковский («MORITORI»).