Мексиканская месть - Густав Эмар

Дон Маркос поднял задвижку и вошел в дом; за ним следовал дон Альбино, который сошел с лошади и вел ее за повод.

Мексиканские дома нельзя назвать комфортабельными: у них нет внутри дверей, и многие из домов устроены так, что для того, чтобы пройти в конюшню или корраль, надобно пройти через зал; но это неудобство не сильно беспокоит их.

Первая комната была пуста. Даже Линдо, прекрасная ньюфаундлендская собака, с которой мы познакомили наших читателей, ушла из нее.

Дон Маркос быстро окинул взглядом вокруг себя, отпер дверь, ведшую в корраль, и сделал знак головою своему гостю, чтобы он поставил в нее свою лошадь, что тот и поспешил исполнить.

— Теперь, — сказал дон Маркос, когда молодой человек вошел к нему, расседлав и почистив лошадь, — посмотрим, есть ли для нас ужин, — и громко закричал: — Марцелия!

Тотчас же появилась молодая девушка, предшествуемая собакою, которая, вбежав, положила свои толстые лапы на плечи моряка, выражая живейшую радость.

— Прочь, Линдо! Прочь! — сказал Маркос, лаская ее. — Ты добрая собака; но довольно!

— Вы звали меня, батюшка?.. — спросила молодая девушка тихим и слегка дрожащим голосом.

Дон Маркос наморщил брови, однако же с кротостью отвечал:

— Да, дитя мое, я привел тебе гостя; угости его как можно получше; он переночует здесь, надо приготовить ему приличную комнату.

— Достаточно будет одной койки, — сказал тогда дон Альбино, — а ежели будет необходимо, то я высплюсь на моем седле.

— Любезный дон Альбино, — грациозно сказал дон Маркос, — вы мой гость; предоставьте мне свободу действий.

Молодой человек молча поклонился.

— Милая моя дочь Марцелия, — продолжал дон Маркос, — готов ли ужин?

— Он ожидает вас, батюшка, — ответила она.

Странно, что всякий раз, как только молодая девушка произносила эти два столь простых слова: мой батюшка, нервная дрожь пробегала по лицу моряка, и его прекрасное лицо вдруг омрачалось.

— Прикажите подавать нам, — сказал он и обратился к Альбино: — Извините меня, я оставлю вас и через минуту вернусь.

И, не ожидая ответа молодого человека, он вышел из залы.

Альбино и Марцелия остались одни.

— Ох! — воскликнула она. — Неблагоразумный, зачем вы приехали сюда?

— Он потребовал этого, — ответил Альбино просто. — У меня не хватило силы; я так счастлив, когда я вижу вас!

— Разве вы не ежедневно видите меня? — возразила она тоном кроткого упрека.

— Правда, — сказал он ласково, — но на минуту и то украдкой, редко несколько минут. А когда я не вижу вас, я бываю так несчастлив. Напрасно я ожидал вас сегодня. Ежели бы вы знали, как я страдал, что не мог прийти раньше; поэтому-то я не мог отказаться от сделанного мне предложения провести несколько часов с вами под одной кровлей. Простите меня, Марцелия.

Молодая девушка вздохнула.

— Увы! — прошептала она сквозь слезы. — Я не знаю, почему по моему телу пробегает дрожь; я поневоле трепещу. Умоляю вас, Альбино, уезжайте; я предчувствую несчастье.

— Уехать! — воскликнул он с грустью. — Ах, Марцелия, можете ли вы приказывать бежать от вас.

— Альбино, это необходимо. Вы знаете дона Маркоса; ежели он узнает о том, что мы любим друг друга, он убьет вас.

— Но что значит для меня смерть, ежели мне суждено жить в разлуке с вами, моя милейшая Марцелия?

— Тише! — вскрикнула она с живостью. — Тише, вот он!

Отворилась дверь и вошел дон Маркос.

Его лицо было бледно, хотя выражение его лица было спокойно. Он окинул молодых людей взором, зловещий блеск которого заставил их вздрогнуть и со смущением отойти друг от друга.

Но моряк, по-видимому, не замечал смущения молодых людей и обратился к Марцелии:

— Ну! Подадут ли нам ужин?

— Сейчас подадут, батюшка, — пролепетала она в ответ. И быстро вышла из комнаты.

— Извините ее, любезный дон Альбино, — сказал он с добродушием. — Марцелия избалованный ребенок, который вследствие уединения, в котором он живет, немного одичал; но будьте уверены в том, что она знает обязанности гостеприимства и сделает все, что от нее зависит, для того, чтобы хорошо принять вас.

Дон Альбино, совершенно растерявшись от тона, которым были произнесены эти слова, ничего не ответил, но не мог скрыть вполне своего смущения.

Глава II

Дон Маркос

Наконец буря разразилась; кордонназо свирепствовал с неслыханною яростью, блеск молнии перемежался постоянными раскатами, и свистом ветра, и глухим ревом моря, чудовищные валы которого покрывали бахромою пены берег, об который они с яростью разбивались; бурный дождь стучал в кровлю и окна домика, мрак казался ужасным; все, казалось, перевернулось и смешалось, ночь была ужасная.

Три лица, находившиеся в хозе, находясь под впечатлением необыкновенной силы темпораля, только изредка обменивались между собою словами.

Ужин был грустный.

Оба мужчины были задумчивы; Марцелия, преклонив колени перед изваянием Нуэстра Сеньора де Гвадалупе, покровительницею Мексики, горячо молилась.

Дон Маркос отодвинул наконец стоявшую перед ним тарелку, зажег сигару и подал другую своему гостю, который машинально принял ее.

— Ночь будет ужасная, — сказал он, выпуская густую струю дыму, — несчастие для кораблей, которые в это время будут находиться у берега; завтра мы увидим их обломки на берегу.

— Не видели ли вы сегодня вечером какого-нибудь корабля? — ответил дон Альбино.

— Я не могу сказать вам точно, но мне кажется, что я видел один, но на таком далеком расстоянии, что, быть может, принял крыло сатаника за парус судна.

— О, вы чрезвычайно удивили меня, говоря это: глаз моряка, подобного вам, настолько верен, что не может ошибиться.

Дон Маркос лукаво улыбнулся, но не ответил. Через какое-то время он продолжал:

— Еще не наступило время прибытия кораблей. В это время не ожидают прибытия их, кроме одного корабля, и командир должен быть старым морским волком, чтобы не почувствовать кордонназо за пять или за шесть часов, пока он не разразится.

— Не знаете ли вы названия этого корабля?

— Пер Диос! Конечно, я знаю его, ежели я вам рассказываю о его капитане; это сан-бляский брик — шхуна «Искупление».

Марцелия глухо застонала, бросивши украдкой продолжительный взгляд на дона Маркоса, который продолжал:

— Вы, сеньор дон Альбино, как говорят, tierras adentro (туземец континентальный), какого вы мнения о наших приморских ураганах?

— Те, которые вам сказали, дон Маркос, что я уроженец центральных провинций, ошиблись. Детство мое протекло в морских портах, а юность свою я провел почти всю в плавании по обоим океанам, и ежели я в настоящее время не моряк, то зато я долгое время был им. Напротив, я consteno.