Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

В конце 1957 года в Москву в Президиум Академии наук СССР пришел запрос из Стокгольма из Нобелевского комитета с предложением выдвинуть на Нобелевскую премию главного конструктора, запустившего на орбиту искусственный спутник Земли. Не анонимного, естественно, а с именем, отчеством, фамилией и всеми биографическими данными. Предложение формулировалось в сослагательном наклонении: если советские академики сочтут возможным выдвинуть кандидатуру создателя спутника, то, получив такое обращение, Нобелевский комитет, скорее всего, отнесется к нему положительно. Министр Устинов и президент Академии наук Несмеянов пришли к отцу советоваться.

— Кого же вы предлагаете назвать? — поинтересовался он.

— Королева, естественно, только придется его рассекретить, — считали министр и академик.

— Дело тут не в секретности, и Королев, естественно, заслуживает награды, но что же делать с остальными членами Совета главных конструкторов? — засомневался отец.

— Нобелевские премии не присуждаются большим группам ученых, один-два, максимум три автора, — пояснил Несмеянов.

— Вот видите! — оживился отец. — Они хотят за нас выбирать, кого награждать, а кого нет. Естественно, исходя из собственных политических интересов, как и мы исходим из своих, присуждая Международные Ленинские Премии мира (тогда эта премия называлась Сталинской. — С. Х.).

Мы наградили всех поровну (отец имел в виду главных конструкторов, членов Совета), стоит выделить кого-то одного, как они перессорятся между собой и работа встанет.

Тогда все мало-мальски важные участники спутниковой эпопеи получили высшие государственные награды, им присудили Ленинские премии, никого не обидели. Самые главные «главные конструкторы» — члены Совета главных конструкторов вдобавок к орденам и премиям получили от правительства в подарок еще и по даче, двухэтажному каменному особняку. Их выстроили по единому проекту на Успенском шоссе, близ поселка Жуковка. Вот только Сергей Павлович отказался жить рядом с коллегами «в коммуналке», попросил построить дом поближе к «фирме», по соседству с ВДНХ. Эту улицу потом назвали именем Королева.

Отец предложил поблагодарить Нобелевский комитет за лестное предложение, но разъяснить им, что в запуске спутника принимали участие большие коллективы, весь советский народ, выделить из них одного-двух просто невозможно.

Так, не начавшись, закончилась нобелевская эпопея Королева.

Королев на отца смертельно обиделся. Его можно понять. Но можно понять и отца. Королев, руководитель головной организации, Председатель Совета главных конструкторов своей волей, энергией, гением, если хотите, объединил воедино десятки различных организаций, сотни личностных амбиций, тысячи людей. То, что его называли в газетах Главным Конструктором с большой буквы, так же, как Келдыша — Главным Теоретиком, все принимали как должное, оба — они и есть Главные. Главные, но не единственные.

Великий с большой буквы конструктор Валентин Петрович Глушко и без Нобелевской премии Королеву не раз повторял: «Мои двигатели любую жестянку в космос вынесут. Пусть Сергей (Королев) попробует обойтись без них».

— И без моей системы управления и стабилизации, — возмутился бы Николай Алексеевич Пилюгин.

— Все вы ничего не стоите без моих гироскопов, — вторил бы ему Виктор Иванович Кузнецов.

— Попробуйте обойтись без радиокоррекции и вообще без связи, — задал бы чисто риторический вопрос главный радист Михаил Сергеевич Рязанский.

— Сергей думает, что старт построить проще, чем его ракету, — не выдержал бы обычно не склонный к конфликтам Василий Павлович Бармин.

И так без конца. Трения могли возникнуть и внутри самой королевской фирмы. Замысел ракетного пакета «выносил» не Королев, его предложил ему Михаил Клавдиевич Тихонравов. Королев же организовал работу, воплотил инженерную находку в реальную ракету Р-7. Без Королева Тихонравов не довел бы Р-7 до ума, у него одного она вряд ли бы полетела. Но придумал-то пакет он, а Нобелевскую премию — Королеву только за воплощение в жизнь его, Тихонравова, идеи?

Казалось бы, очевидный ответ, что Королев, и только он достоин Нобеля, при внимательном рассмотрении становился совсем не очевидным. Выходило, что отец в своем ответе Нобелевскому комитету оказался скорее прав, чем не прав.

В отсутствие документов вокруг всей этой истории нагорожено множество домыслов, одни утверждают, что предложение о присуждении Нобелевской премии поступало, но не после первого спутника, а в связи с полетом Юрия Гагарина, другие вообще отвергают саму такую возможность, так как «самая почетная в мире награда присуждается за достижения в фундаментальных исследованиях, а “инженерного” подкомитета, по которому мог бы проходить спутник, в Нобелевском комитете просто не существует» и все это не более чем легенда.

Что ж, все возможно. Вот только премию предлагали не за конструкцию ракеты Р-7 и не за простейший спутник ПС, а за прорыв человечества в космос, это не инженерный успех Королева, а глобальное достижение человечества. Оформить его, при желании, естественно, могли бы по секции «физика». Отметили же вклад британского премьер-министра Уинстона Черчилля в победу над Гитлером Нобелевской премией по литературе. А вот полет Гагарина, при всей его триумфальности с точки зрения науки, — всего лишь демонстрация технологических возможностей советского ракетостроения.

До последнего времени я не придавал особого значения разговорам о Нобеле для Королева и не упомянул о нем в своих предыдущих книгах. Сам я в этих делах не участвовал, и отец мне о них ничего не говорил. Теперь я изменил свое мнение и решил рассказать, что знаю, вернее, что слышал.

«Легенду», а может быть, и не легенду о Нобеле для Королева, рассказал во время посиделок в Кремле, в Военно-Промышленной Комиссии (ВПК), академик-радист Александр Николаевич Щукин, один из заместителей ее председателя (Устинова), Председатель Научно-Технического Совета, и не мне, но в моем присутствии, генеральному конструктору КБ-1 тоже академику-радисту Александру Расплетину. Мы, ОКБ Челомея, тогда вместе с ними разрабатывали спутник радио локационной разведки (УС — управляемый спутник) и противоспутник (ИС — истребитель спутников). ВПК утрясало соответствующее постановление. В одном из перерывов между заседаниями Щукин и вспомнил о Нобелевской премии.

И последнее замечание. Дотошным историкам навряд ли стоит искать в архивах официальное обращение Нобелевского комитета. В таких деликатных делах все сначала согласовывается устно, а к бумаге обращаются только после получения положительного ответа. Хотя кое-какие следы «нобелевской эпопеи» могли сохраниться в дипломатической переписке, отчетах о «частных» разговорах за коктейлем кого-то из наших с кем-то из них.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});