Процион - Андрей Ливадный

Более всего на свете она не выносила убивать людей, но зачастую ситуация не оставляла ей иного выбора…

…

На улице хмурились предрассветные сумерки.

День, как обычно, обещал быть жарким, но сейчас над заброшенными постройками одной из покинутых агротехнических ферм сгущался туман, на пожелтевшей траве, пучками пробивавшейся в стыках бетонных плит, дрожали капельки росы.

Вокруг царил смешанный пейзаж: вездесущая растительность практически поглотила заброшенное поселение, побеги лианоподобных растений, цепко карабкавшиеся по стенам, идеально маскировали покинутый поселок от обнаружения с земли и воздуха – попасть сюда было возможно, лишь обладая точным знанием местности…

Ян Ковальский помнил расположение всех агротехнических ферм еще с довоенной поры. Он был одним из немногих, кому удалось выжить, столкнувшись с сонмищем ИскИнов, вторгшихся со стороны вулканической пустыни.

Сколько же еще вот таких заброшенных, потаенных уголков, навек сохранивших следы той короткой драмы, хранят молчаливые леса "запретки"? – Подумалось ему.

Ковальский осмотрелся. Да, несомненно, здесь разыгрался один из страшных эпизодов внезапного противостояния. Взгляд то и дело цеплялся за свидетельства былого: многие дома стояли без крыш, большинство окон щерились огрызками стеклопластика, на стенах виднелось множество выщерблин от попаданий пуль и осколков, бетонные плиты дороги просели, кое-где на них виднелись круговые подпалины от взрывов, которые не сумели стереть дожди и обошла стороной растительность, милостиво прикрывшая зеленью основные разрушения поселка.

Лишь несколько строений (в том числе и дом, окруженный бойцами в темной камуфлированной униформе) выглядели годными для жилья.

Командир отряда заставил себя прогнать воспоминания и начал жестами указывать бойцам позиции для штурма.

Лицо Яна скрывал боевой шлем с опущенным пуленепробиваемым забралом, и подчиненные не могли видеть, как серые пятна смертельной бледности проступили на щеках командира, прежде чем он дал резкую отмашку, означающую готовность к штурму.

Ему было тяжело. Душа ныла под гнетом воспоминаний, и в эти минуты Ковальский впервые за последние годы пожалел, что остался в отряде специального назначения по окончании тех чудовищных событий.

Хотя, после всего пережитого, был ли у него иной путь?

Он оглянулся, понимая, что сознательно оттягивает время. Взгляд упал на два приземистых армейских вездехода, что перегораживали участок улицы, исключая возможность бегства с использованием транспортных средств.

Лицо командира за прочным дымчатым пластиком исказила гримаса боли. Он находился на грани. На грани неисполнения приказа, ибо узы крови, связавшие всех людей, оказавших неистовое сопротивление внезапно обрушившейся беде, на поверку оказались сильнее любой субординации…

Казалось еще секунда промедления, внутренних сомнений, усиленных внезапно нахлынувшими средь руин воспоминаниями, и долг службы окончательно будет подавлен эмоциями.

Ян стиснул зубы, отводя взгляд от вездеходов

Его отряд из двадцати бойцов уже полностью окружил строение, медлить дальше было больно, бессмысленно, и Ковальский решительно направился к входу, уже не глядя по сторонам, как минуту назад.

Он никогда не верил в чудеса и понимал: сейчас все кончиться, быстро почти бесшумно… и тогда ему придется взглянуть в очередное мертвое лицо, которое вдруг окажется знакомым.

Ковальский знал рано или поздно подобное случиться. Кто попало в "запретку" не ходит, для этого необходимо мужество и подготовка. Тихий пустынный лес только кажется безобидным, на самом деле он таит множество смертельных опасностей.

Каждый раз, отправляясь на очередную операцию, он молил об одном, – только бы нарушителем не оказался кто-то из ребят, уцелевших в аду двухдневных боестолкновений с пришлыми искусственными интеллектами…

Почему сегодня его гложет не просто дурное предчувствие, а ощущение беды?..

Он резко, нарочно громко открыл дверь; всколыхнувшееся внутри отчаяние оказалась столь внезапно и велико, что он на миг подумал: пусть первая пуля достанется мне, оборвет этот затянувшийся кошмар…

…

Мари не видела творящегося на улице, но жизнь в постоянной опасности и напряжении научили ее не строить иллюзий и всегда морально готовить себя к худшему, чтобы лучшее являлось приятным сюрпризом.

Она была инфицирована, поставлена вне общества, и отчетливо понимала, что надеяться в этом мире можно только на себя. У нее, конечно, оставались знакомые, но никого из них она не могла назвать другом. Все кто был ей дорог, оказались по ту сторону незримой черты, после того как она "пропала без вести" в бою с ИскИнами.

Ни один человек на свете не знал, что она жива.

Снаружи резко скрипнула дверь.

Мари специально не смазывала их механизм, чтобы ни один случайный посетитель не смог застать ее врасплох.

От входа через холл до спальни тридцать пять шагов.

Первая установленная внутри дома ловушка сработала спустя три или четыре секунды после протяжного скрипа.

Взрывное устройство направленного действия было снабжено зарядом малой мощности, без поражающих элементов, рассчитанным на создание ударной волны, которая вышвырнет незваного визитера через дверь.

Устраивая ловушку, Мари исходила из гуманных (с ее точки зрения) и чисто практических соображений. Если ее потревожили случайно, то человек второй раз не сунется в дом, – отлежится после легкой контузии и поспешит убраться прочь.

Ну а если к ней пожаловали настоящие проблемы, то первый заряд остановит нападающих, собьет их с темпа, даруя ей немного драгоценного времени.

Так оно и случилось. Второй взрыв (уже не такой безобидный, как первый) грянул спустя секунд пятнадцать-двадцать, когда она, успев схватить одежду, экипировку и оружие, уже спускалась по наклонному тоннелю в недра древнего бункера, выстроенного (как она представляла) первыми поселенцами.

Ее путь вел через подземные коммуникации к общественному паркингу с просевшей под давлением земли кровлей. Там среди ржавеющих остовов старых машин стоял ее новенький "Акцепт" – внедорожник с форсированной ходовой частью, усиленной подвеской и бронированным кузовом.

Внешне неброская машина, каких полно на многоуровневых городских магистралях, на самом деле прошла серьезную модернизацию, исполненную "под заказ" и уже не однажды выручала Мари из смертельно-опасных ситуаций.

Она нырнула во влажный, пахнущий застарелой сыростью тоннель, на бегу застегивая бронежилет и ремни экипировки.

…

Пробежав метров пятьдесят, она остановилась и прислушалась.

Узкое пространство наклонного коридора отчетливо передавало эхо торопливых, ритмичных шагов.

Слух и интуиция редко подводили Мари.

Вслед за ней по тоннелю спускались два андроида, – бывшие ИскИны, с перепрошитыми заново блоками базовых программам.

Таких ребят содержала на своем балансе колониальная администрация, а значит, ею занялись всерьез.

Дистанция до преследователей резко сокращалась, и Мари, не колеблясь, вскинула оружие, произведя четыре одиночных выстрела.

ИскИнов она убивала без колебаний, если к этим человеческим подобиям вообще применим термин "смерть".

Темнота тоннеля не являлась помехой, – боевой шлем, оснащенный системами тепловидения и детекторами движения, позволял ей ясно различать противника, и, как следствие, все четыре пули попали в цель: две пробили грудные кожухи дройдов, за которыми прятались основные компьютерные блоки сервомашин, а два последующих выстрела являлись уже контрольными, произведенными скорее по привычке, чем в силу необходимости.

Просто она не любила, когда за ее спиной внезапно вставал поверженный наземь враг.

В устье тоннеля вновь послышались шаги, и Мари побежала, теперь уже не оборачиваясь на звук, зная, что успеет, тем более, что преследователи, судя по всему, не догадывались куда она направляется.

* * *

Ян Ковальский поднялся на ноги, отряхивая с экипировки дорожную пыль.

Взрыв, которым его выбило назад, за двери, не причинил капитану особого вреда. Пара синяков не в счет. А вот андроидам, ринувшимся на штурм, досталось, что называется по "полной программе": второй заряд, установленный в глубине гостиной, оказался намного мощнее – вкупе с ударной волной атакующие сервомеханизмы получили шквал каленых шариков от подшипников, использованных в качестве поражающего элемента.

Дым толчками выбивало в дверной проем, покосившаяся пластиковая рама сначала оплыла от температуры, а затем по деформированной поверхности побежали язычки ядовито-зеленого пламени.

Где-то в глубинах строения, вероятно на уровне подвала, глухо прозвучало четыре одиночных выстрела.