Клан – моё Государство 5 - Китлинский

Плавильня была необычной. Две её печи работали на микроволнах, нагревая концентрат до нужной температуры. Химический анализ показывал, что из концентрата вігоняется до 80% золота и 82% серебра.

Увеличить выход не удавалось, поэтому остатки концентрата сбивали в ящики и просыпали порошком цементировавшим состав. Мужики роптали, мол, делаем ненужную работу, но когда узнали, что в каждой тонне остатков до пятисот грамм золота – смолкли.

На упаковке остатков концентрата и застали Бредфорда Снегирь и крестник, старший сын Бояна и Ксении, Александр Апостолов.

– Отслужил?!- вместо приветствия спросил Сашка.

– Да, батька, отслужил,- отвечает крестник, обнимая Бредфорда.- Соскучился по родным краям. По работе, тайге.

– Здравствуй, Андрей!- Сашка тискает Снегиря.- Тоже потянуло в забойчик?

– Сань, у меня пополнение будет к сентябрю. Врачиха сказала тройня. Их же кормить надо.

– Значит, уговорил Любашу?!

– Еле уболтал,- кивает Снегирь.- Нервов мне стоило.

– Ну, добро, осматривайтесь. Валите от меня, а то не успеваю до конца смены норму добить,- Сашка прогоняет обоих, выталкивая с площадки, и они уходят в сепараторный цех.

"Весь в отца. Такой же здоровенный бугай, но лицом вышел в Ксению,- отмечает себе Сашка.- Возмужал за эти годы парень. Уже не парень, а мужик".

Сашка рад их приходу. Не потому что ощущается нехватка рук, а потому что Снегирь знает шахту и ему можно доверить проходку, а крестник с десяти лет по промыслам с отцом бегал и на шахте не гость, свой человек.

Вечером после баньки Сашка сидит на крылечке балка с банкой крепко заваренного чая, рядом на пеньке перед ним телефон. Время встреч и разговоров. В Европе раннее утро и звонки часто приходят. Крестник сидит напротив на корточках, а Снегирь взгромоздился на ящик.

– Бать! Я в раннюю смену пойду. Там три старика колупаются, мал-мал не поспевают.

– Ладно, Санька,- кивает ему Бредфорд и глотает горячий чай.

– Отец там как?

– Нормально. Кланяться велел. Мать передала кое-что, потом занесу. Там свитер, носки шерстяные. Сестрёнка вязала.

– Как служилось?

– Погано, честно говоря. Офицерьё дубовое. После учебки меня направили в Москву. В Сокольнический полк ВДВ. Всякое я в жизни видел, но такого дерьма не встречал. Если б не наши мужики, ей-ей прибил бы парочку уродов в офицерских погонах.

– Язык-то попридержи!- обрывает его Бредфорд и смотрит на Снегиря.

– Бать, мы пока сюда топали с дядей Андреем всё обговорили, и он пожалел, что я тех сучков не удавил.

– Гнусная история?- спрашивает Бредфорд у Снегиря.

– Паскудная,- вздыхает Снегирь.- Стрелки в порядке шефства там побывали и ему наказали не лезть в бутылку. Ну и тех козлов тюкнули по головкам безмозглым. Сделали технично в частной баньке одной из фирм, которую те барбосы патронировали. Всех уделали. И мне их ничуть не жаль.

– Ясно,- Бредфорд ставит банку с чаем на пенёк и берёт трубку, телефон звонит. Слушает в течение минуты и говорит, улыбаясь:- Хорошо, Давыдович, сделаю. Привет тебе, во-первых, и спасибо, во-вторых. За что? Да за то, что не звонил два года. Это же счастье, когда никто не беспокоит,- выслушивает ещё минуту и произносит:- Великолепно! Рано или поздно все это осознают. Когда-то мы договорились с КОРУНД. Потом БАРРИКАДА на нас вышла, и мы с ними уладили. Я не вижу преград, чтобы ещё кто-то подключился. Всех касается, кто в нашей блядской стране оперирует. Но твоё предложение на координирующие действия наши встретят холодно. Не надо никого тащить, а несогласных выводить в расход. Процесс самоорганизации подталкивать глупо. Добиться единства можно только полюбовно. И необязательно навязывать систему разделов. Я против деления на сферы, потому что мало кто с такой постановкой вопроса согласится. Любые рамки будут ими восприняты, как попытка определить по параметрам. Ты, Давыдович, особо не петушись. Сохраняй бдительность и не вздумай проводить сборища. Не надо им помогать сводиться. И посредником в урегулирование ссор не суйся. Время нынче не самое подходящее,- Бредфорд умолкает, делает глоток из банки, пока говорит абонент.- Давыдович, ты такого человека по фамилии Скоблев, знаешь? Ах, это ты и есть! А я всё думаю, с кем это я по телефону болтаю. Да иди ты в одно место с извинениями. Это я знаю, кто ты есть теперь, ещё Паша Апонко, Панфилов в курсе и всё. Для остальных ты остался тем, кем был в бытность генералом КГБ. Я тебе справку о том, что ты изменился, дать не могу. Ей никто не поверит. И доказывать, что ты не слон никому не надо. Вот ответь мне, я тебе при встрече что-то доказывал? Я бил себя в грудь, что я умный и большой? Нет? Ах, ты не помнишь! Не еби мне мозги. Всё ты прекрасно помнишь. Просто ты глядишь на происходящее совсем другими глазами, открытыми. А они все шарят в полутьме. Кому-то жизнь и ситуация тоже глазки открыла, но не всем и не всем правильно. Да будь желание собрать, а мы вычислили всех, я бы их давно свёл глаза в глаза, но не стал так делать. Пока они каждый по себе и за себя, мы можем видеть, чего они хотят и как это желание осуществляют. А посади их в клетку – баста. Они свои цели прямо не скажут и начнут ханыжить, подвывать, интриги строить, обижаться, спорить по пустякам. Вспомни, сколько мы копий сломали, когда с панфиловцами договаривались? И времени угробили уйму и не добились ничего пока к ним сознание не пришло. А кто даст гарантию, что просветление всех приглашенных озарит?- Бредфорд здоровается с подошедшим стражником за руку и показывает ему, чтобы задержался. Тот присаживается, как и Апостолов на корточки рядом.- Знаю такого. Он во Франции был координатором и что? И о том, что он обобрал проходимцев по крупному я в курсе. Его и задницы ещё некоторых прикрыл Мик с моего согласия. У него до сих пор наша доля. Вот он пришёл к тебе и предложил свои деньги оприходовать, чтобы они не пропали, а ты у него не взял потому, что сумма огромная и её в одночасье не раскрутить. И мы у него свою долю не забирали именно поэтому. Приди Мик к нему и предложи ему отдать в хранение всё – он его пошлёт под три черты, как говорят на Украине. Ему недоверие не позволит отдать. Так они пропадут у него вместе с нашей долей, это честнее, по крайней мере, мне так видится,- Бредфорд выслушивает и продолжает:- Головастый, головастый он мужик. Чтоб ты знал, он химик великий, а разведчик никакой. Вот ты его культурно пригласи к себе на огонёк и попробуй уговорить так, чтобы он тебе свои тридцать всучил и нашу долю в двадцать доверил, при этом о связи с нами не говори,- Бредфорд смеётся ответу.- Конечно, спросит, откуда ты в курсе, а ты ему скажи, знаю, мол, всю сумму, что ты поимел, и расходы твои мне ведомы, потому остаток у тебя пятьдесят три. Всё дашь – возьму, а часть нет. И поспешай. В середине сентября начнётся обширный инфаркт экономики, а до сентября их надо перевести в надежное содержание. Позвони Чарльзу Пирсу по этому поводу и Лин Ши,- Бредфорд вытирает пот со лба.- Действуй!!- выключает телефон.

– Что хотел?- спрашивает стражник.

– Ты с кордона?

– Нет. Из Охотска.

– Что там?

– Городок умирает. Народ отваливает на материк. Окрестные поселки опустели совсем. Я ходил на нерест.

– Заготовились?

– Резали по внутренней потребности. Браконьеров нет. Порт стоит, а таскать авиацией – много ли на Як-40 нагрузишь?

– Ан-24 сняли с линии?

– На всё лето. А там что будет, никто не знает. Его отправили в капиталку. Новых нет. Замены нет. "Як" и тот через раз летает. У него в Николаевске дозаправка, но топлива иногда нет,- стражник встаёт с корточек.- А на кордонах пусто,- и уходит.

– Мы на летнее стойбище завернули,- сообщает крестник,- так они три года в тайге никого не видели. Рады были нам, аж плакали.

– Чья семья?

– Аммосов старик у них главный,- отвечает Снегирь.

– Два года назад его внук приезжал за мукой и солью,- Бредфорд сплюнул.

– Его на стойбище не было. Ушёл на охоту. Старик спрашивал, даст ли Сутра в долг.

– Дам. Куда же я денусь. Мальцы с ними кочуют?

– С ними. Забрали из интернатов,- Снегирь подаёт Сашке листок.- Я записал, что он просит. До снега, говорит, продержимся, а зимой помирать надо, однако.

– Завтра двое в посёлок пойдут, обскажите им как до них дойти.

– Хорошо, Саш. Мы в баню. Я завтра в ночь пойду. Дашь второй забой под команду? Мужики сами мне предложили.

– Бери,- соглашается Бредфорд.

"Значит, Пороховщиков приходил к Скоблеву. Это интересно. Оторвал он конечно у братии позорной деньжищи огромные, но им грош цена, если ими мудро не распорядиться. Видимо он понял, что сделать их было проще, чем пристроить. Информации о том, что он их хочет задействовать, не поступало. К Давыдовичу он пришёл как к первому лицу, у которого с финансами всё чисто, а репутация порядочности стала притчей во языцех. Нет, Скоблев правильно сделал, что не взял этих денег. Ну что с этими миллиардами делать? Куда их воткнуть? Получить наличными и спалить при стечении народа на Красной площади?! Идиотизм да и только. Представить теперь невозможно, что я дожил до времени, когда мне приносят миллиарды на сохранение. Мне, оборванцу и бродяге! Ещё в зад себя от радости поцелуй,- прозвучал второй голос.- Я так не смогу изогнуться, чай, не в цирке служу, где есть трос страховочный. По части добыть деньги Пороховщиков полупрофессионал. Если б не Мик, уделали бы всех прямо в здании генеральной прокуратуры имён и званий не спрашивая. Мик – молодец. Ситуацию высчитал божественно, до активизации сил нашёл по моей наводке подсевшего козлика из "Резеды" и в нужное время заколол. Вот это и есть профессионализм. Или вот тот мужичок. В одиночку сорвавший банк взяток от янки и британцев. Даже мы его проглядели и узнали о нём, когда он оформил в скупке ЗТ. Поступил мозговито. Не только копейку добыл, но и правильно её вложил, при этом застраховал и тем самым сам застраховался. Как его, Коля Крючков, кажется. Корреспондент заштатной газетёнки, подрабатывающий на пропитание уроками английского языка. Вот это самородочек! Большого, однако, веса. И уровень профессионализма сомнению не подлежит. И поймать такого – уписаешься. Потому что одиночника подцепить невозможно. И в информационную сетку он не попадает. Надо послать кого-то, чтобы к нему пригляделись,- Бредфорд зевнул и сладко потянулся.- Вообще-то размышлять на такие темы перед сном не рекомендуется. Ещё приснится что-то поганое". Он встал и собрался было войти в балок, когда его окликнули.