Заявка на подвиг - Константин Арбенин

— Лупить начинаем по свистку. Все понятно? Псевдонимов, спину не горбите! Барон Николай, ворон не лови, на противника гляди!

Досчитала до трех — свистнула. Оба поединщика замахнулись да как съездят дубинами друг по другу. От первого удара рыцарь с коня слетел, а великан где стоял, там и сел.

— Отлично, — кричит донья Маня, а сама от увиденного морщится. — Давайте, давайте, не расслабляться!

Конь рыцарский накала не выдержал, в сторонку отошел, прилег отдохнуть на травку. Поднялись обе стороны на ноги, плюнули на свои ладони, дубины покрепче перехватили.

— Может, хватит? — кряхтит рыцарь.

— Разговорчики во время боя! — командует оруженоска. — Сходимся, сходимся, — а сама глаза жмурит от страха.

Размахнулись… Барон Николай великану снизу вверх заехал, только челюсть чуток набок свернул, а тот его сверху вниз шибанул — по пояс в землю вогнал.

Пока рыцарь равновесие свое восстанавливал, великан Псевдонимов пощупал челюсть рукой, вставил ее на прежнее место, сплюнул и говорит:

— Давайте-ка, ребята, на этом закончим поединок, а то, чего доброго, еще действительно до нокаута дело дойдет. А я шибко сомневаюсь — надо ли? Ежели я этого доблестного незаслуженного рыцаря следующим ударом в землю забью по шляпку, то его уже потом выкопать навряд ли удастся — почва тут плотная, каменистая.

Донья Маня смотрит на картину боя задумчиво, слова великановы в уме взвешивает. А барон Николай торсом извивается, щит бросил и все пытается свой шлем на голове поправить — он от удара сплющился и сквозь смятые прорези не видать ничего. Великан подошел к рыцарю, достал из кармана великанскую бутылочную открывалку, помог рыцарю шлем снять. Покатился шлем по камням, как консервная банка, да куда-то в расщелину канул. Великан взглядом его проводил, присел рядом с рыцарем, закурил трубку великанскую.

— Перекур, ребята, — говорит.

Донья Маня ухватила рыцаря своего под мышки, да что-то трудно идет — очень прочно он в землю вошел, будто не гвоздем его вбивали, а шурупом закручивали.

— Вы бы лучше, ребята, объяснили, — говорит великан, — по какому такому злодейскому поводу я вам понадобился. Что вам нужно-то от меня? Почто деремся-сражаемся не на живот, а до полного нокаута? Может быть, я и так готов на уступки пойти, без мордобоя. Рукоприкладство, ребята, не метод, это я вам как злодей со стажем говорю.

— А то ты не знаешь, — подает голос вкрученный в землю барон Николай, — по какому поводу мы к тебе явились!

— Не знаю, ребята, — пускает дым великан. — Много за мной злодейств числится.

— Да ну, — не верит донья Маня. — Неужто много? А так по вам и не скажешь, приличный великан. Если б не курили, у меня б вообще о вас хорошее мнение сложилось.

— Злодейств-то много, — вздыхает великан Псевдонимов, — да только ни одно из них не закончено. Ведь я, ребята, не простой злодей, а злодей-неудачник. Ни одной своей пакости до конца довести не могу, представляете! Не получается, и все тут — хоть плачь!

И рукой махнул — опечалился. Рыцарь и оруженоска переглянулись, посмотрели друг на друга многозначительно, со смыслом. А великан продолжает рассказывать:

— Берусь за несколько пакостей одновременно, потом все путаю, отвлекаюсь… Всех врагов подвожу, всем сподвижникам мешаю…

— Нам, — говорит барон Николай, — Золотой Вентиль нужен, который ты у добрых горожан похитил. Помнишь такой или от обилия злодейств позабыл?

— А, — говорит великан, — это… Вот что вам, оказывается, нужно! Ну, с этим Вентилем вообще история…

— А в чем дело-то? — спрашивает оруженоска. — На что он вам сдался?

— Да не мне он сдался, — вздыхает великан. — Есть у меня дружок один, дракон Жора, ему лет сто назад какой-то заезжий рыцарь в неравном поединке зуб такой же вот дубинкой выбил — самый рабочий зуб, резец жевательный. А зубных врачей дракон Жора ужас как боится, не летит новый зуб вставлять, вот и перебивается уже сотню лет супчиками да жидкими кашками, без мяса совсем отощал, с морды спал. Зимой-то еще ничего, зимой-то он в спячку впадает, а по весне просыпается и начинает со страшной силой выть от вегетарианской своей тоски. Так воет, бедолага, так воет! За триста верст слышно. Я терплю, терплю, а потом не выдерживаю, ребята, срываюсь с места и отправляюсь дружку своему Жоре золото на зуб добывать. А Вентиль этот и по весу подходящий, и не охраняет его никто особо, вот я по привычке-то все его и тягаю, поскольку дело проверенное.

— Ну а дальше-то что? — спрашивает донья Маня.

— Дальше как получается? А так, что Вентиль — это ж еще не зуб, это только полдела. Его надо переплавлять, выковывать, вставлять… А мне ох как лень всем этим заниматься. Нет, поначалу-то я загораюсь, раздуваю горн, строю планы, как я этот зуб сделаю да дракону Жоре подарю… А потом как-то гасну. И знаете, что еще: сомнения меня терзать начинают. И вот какого плана сомнения. Я ж злодей, стало быть, совершать должен злые дела, а другу помочь — это ж доброе дело! Так?

— Да, — говорит барон Николай, — дело оно доброе, но людям-то ты зло причиняешь, оставляешь их без горячей воды — ни себя не помыть, ни посуду!

— Вот то-то и оно! — напирает великан. — И что получается? Получается неразрешимое противоречие! Одним — зло, другим — добро; это уже двурушничество какое-то, лицемерие! А это не мой профиль: я злодей, но никак не лицемер. Вот я от этого противоречия мучаюсь-мучаюсь, маюсь-маюсь, а там, глядишь, возьму ваш Золотой Вентиль и отнесу его обратно, где взял — от греха подальше, чтоб совесть злодейская меня по ночам не ела. Тем более, что у меня к тому времени куча других неотложных злодейств накапливается, не до зуба мне… И так уже в течение многих-многих лет эта история со мной повторяется: будто в замкнутом кругу живу, ребята!

— Ерунда какая-то, — говорит оруженоска.

— Не то слово, — кивает великан, встает и цепляет барона Николая пальцами под мышки. — Давай-ка подсоблю…

Ухнул — и вытянул рыцаря из почвы. Барон Николай сразу на щит присел, ботфорты скинул, портянки размотал — ноги у него затекли сильно. Оруженоска ему пальцы массировать принялась, а сама с великаном разговор продолжает:

— Все это поправить можно, — говорит, — нет в мире безвыходных ситуаций. Пора бы вам это знать, не маленький уже.

И посмотрела на него снизу вверх. Великан плечами пожал, трубку табаком заправил. А оруженоска продолжает:

— Я вот знаю одного рыцаря, у которого — хоть он и не великан — та же проблема: не может ни одного подвига до конца довести.

Псевдонимов уши навострил, заинтересовался. Да и рыцарь тоже на оруженоску с таким вниманием уставился, будто ушам своим не верит и читает по губам.

— Ну и как? Чем дело кончилось? — спрашивает великан с пристрастием.

— Да не кончилось еще, — продолжает оруженоска, — но уже огромные подвижки произошли. Один подвиг, считай, почти до конца довел. А все почему: поверил в себя, в свои силы. В нужность свою поверил. Ну и человек рядом нашелся, который его поддержал и подтолкнул в правильную сторону.

— А, — великан махнул рукой, трубку выбивать стал. — У меня такого человека нет. Тут ни одной живой души, лишь камни да земляные червяки. И потом — я в нужность своих злодейств ну никак поверить не могу. Кому они нужны, ребята?

— Вот и прекрасно. Так, может, вам вообще злодеяния забросить и заняться чем-нибудь другим? Чем-нибудь, к чему у вас сердце лежит и душа тянется, в нужность чего вы готовы поверить.

— Ну как же я все это хозяйство брошу! — сокрушается великан.

— Вы подумайте: сколько злодеяний! Я столько сил в них вложил, да что там сил — душу я в них вложил! А вы говорите — бросить. Нет, мои дорогие, не годится.

— Во что душа вложена, то незавершенным остаться не может, — говорит ему донья Маня. — Душа — она только в целостном предмете обитает, в недоделках души нет.

— Да? — задумался великан. — Правда?

— Правда, — говорит оруженоска. — И все эти недопеченные злодеяния вытягивают из вас душу, потому что хочется им одушевиться за чужой счет. Вот вам пример: наш педагогический коллектив въехал осенью в новое здание, а школу ту сдали с недоделками! Так дети в ней учиться не могут, учителя учить не могут, розги вянут, завхоз заведовать не в состоянии! Все друг другу душу выматывают, а почему — потому что это не школа, а полуфабрикат! Вот и получается, что недоделка — сама по себе уже есть злодейство. Кстати, и недоделанный подвиг — это чистой воды злодейство.

— А недоделанное злодейство, стало быть, подвиг? — удивляется великан. — Так выходит?

— Может, и так, — говорит донья Маня. — Хотя это не факт.

— Эй, погодите, — встревает в разговор рыцарь. — Я что-то уже ничего не понимаю. — Про что вы говорите? Дети-то здесь при чем? Вы лучше скажите мне, кому победа-то засчитывается? Кто бой выиграл? Или мы не закончили еще?