Мистерия Христа - Фалес Аргивянин

А Клодий Македонянин уже лежал у ног Учителя и лобзал их, оглашая рыданиями сад и террасу. Рука Учителя ласково покоилась у него на голове. А приведшая нас женщина полуиспуганно-полунегодующе глядела на меня, Фалеса Аргивянина, спокойно стоявшего пред лицом её Учителя.

Тихой небесной лаской обнял меня взгляд Любви Воплощённой. Голос, подобный голосу матерей всего мира, сказал мне:

— Садись рядом, мудрый Аргивянин. Скажи, зачем ты искал меня? Я не спрашиваю этого у твоего друга… Его рыдания говорят мне всё. А ты?

И я, Фалес Аргивянин, сел одесную[30] Бога, ибо холод всего мира был в разуме моём.

— Я пришёл к Тебе, Неизреченный, — спокойно ответил я, — и принёс Тебе привет от Учителя моего Гераклита. Я принёс Тебе привет от того, чьё имя — Молчание. Я принёс Тебе привет от Святилища и Убежища. Я пришёл к Тебе, дабы потерять всё, ибо вот — я ношу в себе Холод Великого Познания…

— А почему же товарищ твой, потеряв всё, несёт теперь в себе Тепло Великой Любви? — спросил меня тихо Он.

— Он не видел того, что видел я, Неизреченный, — ответил я спокойно.

— И ты, мудрый Аргивянин, узнал меня, если называешь меня так?

— Тебя нельзя узнать, — ответил я. — Узнать можно лишь то, что Тебе угодно явить нам. И вот — я ничего не прошу у Тебя, ибо потерял всё и не хочу иметь ничего.

И тихо-тихо коснулась моей головы ласковая рука Его. Но Холод Великого Предведения царил в сердце моём, и я, Фалес Аргивянин, сидел спокойно.

— Мария, — раздался голос Его. — Пусть цветок Любви Божественной, распустившийся в сердце твоём, скажет тебе, кто из сих двух больше любит и больше знает меня?

Глаза женщины вспыхнули.

— Учитель! — едва слышно сказала она. — Любит больше тот, — указала она на Клодия, — а этот… этот… мне страшно, Учитель!

— Даже Божественная Любовь испугалась твоего Великого Страдания, Аргивянин, — сказал мне Он. — Блажен ты, Аргивянин, что полно мужества сердце твоё и выдержало оно Холод Великого Познания, имя которому — Великое Страдание…

— Учитель! — страстно прервала Его женщина. — Но этот… этот, кого Ты называешь Аргивянином, он ближе Тебе! Улыбка тронула уста Назарянина.

— Ты верно сказала, Мария, — промолвил Он. — Аргивянин ближе мне, ибо вот — он ныне предвосхитил в сердце своём то, что скоро перенесу я. Но он — только человек… Итак, Клодий, — обратился Он к Македонянину, — ты идёшь за мной?

— Я Твой, Учитель, — ответил рыдающий Клодий.

— Я беру тебя к себе…

И рука Неизреченного властно загасила горевший на челе Клодия Маяк Вечности.

— Я загасил крест на челе твоём и возлагаю его тебе на плечи. Ты пойдёшь и понесёшь Иго моё и Слово моё в неведомые тебе страны. Люди не будут знать и помнить тебя; Мудрость твою я заменяю Любовью. Под конец жизни твоей крест, который я возлагаю на тебя, будет твоим смертным ложем, но ты победишь смерть и придёшь ко мне. Отныне я разлучаю тебя с твоим товарищем — ваши пути разделены. А ты, Аргивянин, — обратился ко мне Неизреченный, — ты тоже потерял всё… Что же дам тебе взамен?

— Я видел Тебя и говорил с Тобою, — спокойно ответил я. — Что можешь Ты дать мне ещё?

С великою любовью покоился на мне взгляд Неизреченного.

— Воистину освящена Мудрость земная в тебе, Аргивянин, — сказал Он. — Ты тоже идёшь за мною?

— За Тобою я не могу не идти, — сказал я. — Но я никогда не пойду за теми, кто идёт за Тобою…[31]

— Да будет, — печально сказал Назорей[32]. — Иди, Аргивянин. Я не гашу Маяка Вечности на челе твоём. Я только возвращаю тебе срок человеческой жизни. Я не беру твоей Мудрости, ибо она освящена Великим Страданием. Неси её в бездны, куда ты, Мудрый, понесёшь свой Маяк.

Возвратись к Учителю своему и скажи ему, что я повелеваю ему ждать, доколе не приду опять. Не ходи к тому, чьё имя — Молчание, ибо вот — я всегда с ним. А потом возвратись сюда и переживи конец мой, ибо только конец мой снимет с тебя тяжесть Холода Великого Познания…

И я, Фалес Аргивянин, встал и, оставив Клодия Македонянина у ног Назорея, медленно поклонился Ему и сошёл с террасы. На дороге попалась мне группа молчаливых учеников. И вот — тот, который так грубо встретил меня, отделился от неё и, приблизившись ко мне, сказал:

— Господин! Если я обидел тебя, прости меня.

И я, взглянув, увидел в глубине очей его вражду и непримиримость.

— Нет обиды в душе моей, иудей, — ответил я. — Погаси горящую в очах твоих вражду Любовью твоего Учителя. Мы ещё увидимся с тобою тогда, когда страдание твоё будет больше моего. А пока… о премудрости великой богини Афины Паллады[33] — радуйся, иудей, ибо вот — она, Великая, открыла мне, что между шипами венца Учителя твоего будет и твои шип, шип великого предательства Неизреченного!

Как ужаленный отскочил от меня иудей. Со страхом расступились ученики передо мною, Фалесом Аргивянином, несшим Холод Великого Познания в умершей душе своей. Только один Фома с другим молодым учеником последовали за мною до выхода из сада. Здесь Фома простёрся предо мною, Фалесом Аргивянином, и сказал на языке тайного Знания:

— Великая Мудрость Фиванского Святилища ныне освящена в тебе Светом Неизреченного, Аргивянин. Ей кланяюсь, кормилице моей, ибо вот — мы братья по ней…[34]

Спокойно стоял я, и ко мне прикоснулся молодой ученик, застенчиво улыбаясь.

— Я чувствую твоё Великое Страдание, Аргивянин, и мне жаль тебя. Возьми эту розу из сада Магдалы. Пусть она согреет моей посильной любовью твоё холодное сердце. Не отвергай дара моего, Аргивянин, ибо роза эта сорвана Учителем, и мы оба ученики Его…

Я, взяв розу, поцеловал и, спрятав на груди, ответил:

— За любовь твою даю тебе старый мир мой, ибо его уже нет в душе моей. Он возле меня — возьми его. Мы ещё увидимся с тобою, и я назову тебе место Убежища, дабы ты мог посетить Учителя моего Гераклита, ибо вот — я вижу, что ваши жизни сходятся в одной точке — его, великого глашатая Мудрости Звезды Утренней, и твоя — великий Апостол Неизреченного![35] Но ты ошибаешься: я не ученик твоего Учителя, я не могу быть им, ибо я знаю, кто Он…

И я покинул Палестину.

Прибыв в Тайное убежище, узрел я своего Учителя, который в великом смятении бросился ко мне:

— О, Аргивянин! — воззвал он. — Наши сердца связаны цепями жизни Духа, и вот — что это за холод смерти идёт от тебя? Моя Мудрость не могла проникнуть за круг Великого Учителя, и я ничего не знаю, что было с тобою. Расскажи мне всё, Аргивянин!

И я, став у колонны, неторопливо рассказал ему всё. И вот — я увидел Великого Гераклита, простёршегося у ног моих.

— Привет тебе, Фалес Аргивянин, мудрый ученик мой, сидевший одесную Бога! — возгласил он. — Благодарю тебя за Великий Крест ожидания, принесённый тобою мне от Него, Неизреченного! Да будет Воля Его!

И я, Фалес Аргивянин, покинул без сожаления Учителя, ибо что было в нём мне, носившему Холод Великого Предведения в душе своей?

Я отплыл в Палладу и там, в тиши Святилища Пелиона[36], громко воззвал к Афине Палладе, и она, лучезарная, пришла ко мне, Фалесу Аргивянину, в ночной тиши прохладной рощи, у корней священного платана.

— Я слышала зов мудрого сына Эллады, любезный сердцу моему, — сказала богиня. — Что нужно тебе, Сын Мудрости, от матери твоей?

И я вновь поведал всё, что было со мной. Задумчиво слушала меня Мудрая, и вот — её материнская рука была на холодном челе моём.

— И ты, Аргивянин, пришёл мне сказать, что отрекаешься от меня? — спросила она. — Да будет! Тебе, сидевшему одесную Бога, не место у ног моих. Но, Аргивянин! Кто знает, не встретишь ли ты и моей части там, когда исполнится страшное предвидение твоё? Не сверкнут ли тебе мои очи из-под плотного покрывала иудейской женщины? Кто знает, Аргивянин! Велика холодная мудрость твоя, сын Эллады, но ведь мы, небожители, знаем всё же больше тебя. Ты оставил Клодия у ног Неизреченного? Но почём знаешь ты, что я не сидела у этих ног ранее его, тогда ещё, когда заря жизни не занималась над вашею планетой? Посмотри, Аргивянин, — и Мудрая указала мне на Млечный Путь, — сколько садов Магдалы разбросано по Палестинам Небесным?[37] Почему я не могла быть когда-нибудь скромной Марией в них? Подумай, Аргивянин, времени у тебя хватит, любимый, мудрый сын мой, сын любимой мною Эллады, сидевший одесную Бога! Я принимаю отречение твоё, ибо предвижу ещё более великое отречение, зреющее в сердце твоём. Воистину, ты не можешь не идти за Ним, но никогда не пойдёшь с теми, кто идёт за Ним!

И богиня слегка коснулась рукой розы, данной мне в саду Магдалы, и снова расцвела роза, и воскресшая любовь горячей волной хлынула в грудь мою, но, встретив Холод Великого Предведения, остановилась…

Ушла богиня, и я остался один со своими думами под сенью священного платана. Я порвал связи с Мудростью, порвал связи с богами. Оставалось порвать последнюю связь — связь с человечеством; и я, Фалес Аргивянин, спокойно пошёл к этой последней цели.