Испанский вояж - Наталья Сафронова

Король остался доволен осмотром и решил остаться. Он выбрал место рядом с веселыми трепачами, скинул, положил на скамейку плащ и сел так, чтобы лицо его было в тени.

— Нет, Хуан, признайся, что Розита дала тебе по голове ступкой за то, что ты обещал больше, чем делал!

— Конечно, обещал любить ее всю ночь, а вот нет еще и одиннадцати, а ты уже болтаешься по кабакам.

— Уж признайся лучше, что твой ключик не годится к ее скважине!

Гневные крики пострадавшего Хуана потонули в хохоте собутыльников. Король принялся за окорок, с одобрением слушая остряков. Хуан наконец перекричал всех и продолжил свой рассказ:

— Да нет же, если бы не толстуха Пепелина, вы не увидели бы меня до завтра. Я обхаживал Розиту неделю и довел ее до того, что, когда она высовывалась ко мне из окна, на ее грудях можно было крепить флаги, так они торчали. Сегодня Розита сама спустила мне лестницу, и я уже добрался до балкона.

— Ага, наверное, она ждала не тебя, а Рамона, и когда разглядела, то вмазала тебе веером между глаз, ты и свалился.

Король захохотал вместе со всеми, представив гнев какой-то Розиты, увидевшей в своем окне не могучую фигуру и рыжие усы Рамона, а щупленького Хуана.

— Да нет же, говорю я вам, Рамон подбивал к ней клинья, но у него не то обхождение. Он ведь ленив — больше двух дней стоять под окнами не будет.

— А ему и не надо, его сразу пускают, не то что тебя! — икая от смеха, прохрипел сосед Хуана.

— Да, но кто? — взвился тот. — Красотки, у которых калитка всегда открыта! А моя Розита…

— Еще не твоя, — задыхаясь от смеха, выдавил сосед.

— Но будет моей! — уже с яростью в голосе закричал бедняга, сверкая глазами.

— Ладно, ладно, — вмешался третий собутыльник. — Дайте дослушать, а то мы так и не узнаем, почему он примчался сюда весь в дерьме, с шишкой на лбу, но такой довольный. Давай, Хуан, рассказывай!

— Да рассказывать больше и нечего, — погрустнел тот. — Ну, лезу я по лестнице, темень, дождь, она уже и балкон открыла. Но тут пробило десять, и из окон начали выливать на улицу помои. Дуреха Пепелина тоже открывает сверху окно и выбрасывает ведро помоев прямо на меня.

— Теперь понятно, почему ты плащ и шляпу за дверью оставил, а шишка-то откуда, раз она тебя дерьмом облила?

— Да, дерьмо-то было в ведре, а ведро тоже мимо не пролетело.

Взрыв хохота был наградой герою. Король хохотал вместе со всеми так, что на глазах выступили слезы. Каждый раз, когда он смотрел на Хуана с шишкой на лбу, к которой тот прикладывал свой кубок, новая волна смеха захлестывала его так, что, казалось, не вынырнуть. После нескольких попыток ему удалось, вмешавшись в разговор, просипеть в несколько приемов:

— Так чего ж ты такой довольный, парень?

— А когда я с лестницы грохнулся, она выбежала на улицу, дала мне флакон с уксусом и сказала, что ждет меня завтра.

— А почему не поцеловала? — успел выкрикнуть кто-то, но ответ Хуана покрыл такой раскат хохота, что даже азартные картежники стали поворачиваться, отвлекшись от карт.

Постепенно смех затих. Измученные слушатели принялись выпивать и закусывать. Король откинулся, чувствуя во всем теле томление от приступов смеха, потом встал и подошел к картежникам. Игра шла по-крупному и вскоре, достав истрепанный кошелек, Педро подсел к столу. Так весело начавшийся вечер принес ему и карточную удачу. Он начал выигрывать и, увлекшись, не замечал тяжелого взгляда сеньора, сидевшего рядом с ним и несущего солидные потери. Не заметил он и взглядов, какими обменялся этот сеньор с мориском, сидящим по другую сторону от него. Тот заерзал, стал двигать стул, зачем-то потянулся за четками и уронил свечу, она погасла. Хозяин зажег ее вновь, и игра продолжалась, но тут сеньор, сидевший рядом, вдруг вскочил и схватил короля за рукав.

— Ты спрятал карту! — закричал он.

— Нет, — ответил Педро.

— Вот она, смотрите!

Все повскакали с мест и посмотрели туда, куда показывал сеньор. Действительно, из-за обшлага рукава короля торчала карта.

— Мне ее подсунули! — взревел взбешенный Педро.

— Может, и так, — неожиданно миролюбиво признал сеньор, — может, вы и честный человек. Назовите ваше имя, и мы во всем разберемся.

— По какому праву вы меня допрашиваете? — возмутился король.

— Вы назовете ваше имя? — повторил сеньор и положил руку на шпагу.

— Нет, — не менее твердо ответил король.

— Тогда либо покиньте зал, оставив нечестно выигранные деньги на столе, либо я вас убью.

Король вернулся к реальности и понял, что сохранить одновременно жизнь, честь и тайну ему не удастся. Среди посетителей не было никого, кто мог бы за него поручиться. Что ж, короля здесь быть не могло, а честь простого горожанина не в счет. Рассудив так, он обошел стол, даже не взглянув на деньги, взял свой плащ и вышел в полной тишине.

* * *

Ужин проходил все в том же ресторане отеля, расположенном в цокольном этаже на уровне сада. Зал был большой, с низкими потолками и стеклянными стенами-окнами, через которые открывался вид на море. Наш отель находился на второй линии. Между ним и морем лежали: набережная с кафешками и магазинчиками, затем ряд отелей престижной первой линии и, наконец, дорога, связывающая, как нитка бусы, маленькие городки-жемчужинки в ожерелье Андалузской Коста дель Соль. Первая линия поднималась над набережной, а вторая — над ней, как ступени римского амфитеатра, неплохо сохранившегося в Малаге.

Не освоившись еще с нравами курортной жизни, к ужину мы спустились прилично одетыми, причесанными, с легким макияжем. Нас встретил детский рев, шумные голоса и аппетитное позвякивание посуды. Большинство других постояльцев пришли в шортах, наш стиль одежды поддержали только очень пожилые испанские старушки в туфлях и жемчугах. Правда, нельзя сказать, что наши усилия выглядеть элегантно остались совсем не оцененными. Когда мы закончили наше хождение с тарелками и уселись за столик, Марина мне шепнула:

— Слева за столиком симпатичный брюнет.

— Что? — спросила я в тон ей.

— Глаз не сводит, — сообщила она, не уточнив, правда, с кого.

Полуобернувшись через некоторое время, я сразу поняла, о ком шептала мне бдительная подруга. За маленьким столиком сидел высокий стройный молодой человек. Черные прямые волосы до плеч были разделены пробором. Нос, та часть лица, на которую я прежде всего обращаю внимание, был крупным, выразительным, хорошей формы. Глаза — светло-синими, именно светло-синими, а не голубыми. Но самое удивительное, что на столе перед ним рядом с тарелкой лежала открытая книга. Это очень живо напомнило мне старшие классы школы. Вернувшись днем в пустую, залитую осенним или весенним светом квартиру, я снимала черный фартук и коричневое форменное платье, мыла руки и, захватив любимую книжку, тогда это был Ремарк или Ильф и Петров, шла на кухню разогревать обед. А потом, не торопясь, хлебала супчик, уставившись в книжку. Тогда, зайдя днем к любому из одноклассников, можно было увидеть одну и ту же картину: рядом с тарелкой раскрытая книга. От родителей попадало за то, что частенько и то и другое оставалось на столе до их прихода.