Мы, скандинавы. Искусство быть отцом (фрагмент) - Вилли Брейнхолст

Даже в таком коротком рассказе о современном викинге нельзя обойти молчанием его подругу. В Скандинавии есть еще мужчины, которые смотрят на женщину просто как на кухонное оборудование (правда, очень нужное). Это, считают они, неотъемлемое право истинного викинга. К их великому сожалению, женщина играет все большую роль в самых различных областях жизни: есть женщины — адвокаты, инженеры, священники и даже кондукторы трамваев.

Викингу остается утешаться тем, что женщине все-таки платят на 15—20 процентов меньше, чем ему за ту же работу. Утешительны и такие данные опроса: 50 процентов скандинавских мужей наотрез отказываются помогать своим женам мыть посуду. Ревнители традиций в этой связи утверждают, что, если процент снизится хотя бы на немного, то в разговорах о мужчинах Скандинавии уже нельзя будет употреблять гордое слово «викинг».

Перевел с датского Ю. Поспелов

ИСКУССТВО БЫТЬ ОТЦОМ

Датский писатель-юморист Вилли Брейнхолст, очевидно, одним из первых заметил, что вся литература о ребенке представляет собой пособия и руководства для женщин и ограничивается книжками типа «Советы молодой матери». Во всяком случае, он был первым, кто вспомнил о мужчинах и решил исправить это положение, написав руководство для молодых отцов. «Искусство быть отцом» — так назвал он свою книгу, снабдив её подзаголовком «Пособие для начинающих отцов». С одной из глав этой книги мы и знакомим читателя.

О проблеме, неизбежно встающей перед отцом трехлетнего ребенка, овладевшего словарным запасом в 1 500 слов: как заставить ребенка использовать этот словарный запас с меньшей интенсивностью

Уже в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто и обладает словарным запасом, насчитывающим в среднем 1 517 слов. Эта цифра базируется на специальном обследовании детей, и в дальнейшем мы будем руководствоваться именно ею. 1 500слов используются ребенком в обиходе, при разговорах с родителями, с другими взрослыми и с товарищами по играм. Остальным семнадцати словам он научился от детей, которые старше его. Эти слова могут употребляться только на улице. Взрослые называют такие слова неприличными, и, памятуя это, он старается не употреблять их, если его могут услышать родители. Но, разумеется, трудно избежать того, чтобы одно или несколько этих слов не вырвались, когда он слишком разойдется. В этом, конечно, всегда приходится раскаиваться, ибо слова эти вызывают переполох, и дело кончается длинными нотациями, особенно если он употребит слова номер 15, 16 или 17, значение которых он и сам как следует не понимает. Как бы там ни было, в трехлетнем возрасте ребенок умеет говорить чисто, и молодой отец сталкивается с парадоксальной проблемой; теперь приходится прилагать серьезные усилия для того, чтобы отучить ребенка использовать с таким трудом накопленный словарный запас, иначе говоря, заставить его закрыть рот.

Однако помешать ребенку, обладающему знанием 1 517 вокабул, демонстрировать свое искусство, когда нужно и не нужно, — задача чрезвычайно сложная. Особенно упорная и повседневная борьба — это борьба с болтовней во время еды. Создается впечатление, что пища, которую он принимает (или забывает принимать, поскольку, как известно, нельзя говорить, когда рот занят), действует на его ораторские способности, как хорошая смазка. Самое скверное во всем этом то, что ребенок требует ответа. Отец может сколько угодно хмурить брови, сердиться, угрожать телесными наказаниями. Раз уж ребенок задал вопрос между двумя глотками, то отец должен ему ответить, ибо только в общении с родителями ребенок расширяет свой умственный горизонт и приобретает первые элементарные знания о различных предметах. Чтобы ярче осветить проблему и показать, как это происходит, ниже я привожу беседу, которая чуть ли не каждый день шла у нас за столом, когда Бенни усвоил вышеупомянутые 1 517слов. Однако я упрощу дело, приводя лишь свои ответы. Вопросы обычно бывают почти одинаковыми у всех детей трехлетнего и четырехлетнего возраста и в общих чертах повторяются изо дня в день.

— Что ты говоришь? Могу ли я досчитать до триллиона? Конечно, могу, только давай не будем затевать этого за обедом. И потом, знаешь, сколько времени на это потребуется? Ну вот, пожалуйста, ты что, не слышал, что я тебе сказал, чтобы ты не выдумывал считать! Да ведь и нельзя досчитать до триллиона по порядку — один, два, три, четыре, пять, одиннадцать, сто тысяч миллионов, тысяча тысяч миллионов триллионов… Ну, ешь и… сколько это будет, говоришь? Триллион миллиардов миллионов? Хм, честно говоря, не знаю, наверное, нулей 20 или 30. Теперь ешь и перестань задавать глупые вопросы. Что он может? Поднять слона? Кто это тебе сказал? Енс-Отто? Ну так скажи ему, что хоть Дэви Крокетт и зовется Дэви Крокеттом слона ему все равно не поднять. Нет, конечно, и я тоже не могу поднять слона. Ну-ка, бери ложку и… что? Не знаю. Пожалуй, никто не может, ведь он весит несколько тонн. Нет, слон не может дожить до триллиона лет, это ты сам должен сообразить. И до миллиона не может. Лет до ста, может быть, или до двухсот, не знаю. Что может случиться? Что будет такой год, в котором сразу два дня рождения? Нет, я могу тебе точно сказать, что не будет. Почему? Да потому, что так уж устроено, что день рождения у человека бывает только один раз в году. Чепуха, конечно: не может вдруг откуда-то взяться еще одно второе апреля осенью. Второе апреля — это второе апреля, и никакого другого второго апреля до следующего апреля не будет. Да, это может быть: может, ты и доживешь до ста лет, тут угадать трудно. До двухсот? Сомневаюсь. Нет, мне вовсе не сто лет, это тебе следовало бы знать. Нет, и маме тоже не сто, но давай-ка, подвинь к себе тарелку и ешь как следует. Кто говорит? Так скажи своему Перу, что если у него есть дядя, которому 700 лет, то он просто приврать любит, потому что до таких лет живут только черепахи. Сколько отсюда до луны? Хм, трудно сказать, но, во всяком случае, страшно далеко. Кто? Пер? Ничего подобного. Если бы до его деревни было действительно дальше, чем до луны, то я сомневаюсь, чтобы Пер когда-нибудь до нее доехал. Что ты запустил руку в голову? Сядь как следует, убери руку и… что? Ну, конечно, потому что если бы солнце светило и ночью, то тогда бы это была не ночь, а день. Что можно? Нет, нельзя. Нельзя сделать так, чтобы было два солнца и две луны. Нет, и так тоже нельзя, но перестань приставать с вопросами и… Нет, я же сказал. Слушай, ты, болтунишка, во-первых, такой пушки, чтобы была как отсюда до Америки, вообще нет, а во-вторых, луну нельзя сшибить даже и из такой большой пушки. Нет, морского змея я никогда не видел. Право, не знаю, но, наверное, он может быть и очень длинным. Что? Как отсюда и до того забора? Да, а может быть, и еще длиннее. И морской змей — это не то, что… Нет, не может, и потом есть ведь и другие меры длины, кроме твоих «как отсюда до Америки» и «отсюда до забора». И не думай только, что морские змеи… Кто это тебе сказал? Пер? Чушь и болтовня. Если бы у его дяди и в самом деле в саду жил морской змей и если бы он съел соседского мальчишку, то мы бы наверняка читали об этом в газетах. Не верь в такие глупости. Да, конечно, морской змей может съесть соседского мальчишку, но ведь… Будешь ты есть или нет? Не хочу тебя слушать, пока не поешь. Понятно? Как стать… кем? Шофером автобуса? Ну, наверное, так же, как и каким-нибудь другим шофером. Да, зарабатывают они, вероятно, неплохо. Ну, сказал тоже! Ты просто не представляешь себе, как много это будет — триллион. Да, у самого богатого человека в мире, может быть, и есть триллион, но посмотри, что ты делаешь! Вот опять испачкал скатерть, я же тебе говорил, чтобы ты подвинул тарелку… Трудно сказать, но, наверное, автобусов на эти деньги можно много купить. Да, пожалуй. Другое дело, что самому богатому человеку в мире сто тысяч автобусов, может быть, вовсе и ни к чему. Кто? Уле Хансен? Нет, он так бить не может, я тебе точно говорю. И так, чтоб мяч пролетел полдороги до луны, тоже не может. Но я тебе последний раз говорю, чтобы… А мне безразлично, какой он игрок. Если бы такой футболист, как Уле Хансен, мог бить так, чтобы мяч пролетел полдороги до луны, то… Турлейф? И он не может. Нет, вы уж мне, пожалуйста, ничего не показывайте и держитесь со своим мячом подальше. Хватит с меня битых стекол. Понял? Ну, доедай свою рыбу и… Конечно, нет. Нету в рыбе ни морской воды, ни… Что? Пожарная лестница? Не знаю, ступенек, наверное, сто или двести. Нет, не достанет, или тогда уж облака должны быть очень низко. Кто это тебе сказал? Пер? Нет, так не может быть. Во-первых, у его дяди наверняка не было такой длинной лестницы, что она доставала до облаков, когда он чинил крышу, а во-вторых… Ну, и что из того, что Пер божился, когда это тебе рассказывал? Нет, минуточку, молодой человек! Ты посмотри только на свои руки. Боже, на кого ты похож! Ступай немедленно мыться… и чтобы с мылом! Понятно?!