Тысяча И Одна Ночь. Книга 3 - без автора

И, услышав это от Азизы, - говорил юноша, - я поблагодарил её за её слова и сказал себе: "Потерплю два дня". И я просидел два дня дома, не выходя и не входя, и не ел и не пил, и я положил голову на колени моей двоюродной сестры, а она утешала меня и говорила: "Укрепи свою решимость и отвагу, успокой сердце и ум..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто четырнадцатая ночь

Когда же настала сто четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "А когда эти два дня окончились, дочь моего дяди сказала мне: "Успокой свою душу и прохлади глаза! Укрепи свою решимость, надень платье и отправляйся к ней, как назначено".

Потом она поднялась, дала мне переодеться и окурила меня, а затем она укрепила во мне силу и ободрила мне сердце, и я вышел, и шёл, пока не вошёл в тот переулок. Я посидел немного на лавочке, и вдруг окно распахнулось, и я своими глазами увидел ту женщину. И тут я обмер, а очнувшись, я укрепил свою волю и ободрился сердцем и взглянул на неё второй раз, но исчез из мира; а придя в себя, я увидел, что женщина держит в руке зеркало и красный платок. И, увидев меня, она засучила рукава и, раздвинув свои пять пальцев, ударила себя по груди ладонью и пятью пальцами, а затем она подняла руки и выставила зеркало из окна, после чего она взяла красный платок и ушла с ним, а вернувшись, три раза опустила его из окна в переулок, опуская и поднимая его, и потом скрутила платок и свернула его рукою и наклонила голову. А затем она убрала голову из окна и заперла окно, и ушла, не сказав мне ни единого слова; напротив, она оставила меня растерянным, и я не Знал, какие она делала знаки.

Я просидел до вечерней поры, а потом пришёл домой, около полуночи, и я увидел, что дочь моего дяди положила щеку на руку и глаза её льют слезы, и она говорила такие стихи:

"Что за дело мне, что хулители за тебя бранят!Как утешиться, если строен ты, как ветвь тонкая?О видение, что украло душу и скрылся!Для любви узритской спасенья нет от красавицы.Как турчанки очи - глаза её, и разят ониСердца любящих, как не рубит меч с острым лезвием.Ты носить меня заставляешь бремя любви к тебе,Но рубашку я уж носить не в силах, - так слаб я стал.И я плакал кровью, слова услышав хулителей:"Из очей того, кого любишь ты, тебе меч грозит".Если б сердцем был я таков, как ты! Только телом яНа твой стан похож - оно сгублено изнурением.О эмир! Суров красоты надсмотрщик - глаза твоя,И привратник - бровь - справедливости не желает знать,Лгут сказавшие, что красоты все Юсуф взял себе, -Сколько Юсуфов в красоте твоей заключается!И стараюсь я от тебя уйти, опасаясь глазСоглядатаев, во доколе мне принуждать себя?"

И когда я услышал её стихи, мои заботы увеличились, и умножились мои горести, и я упал в углу комнаты, а Азиза встала и перенесла меня, а потом она сняла с меня одежду и вытерла моё лицо рукавом и спросила меня, что со мной случилось.

И я рассказал ей обо всем, что испытал от той женщины, и она сказала: "О сын моего дяди, изъяснение знака ладонью и пятью пальцами таково: приходи через пять дней; а её знак зеркалом и опусканием и поднятием красного платка и то, что она высунула голову из окна, означает: сиди возле лавки красильщика, пока к тебе не придёт мой посланный".

И когда я услышал эти слова, в моем сердце загорелся огонь, и я воскликнул: "Клянусь Аллахом, о дочь моего дяди, ты права в этом объяснении! Я видел в переулке красильщика-еврея!"

И я заплакал, а дочь моего дяди сказала мне: "Укрепи свою решимость и будь твёрд сердцем; другой охвачен любовью несколько лет и стоек против жара страсти, а ты влюблён только пять дней, так почему же ты так горюешь?"

И она принялась утешать меня речами и принесла мне еду, и я взял кусочек и хотел его съесть, но не мог. И я отказался от питья и еды и расстался со сладостью сна, и моё лицо пожелтело, и красоты мой изменились, так как я прежде не любил и вкушал жар любви только в первый раз. И я ослаб, и дочь моего дяди ослабла из-за меня, и она рассказывала мне о состоянии влюблённых и любящих, чтобы меня утешить, каждую ночь, пока я не засну, а просыпаясь, я находил её не спящей из-за меня, и слезы бежали у неё по щекам.

И я жил так, пока не прошли эти пять дней, и тогда дочь моего дяди нагрела мне воды и выкупала меня, и надела на меня одежду, и сказала: "Отправляйся к ней. Да исполнит Аллах твою нужду и да приведёт тебя к тому, чего ты хочешь от твоей любимой!"

И я пошёл, и шёл до тех пор, пока не пришёл к началу того переулка, а день был субботний, и я увидел, что лавка красильщика заперта. Я просидел подле неё, пока не прокричали призыв к предзакатной молитве; и солнце пожелтело, и призвали к вечерней молитве, и настала ночь, а я не видел ни следа той женщины и не слышал ни звука, ни вести. И я испугался, что сижу один, и поднялся и шёл, точно пьяный, пока не пришёл домой, а войдя, я увидел, что дочь моего дяди, Азиза, стоит, схватившись одной рукой за колышек, вбитый в стену, а другая рука у неё на груди, и она испускает вздохи и говорит такие стихи:

"Сильна бедуинки страсть, родными покинутой,По иве томящейся и мирте Аравии!Увидевши путников, огнями любви онаКостёр обеспечит им, слезами бурдюк нальёт, -И все ж не сильней любви к тому, кого я люблю,Но грешной считает он меня за любовь мою".

А окончив стихи, она обернулась и увидала меня, и, вытерев слезы рукавом, улыбнулась мне в лицо и сказала: "О сын моего дяди, да обратит Аллах тебе на пользу то, что он даровал тебе! Почему ты не провёл ночь подле твоей любимой и не удовлетворил твоё желание с нею?" А я, услышав её слова, толкнул её ногою в грудь, и она упала на стену и ударилась лбом о косяк, а там был колышек, и он попал ей в лоб. И, посмотрев на неё, я увидел, что её лоб рассечён и течёт кровь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто пятнадцатая ночь

Когда же настала сто пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "Когда я ударил дочь моего дяди в грудь ногою, она наткнулась на косяк, и колышек попал ей в лицо, и она раскроила себе лоб, и потекла кровь. И она промолчала и не сказала ни слова, но тотчас же встала и, оторвав лоскуток, заткнула им рану, повязала её повязкою и вытерла кровь, лившуюся на ковёр, как ни в чем не бывало, а потом она подошла ко мне и улыбнулась мне в лицо и сказала нежным голосом: "Клянусь Аллахом, о сын моего дяди, я говорила это, не смеясь над тобою и над нею! Я мучилась головной болью, и у меня было в мыслях пустить себе кровь, а сейчас моей голове стало легче, и лоб облегчился. Расскажи мне, что с тобою было сегодня".

И я рассказал обо всем, что мне выпало из-за этой женщины, и, рассказавши, заплакал, но Азиза молвила: "О сын моего дяди, радуйся успеху в твоём намерении к осуществлению твоих надежд! Поистине, это знак согласия, и он состоит в том, что она скрылась от тебя, так как желает тебя испытать: стоек ты или нет и правда ли ты любишь её, или нет. А завтра отправляйся на прежнее место и посмотри, что она тебе укажет; ты близок к радостям, и твои печали прекратились".

И она принялась утешать меня в моем горе, а я все больше огорчался и печалился. А потом она принесла мне еду, но я толкнул поднос ногою, так что все блюда разлетелись по сторонам, и воскликнул: "Все, кто влюблён, одержимые, и они не склонны к пище и не наслаждаются сном!" Но дочь моего дяди, Азиза, сказала: "Клянусь Аллахом, о сын моего дяди, - это признак любви!" - и у неё потекли слезы. Она подобрала черепки от блюд и остатки кушанья и стала развлекать меня рассказами, а я молил Аллаха, чтобы настало утро. А когда утро наступило и засияло светом и заблистало, я отправился к той женщине и торопливо вошёл в переулок и сел на лавочку. И вдруг окошко распахнулось, и она высунула голову из окна, смеясь, а затем она скрылась и вернулась, и с ней было зеркало, кошель и горшок, полный зелёных растений, а в руках у неё был светильник. И первым делом она взяла в руки зеркало и, сунув его в кошель, завязала его и бросила в комнату, а затем опустила волосы на лицо и на миг приложила светильник к верхушкам растений, а после того взяла все это и ушла, заперев окно. И моё сердце разрывалось от этого и от её скрытых знаков и тайных догадок, а она не сказала мне ни слова, и моя страсть от этого усилилась и любовь и безумие увеличились.

И я вернулся назад с плачущим оком и печальным сердцем, и вошёл в свой дом, и увидел, что дочь моего дяди сидит лицом к стене. И сердце её горело от забот и огорчений и ревности, но любовь помешала ей сказать мне что-нибудь о своей страсти, так как она видела, что я влюблён и безумен. И я посмотрел на неё и увидел у неё на голове две повязки: одна из-за удара в лоб, а другая - на глазу, так как он стал у неё болеть от долгого плача. И она была в наихудшем состоянии и, плача, говорила такие стихи: