Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

и принц, только вряд ли он признается откровенно.

— Мужчины не часто изъясняются с такой прямотой, — язвительно усмехнулась девушка. — Но послушайте, я должна отвести вас в город, пока не случилась какая-нибудь новая беда, ведь у этого негодяя и впрямь могут быть сообщники.

— У нас с тобой мулы, госпожа: может быть, поедешь на моем? — предложил Азиэль.

— Благодарю, принц, но я предпочитаю идти пешком.

— Так же, как и я, — сказал принц, прекратив долгие, бесплодные попытки извлечь меч из грудной клетки сраженного им варвара. — По таким топям безопаснее ходить пешком. Не поведешь ли ты, друг, моего мула вместе со своим?

— Ах, принц, — проворчал Метем, — такова участь людей пожилых в этом мире; вам — общество прелестной госпожи, а мне — общество мулицы. И все же я предпочитаю мулицу: с ней безопаснее и она не докучает беспрестанной болтовней.

И они отправились в путь. Что до меча, то его так и пришлось оставить в мертвом теле.

— Как тебя зовут, госпожа? — спросил принц и тут же спохватился. — Впрочем, к чему этот вопрос? Ты Элисса, дочь Сакона, правителя Зимбое.

— Да, так меня зовут, принц, хотя мне и невдомек, откуда вы знаете мое имя.

— Ты сама назвала его, госпожа, когда молилась перед алтарем.

— Вы подслушали мою молитву, принц? — с трепетом спросила она. — Знаете ли вы, что подслушивать молитву жрицы Баалтис в священной роще богини — тяжкое преступление, карающееся смертью. К счастью, никто не знает этого, кроме самой всезрящей богини, поэтому умоляю вас: ради себя самого и ради своего спутника ничего не говорите об этом в городе; если об этом проведают жрецы Эла[803] вы окажетесь в большой опасности.

— Но ведь не заблудись я впотьмах и не подслушай случайно твою молитву, тебе бы ни за что не спастись, — рассмеялся принц. — Но раз уж я ее слышал, должен сказать, это была прекрасная молитва, излияние чистой, высокой души, хотя, к сожалению, и обращенная к той, кого я считаю демоницей.

— Спасибо за похвалу, принц, — сухо ответила она, — но вы забываете, что мы разной веры, вы иудей, поклоняетесь Яхве, так я, по крайней мере, слышала, я же, в чьих жилах — сидонская кровь, почитаю Царицу Небес, Баалтис.

— Увы, — вздохнул он, — не будем затевать бесплодный спор; если ты пожелаешь, сопровождающий меня пророк Иссахар, левит[804] может разъяснить тебе наше учение.

Эдисса ничего не ответила, и некоторое время они шли молча.

— Кто этот чернокожий, которого я убил? — спросил Азиэль.

Не знаю, принц, — неуверенно ответила она. — Такие, как он, варвары рыщут вокруг города и похищают белых женщин себе в жены. Он наверняка следил за мной, поэтому и оказался в священной роще.

— Почему же ты отправилась туда одна, госпожа?

— Подобные моления следует возносить в полном одиночестве и только в священной роще, в час восхода луны. К тому же Баалтис вполне может защитить своих жриц и разве не защитила она меня?

— А я-то полагал, что это моя скромная заслуга.

— Да, принц, это ваша рука нанесла смертельный удар похитителю, но в священную рощу ради моего спасения вас привела не кто иная, как сама Баалтис.

— Понимаю, госпожа. Ради твоего спасения Баалтис, вместо того чтобы воспользоваться своим могуществом, почему-то привела в рощу простого смертного, хотя его пребывание там — преступление, караемое смертью.

— Кто может проникнуть в замыслы богов? — пылко ответила она и нерешительно, как будто борясь с каким-то, только что охватившим ее сомнением, прибавила: — И разве богиня не вняла моей молитве?

— Не знаю, госпожа. Я должен подумать. Если я понял тебя правильно, ты молилась о ниспослании тебе божественной мудрости, но была ли она ниспослана тебе в тот час, — я не берусь судить. Ты также молилась о ниспослании тебе любви, бессмертной любви… О прекрасная! Неужели с тех пор как луна засияла в небе, эта твоя молитва исполнилась? И еще ты молилась…

— Остановитесь, принц, — прервала она, — не смейте надо мной подтрунивать, не то, хоть вы и такой знатный вельможа, я оповещу всех о вашем преступлении. Говорю вам, что я молилась о том, чтобы мне был явлен какой-нибудь знак или символ, и молитва была услышана.

Ведь этот черный негодяй пытался сделать меня рабой — своей ли, либо кого-нибудь другого. И разве не является он олицетворением всего Зла и Невежества, что есть в мире, Зла, стремящегося растоптать своей пятой Добро, и Невежества, попирающего земную мудрость, На мое спасение бросился финикиец, но потерпел неудачу, ибо дух Маммоны не может одолеть черные силы Зла. Затем прибежали вы, сражались долго и упорно, и в конце концов сразили могучего врага, вы, принц, потомок царей… — И она замолчала.

— У тебя просто природный дар к иносказаниям, госпожа, что, вероятно, естественно для женщины, истолковывающей волю богини, ее оракула. Но ты еще не сказала своему покорному слуге, что олицетворяет собой он.

Она остановилась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Никогда еще не слышала, чтобы просвещенные евреи или египтяне не умели разгадывать аллегории. Впрочем, если вы, принц, не можете разгадать мое иносказание, не мне, женщине, растолковывать его вам.

Их взгляды встретились; в ясном лунном сиянии Азиэль увидел, как в темных прекрасных глазах его спутницы мелькнула тень сомнения, а ее лоб чуть приметно порозовел. Он увидел это — и в его сердце шевельнулось какое-то новое, еще никогда до этого часа не изведанное чувство, и уже тогда он знал, что его нелегко будет подавить.

— Скажи, госпожа, — спросил он, понизив голос почти до шепота, — в твоем иносказании отведена ли мне, хоть на один час, роль воплощения бессмертной любви, о ниспослании которой ты молилась?

— Бессмертная любовь, принц, — ответила она изменившимся голосом, — ниспосылается не на один час, а на все часы жизни. Только вы один и знаете, хватит ли у вас дерзновения сыграть эту роль — хотя бы и в воображении.

— Возможно,