Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

Несколько мгновений присутствующие в ужасе и растерянности смотрели на догорающие обломки священного образа. Затем с яростными криками и проклятиями жрецы и жрицы в едином порыве вскочили с камней, где они сидели, и набросились на Иссахара, который поджидал их со скрещенными на груди руками. Они били его своими жезлами из слоновой кости, раздирали ногтями и зубами, терзая, как собаки — горную лису, пока, опрокинув, не затоптали его насмерть.

Так принял свой мученический конец левит Иссахар; лучшей для себя смерти он, вероятно, не мог бы и пожелать.

Азиэль пробовал кинуться ему на помощь, но Метем и Сакон, зная, что его ожидает немедленная расправа, с большим трудом удержали его. Он все еще продолжал вырываться, когда Иссахар вытянулся и застыл, уже навсегда неподвижный. Солнце закатилось, быстро сгустились сумерки. Азиэль почувствовал, что силы его оставляют; сознание его помутилось, и он упал.

* * *

Ему казалось, будто он видит бесконечный кошмарный сон; среди множества хаотически сменяющих друг друга видений настойчиво повторялось одно: перед ним, как будто наяву, возлежал умирающий пророк, суровым голосом обличая того, кто отступился от бога своих предков и преклонил колени перед Баалом.

Очнулся он в незнакомой ему комнате. Была ночь, в мерцании светильников он увидел какого-то человека, который смешивал снадобье в стеклянном фиале. Так велика была его слабость, что он не сразу смог вспомнить имя этого человека.

— Метем, — наконец выговорил он. — Где я? Финикиец поднял на него глаза и с улыбкой сказал:

— В своем собственном доме, принц, во дворце шадида. Но вам не следует говорить, вы еще не оправились от болезни; выпейте вот это и поспите.

Приняв лекарство, Азиэль сразу же погрузился в крепкий сон. Когда он пробудился, в окне уже ярко сверкало солнце, озаряя своими лучами проницательное и доброе лицо Метема, который сидел на стуле и, подпирая подбородок ладонью, внимательно за ним наблюдал.

— Расскажи мне обо всем, что случилось, друг, — сказал Азиэль, — с тех пор как… — Он вздрогнул и замолчал.

— С тех пор как вы женились на госпоже Элиссе и этот фанатичный, хотя и достойный всяческого уважения глупец Иссахар обрел желанную ему награду?.. Хорошо, расскажу, но сперва подкрепитесь, — ответил Метем, протягивая ему блюдо с едой. — Вот уже три дня, — продолжал он, — как вы лежите в сильном жару; пользую вас я, а в свободное от религиозных дел время сюда заходит и ваша супруга, госпожа Элисса.

— Элисса? Она бывает здесь?

— Успокойтесь, принц, конечно же, бывает и скоро придет опять… Могу вам также сообщить, что Итобал сдержал свою угрозу и обложил город во главе большой армии, перерезав все подвозные пути и пути бегства. Предполагают, что на следующей неделе он начнет штурм, который, по мнению многих, вполне может оказаться успешным. И последняя новость: чтобы спасти город, жрецы и жрицы, по настоянию городского совета, обсуждают, не выдать ли царю дочь Сакона. В свое оправдание они ссылаются на то, что госпожа Баалтис была выбрана с помощью подкупа, поэтому-де ее избрание недействительно, ибо к воле богини не должны примешиваться никакие посторонние обстоятельства.

— Но ведь по их же религиозному закону, — сказал Азиэль, — она является моей супругой, как же ее можно выдать замуж за другого человека?

— Нет, принц, как только она перестанет быть госпожой Баалтис, ваше супружество само собой расторгается, вы теряете пост шадида, которым, как я понимаю, не слишком и дорожите. Но все эти исхищрения жрецов не имеют особого значения, ибо весь город объят таким непреодолимым ужасом, что, попадись им в руки сама богиня Баалтис, они выдали бы и ее, лишь бы умилостивить царя Итобала, а о госпоже Элиссе и говорить нечего. Разумеется, она осведомлена об угрожающей ей опасности. Но вот и она сама.

Дверные шторы раздвинулись, и появилась Элисса, облаченная в великолепное церемониальное платье и с золотым полумесяцем над челом.

— Как чувствует себя принц, Метем? — спросила она, с тревогой поглядывая на полускрытое в тени стены ложе.

— Посмотри сама, госпожа, — ответил финикиец с поклоном.

— Элисса! Элисса! — громко позвал Азиэль, приподнимаясь и протягивая к ней руки.

Она и увидела и услышала, и с негромким вскриком порхнула к нему в объятия. Несколько минут, не размыкая рук, они бормотали слова любви и приветствия.

— Может быть, оставить вас наедине? — спросил Метем. — Нет? Тогда извольте вспомнить, принц, что вы еще очень слабы и не должны предаваться бурным чувствам.

— Послушай, Азиэль, — сказала Элисса, убирая руки с его шеи, — у нас нет времени на нежные излияния, да и не следует тебе проявлять любовь к той, которая все еще является верховной жрицей Баалтис, хотя и перестала ей поклоняться. Ты поступил очень благородно, воскурив фимиам Элу ради спасения моей жизни. Но ты напрасно не послушался меня, когда я умоляла тебя не делать этого; и теперь я горько сожалею, что ради меня ты совершил такой грех. Тем более что твоя жертва может оказаться напрасной; пророчества Иссахара содержат угрозу для нас обоих, мне не избежать смерти, а тебе не избежать горьких мук раскаяния, той тоски, тягостней которой нет ничего на свете, — тоски по навеки ушедшей.

— Бежать уже невозможно?

— Метем может подтвердить: нет, невозможно; за мной наблюдают день и ночь, Меса бродит за мной по пятам, от двери к двери. К тому же Итобал окружил Зимбое таким плотным кольцом, что без его ведома даже мышь не проскользнет наружу. И это еще не самое худшее: они намереваются выдать меня Итобалу и купить такой ценой мир. В заговоре участвует даже мой отец, в полном отчаянии он считает своим долгом пожертвовать родной дочерью ради спасения города, если, конечно, этой жертвы окажется достаточно.

— Но ведь госпожа Баалтис неприкосновенна?

— В такие времена даже сама богиня не была бы ограждена от посягательств, что уж говорить о ее жрице, Азиэль. Они сговорились схватить меня сегодня ночью. Это поручено Месе и другим жрецам. Этим приношением они хотят задобрить Итобала, который не принимает никакого другого.

— Лучше