Шевалье (Рыцари). Книги 1-3 - Жюльетта Бенцони

появилось некое подобие румянца. Возможно, он был признателен за обращение, которого, несомненно, не ожидал, но ничем этого не показал — за все время путешествия он произнес всего несколько обычных вежливых фраз. На ночлег он устроился рядом с Оливье, который привязал его к своему поясу. Молодой тамплиер спал, как сурок, после произнесенных хором молитв.

Шесть дней прошли без всяких происшествий: они поднимались с холма на холм, продираясь сквозь густую растительность и пересекая внезапно возникающие пустоши, где земля отливала яркими цветами — от охры до красного; их взорам открывались уже пересохшие поля с выступающими скалами над редкими речушками, пейзаж пленительный и суровый почти до дикости. Порой им встречались угнездившиеся в скалах деревенские домишки или невзрачная колоколенка какого-нибудь аббатства. Наконец, пройдя без труда по старому римскому мосту через шумные волны Дюранса, они сделали привал на другом берегу, примерно в одном лье от так называемого «Замка тамплиеров», чьи мощные стены выделялись на фоне безоблачного неба. Никто не удивился этой остановке, поскольку Куртене заранее объявил, что перед въездом в замок нужно остановиться и счистить дорожную пыль, накопившуюся за столько дней пути, чтобы более достойно сопровождать останки покойного брата, порученные их заботам. Все обычные действия были совершены, и Эрве заступил на первую вахту.

Исчезновение пленника они заметили на рассвете. Веревка, соединявшая его с тем, кто его сторожил, была очень ловко перерезана, и он ухитрился — только дьяволу известно, каким образом! — убежать бесшумно, как кошка, даже не звякнув цепочкой, соединявшей его запястья. Эрве д'Ольнэ, несший вахту у костра, разожженного между двумя камнями из сушняка, ничего не услышал, ничего не увидел, потому что беглец сумел проскользнуть в тени, где спали Оливье и сержант, с такой ловкостью, что ни один камень не скрипнул под его ногами.

— Змееныш! — вознегодовал Эрве. — Почему он это сделал? Разве мы с ним плохо обращались?

— Надо полагать, что монастырь пугал его куда больше, чем мы думали, — предположил Анисе. — А мы уже недалеко...

Оливье только кивнул в знак согласия. Он размышлял. Когда прошли первое удивление и злость, сходная с горькими чувствами д'Ольнэ, он решил, что им не нужно преследовать Юона де Мана, хотя по уставу это делать полагалось. Но они прежде всего должны выполнить свою миссию, которую командор Ришранка позволил себе осложнить, навязав им спутника и вынудив отклониться — пусть

даже и не сильно! — от пути, выбранного для них братом Клеманом.

— Предоставим Господу наказать его за грехи! — заключил он. — С цепью на руках он далеко не уйдет. А мы двинемся дальше, не вступая в пределы Греу.

— А куда мы теперь направимся? — спросил Эрве. — Пора нам это выяснить.

Оливье приподнял кольчугу, которую не снимал после Восточного леса — разве только для мимолетных омовений. Вынув из-за пазухи сложенное и запечатанное письмо, он разломал сургуч. Прочтя всего несколько слов, юноша настолько изумился, что его брови поползли вверх. Он тут же передал письмо Эрве, который с не меньшим удивлением увидел следующие строки: «Конечная цель — замок твоих родителей. Отца твоего предупредили. Снимите плащи тамплиеров и наденьте одежду с вашим гербом. Да хранит вас Господь».

— Валькроз! — прошептал Оливье. — Мы едем в Валькроз! Но почему? Для моих родных это тяжкая обязанность.

— Вспомни, что сказал нам брат Клеман, давая это поручение: Храму грозит серьезная опасность, и нужно переместить самое ценное имущество в надежное место. Наверное, он считал, что в родовом замке ценности будут в большей безопасности, чем в рыцарских домах. Однако я, хотя и не знаком пока с твоим жилищем, сомневаюсь, что он прав: разве можно еще где-то так же надежно сохранить Ковчег, как в той крипте, скрытой под прудом Восточного леса?

На красивом лице Оливье возникла столь редкая для него улыбка, которая делала его похожим на ребенка и придавала необыкновенное очарование суровым чертам его облика.

— Сразу видно, что ты не видел Валькроза! Помимо того, что наш дом не принадлежит Храму и не может быть подвергнут обыску, под ним находится удивительная сеть подземелий — некоторые из них образовали подземные воды, другие соорудили наши предки. Есть такие, которые соединяют две известные часовни: Сен-Трофим и Сен-Тирс. А некоторые так далеко уходят в горы, что их никогда не изучали из соображений безопасности. Но одно из них ведет к подземному озеру, которое я видел только один раз, зато брат Клеман знает его очень хорошо. Когда он был простым командором Триганса, они часто ходили туда с моим отцом. Матушка однажды очень испугалась: они не возвращались более пятидесяти часов...

Эрве, слушая его, явно воспрянул духом, а на добром лице сержанта расцвела улыбка.

— Нам еще далеко? — спросил он.

— Примерно пять дней пути, потому что дорога станет труднее, и надо будет беречь лошадей... Зато погода стоит хорошая, — добавил Оливье, окинув взглядом небо, накрывшее весь край своим ярко-синим плащом, — так что, с помощью Божьей, мы доберемся до Валькроза без больших трудностей.

— Поехали! Не будем терять времени понапрасну... Но сначала сменим одежду!

Как и предсказал Оливье, которого явно радовало возвращение в родные края, дороги в этом великолепном, но суровом краю оказались довольно трудными: пустынные плато сменялись сосновыми лесами, подъемы и спуски часто приходилось преодолевать пешком, чтобы направлять лошадей, но виды открывались изумительные — легендарная красота Прованса достигала здесь высшего блеска.

В конце пятого дня они вступили на дорогу, которая поднималась вдоль потока изумрудного цвета прямо к замку. Завидев его, Эрве д'Ольнэ присвистнул от восхищения, а Оливье внезапно застонал: на главной башне трепетал баронский вымпел, окаймленный черной полоской.

— Боже мой! — выдохнул он, поспешно перекрестившись. — Случилось какое-то несчастье! Отец...

Понятно, что он подумал прежде всего об отце, поскольку тот был старше матери. Но, увидев, как он идет навстречу им, одетый в черное, опираясь на посох и сгорбив плечи от горя, Оливье понял, что его ждет столь же тяжкая утрата — возможно, даже более тяжкая. Быстро спешившись, он подбежал к отцу и обнял его.

— Да... — прошептал Рено. — Ее больше нет! Твоя дорогая мать ушла от нас вчера... и я люблю ее так же, как прежде...

Голос его прервался от слез, и Оливье, с трудом сдерживая рыдания, почувствовал, как он обвисает в руках отца. Он понял всю силу его горя. Они начали подниматься к