Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

*

Повсюду уже пронеслась весть о том, что Чагатай сделал ставку на взятие своими силами Каракорума, но проиграл. Это окончательно подтвердилось, когда Угэдэй утром, демонстрируя силу, проскакал со своими кешиктенами по городу. Хотя надо сказать, что гордо выглядел и Чагатай, когда возвратился к своему расположенному за городом тумену. Оттуда он послал нукеров убрать трупы и отвезти их за Каракорум, подальше от глаз. Достаточно скоро напоминанием о ночных событиях остались лишь ржавые отметины на улицах, а мертвые оттуда благополучно исчезли, точно так же, как планы и военные хитрости полководцев. Воины всех туменов, недоуменно пожав плечами, продолжили подготовку к празднествам и небывалым состязаниям, начало которых было назначено на этот день.

Для Хачиуна с Хасаром пока оказалось достаточно и того, что Угэдэй уцелел. Так что игры еще впереди, есть время поразмыслить над будущим, когда он сделается ханом. Тумены, еще накануне стоящие в готовности друг против друга, отрядили команды лучников на стрельбище под Каракорумом. Битвы и распри нойонов были для них чем-то не от мира сего. Главное, что остались целы и невредимы их собственные начальники, а самое главное – что не отменены игры.

Десятки тысяч собрались смотреть первые сегодняшние состязания. Пропустить такое не хотел никто, особенно учитывая тот факт, что самое интересное – концовку – сумеют увидеть всего тридцать тысяч на круге в центре города. Темугэ уже позаботился насчет раздачи специально помеченных клочков бумаги, дающих право доступа на главный розыгрыш. Заранее были подготовлены награды – жеребцы, серебро и золото. В то время как Угэдэй боролся за свою жизнь, старики, женщины и дети сидели, притихнув, в темноте и не сходили с мест, откуда можно будет наблюдать за захватывающим дух мастерством соплеменников. По сравнению с жаждой зрелища даже борьба за власть выглядела чем-то второстепенным.

Над восточными воротами Каракорума возвышалась стена стрельбища, яркая под восходящим солнцем. Ее воздвигли в предыдущие дни – массивное сооружение из дерева и железа, способное уместить свыше сотни мелких щитков, каждый не больше человечьей головы. А в некотором отдалении от стана усердно дымили не меньше тысячи железных жаровен, готовя для зрителей угощение. Стоял аппетитный запах жареной баранины и дикого лука. На аппетите не сказывалось даже ожидание внутренней войны, что царило здесь нынче ночью. Но опасения, хвала Великому небу, не сбылись.

Погромыхивали смехом борцы, разминаясь с друзьями на сухой траве. День выдался погожий, и спины людей, собравшихся чествовать нового хана, приятно припекало солнышко.

Глава 7

Вместе с еще девятью лучниками тумена – безусловно, лучшими – Хасар стоял, ожидая своей очереди. Обрести необходимый покой было непросто, и он делал длинные, мерные вдохи, взвешивая в руке каждую из четырех выданных ему стрел. Казалось бы, все они одинаковы, изделия лучшего стрелодела, специально выбранного среди племен. Но все равно первые три предложенные стрелы Хасар отверг. Понятное дело: нервы и недосып усложняли и без того непростой день, постоянно давая о себе знать. Вот и в пот бросает, а тело ноет и болит. Единственное, пусть и малое утешение – это то, что остальным лучникам нынче тоже не до сна. Хотя молодым, похоже, все нипочем: стоят вон, радостно скалятся, да еще, небось, злорадствуют, видя землистую бледность на лицах тех, кто постарше. Для молодежи это день больших возможностей. Те, кому повезет, могут рассчитывать на признание, а также на награды Темугэ – кружки из золота, серебра и бронзы, на каждом из которых символ Угэдэя. Машинально отвлекшись, Хасар прикинул, как поступил бы Чагатай, выгори у него задумка с переворотом. Увесистые кружки, похожие на монеты далекой Европы, несомненно, были бы втихую изъяты и «утеряны». Хасар встряхнул головой. Не такой он, Чагатай, чтобы выбрасывать полезные вещи, так что благородным металлам наверняка нашел бы применение. Таких «важных мелочей» чингизид не чурается. По крайней мере, в этом он весь в отца.

Празднество продлится три дня, хотя ханом Угэдэй станет уже на закате первого. Темугэ – Хасар видел – совсем замотался, стараясь обставить состязания так, чтобы все, кто способен в них участвовать, смогли попытать свои силы и удачу. Он еще жаловался Хасару на сложности – что-то насчет лучников, участвующих также в скачках, и бегунов, участвующих в борьбе. Хасар выслушивать все эти нудные подробности не стал и попросту отмахнулся. Понятное дело: кому-то надо отвечать и за игрища, хотя с занятиями воина это как-то не вяжется. Ну а его книгочею-братцу, который и лук толком держать не умеет, оно как раз к лицу.

– Тумен Медвежья Шкура, на рубеж, – скомандовал судья.

Хасар встряхнулся и переключился мыслями на соревнование. Разумеется, одним из самых искусных лучников являлся Джэбэ. Его имя означало «стрела», и было дано ему, когда он выстрелом сшиб с копыт лошадь самого Чингисхана. Поговаривали, что его люди выйдут в заключительный этап первенства. Джэбэ, кстати, после треволнений ночи особо и не страдал – во всяком случае, внешне, хотя еще и успел сразиться за спасение Угэдэя. Хасара кольнула зависть, напомнив о временах, когда он сам мог скакать всю ночь напролет, а назавтра еще и сражаться без сна, отдыха и пищи, не считая нескольких глотков тарасуна, крови и молока. А впрочем, стоит отметить, что те свои славные деньки он прожил не впустую. Вместе с Тэмуджином они покоряли народы, поставили на колени цзиньского императора. То был самый возвышенный момент в его, Хасара, жизни, что, однако, не мешало ему сейчас желать для себя хотя бы еще нескольких лет беспечного молодого здоровья – безболезненного похрустывания в бедре, плохо гнущегося колена или мелких жестких комочков под правым плечом, где годы назад застрял кончик вражьего копья. Сейчас Хасар рассеянно потирал это место, в то время как десятка Джэбэ выстроилась вдоль черты в сотне шагов от стены стрельбища. На таком расстоянии мишени казались крохотными – попадет разве что опытный мэргэн

[16]

.

Джэбэ чему-то рассмеялся и хлопнул одного из своих людей по спине. На глазах у Хасара военачальник нагнулся и несколько раз натянул и отпустил тетиву, разминая плечи. Вокруг тысячи воинов, женщин и детей, собравшихся на стрельбы, притихли в ожидании, когда стихнет ветерок.

Вот ветер утих, от чего солнце стало припекать гораздо ощутимей. Стена стрельбища размещалась так, что стрелки отбрасывали длинные тени, но свет солнца в глаза им не попадал и цель не застил. Темугэ учел все мелочи.

– Готов, – не поворачивая головы, сообщил Джэбэ.

Его люди стояли с обоих боков – одна стрела на тетиве, еще три на земле спереди. За манеру стрельбы оценки не давались, только за меткость, но Хасар знал: Джэбэ будет стрелять как можно глаже и шелковистей, чтобы не уронить своей гордыни.

– Начали! – скомандовал судья.

Хасар внимательно следил за тем, как стрелки дружно выдохнули, одновременно натягивая луки и пуская стрелы как раз перед следующим вдохом. Десять метнувшихся черточек взвились грациозной дугой и через какое-то время с навеса тукнули в стену. Туда сразу же побежали дополнительные судьи, поднятыми флагами сигнализируя о попаданиях.

– Уухай! – доносились их голоса в безмолвном воздухе. Это слово обозначало попадание «в яблочко».

Начало получилось удачным: взметнулись все десять флагов. Джэбэ поощрительно улыбнулся своим стрелкам, и, как только судьи отошли, десятка выпустила еще по стреле. Для того чтобы пройти в следующий круг соревнований, теперь им достаточно поразить сорока стрелами всего тридцать три щитка. Задачу лучники выполнили с демонстративной легкостью, последним выстрелом выбив ровно тридцать (не попали всего две стрелы) и набрав таким образом тридцать восемь. Толпа разразилась возгласами ликования, а Хасар ревниво покосился на Джэбэ, проходящего назад через других соревнующихся. Солнце уже накалилось и жгло, а они, гляди-ка, живы и беспечно веселы.

Непонятно, зачем Угэдэй оставил Чагатая в живых. Одно дело, если бы это был не его выбор, как раньше при Чингисхане, когда чингизид считался лишь одним из приближенных хана. Но теперь-то он сам без пяти минут хан… Странно. Хасар мысленно пожал плечами. Должно быть, об этом знают Субэдэй или Хачиун. Им-то все всегда известно… Ладно, кто-нибудь да скажет.

Чагатая Хасар увидел непосредственно перед тем, как шагнуть к своим лучникам. Статный, молодой, тот стоял, прислонясь к балке коновязи, и наблюдал, как борцы, готовясь к состязанию, упражняются с кем-то из его кешиктенов. Ни на лице, ни в позе Чагатая не читалось никакой напряженности, и тогда Хасар сам наконец начал понемногу оттаивать. Похоже, Угэдэй изловчился каким-то образом заключить с братом мир, по крайней мере на время. Придя к этому выводу, Хасар и сам раскрепостился – старая верная привычка, нажитая опытом. Так или иначе, день обещал быть славным.