По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

Который уже второй день почему-то всегда оказывается там же, где и она…

Так он знал или догадался?

Она посмотрела, как он вытачивает ножом ковшик из липы — и снова расплакалась, опустив голову, притворяясь, что дым ест ей глаза, ковыряя ложкой в котле… Вот, ей даже умереть не дают. Хорошо хоть этот страшный пес ушел после похорон Финрода. А то ложился и смотрел своими глазищами, не по-собачьи умными. Так и ждешь, что вот-вот скажет что-нибудь. Когда он в последний раз пришел к Берену и Лютиэн, королевна так и сказала: Хуан пришел попрощаться…

Длинная, узкая, но сильная ладонь сжала руку Даэйрет поверх черенка ложки.

— Ты все время плачешь, — сказал Айренар, отложив свою работу. — И все время жалеешь себя. Мне не всегда понятно, почему смертные делают то или это, может быть, у тебя есть причины желать себе смерти, хотя я их и не вижу… Но чем виновато дитя?

— Ка… кое дитя? — Даэйрет, отнимая у него руку, от изумления хватанула большой глоток воздуха, и ее мгновенно одолела икота.

— Разве ты не знаешь? Дитя, которое ты носишь под сердцем. Сам я не вижу, но Лютиэн сказала мне.

Даэйрет похолодела. Так эта тошнота… Она снова болезненно икнула, и Айренар, зачерпнув кружкой холодной воды, подал ей.

— Разве смертные женщины не знают, что зачали?

Даэйрет покраснела до корней волос. Ее же учили! Она должна была догадаться! И тут же она поняла, что и догадывалась, но не пускала эту догадку на поверхность. Потому что в этом случае — что ей делать дальше?

— Или тебе тяжело говорить об этом? Ты… подвергалась насилию?

— Нет! — Даэйрет даже воду расплескала от возмущения, а икота прошла сама собой. — Он… он хотел жениться на мне. Правда! А его убили…

Она не удержалась от того, чтобы ехидно добавить:

— Нолдор.

— Но скорбишь ты не о нем, — спокойно сказал эльф, и это спокойствие было ей как пощечина.

— Ну и что, — разозлилась Даэйрет. — Я была его пленницей… Я… я не знала, что будет завтра…

— Завтра наступило сегодня, — сказал эльф.

— Очень хорошо! И что же мне делать?

— Наверное, жить. Если ты оглянешься вокруг, ты насчитаешь нас около трех десятков — тех, которым нужно будет как-то жить, и которые пока не знают — как.

— Послушай, эльф! — Даэйрет вырвала руку. — Я не слепая и не дурочка! Я знаю, что всем вам пришлось много хуже, чем мне. Но вы… вам есть куда возвращаться. А мне некуда! У меня нет дома! И здесь меня все ненавидят.

— Почему ты думаешь, что все тебя ненавидят?

— Потому что я — оруженосец Аст-Ахэ. Порченая Морготом — вот, как вы считаете.

— Мне всегда казалось, что я лучше прочих знаю, как я считаю, — голос нолдо не похолодел нимало, он даже улыбнулся, но Даэйрет это и бесило. Неужели злоба ни разу не прорвется из-под этой безупречной маски? Или того хуже — это вовсе не маска, а лицо, и тогда… тогда это лицо настолько прекрасно, что его нужно или полюбить всем сердцем, или возненавидеть, а равнодушным оставаться невозможно. Неужели они все такие?

— Не скрою, — продолжал Айренар. — Порой ты раздражаешь меня. Но назвать это ненавистью? Я слишком хорошо знаю, что такое ненависть. То, что произошло с тобой, можно назвать и порчей… Но это вряд ли mael, ведь сведущие в чарах ничего такого на тебе не нашли. Едва ли ты испорчена сильней, чем весь род людской.

— Ага, — почти радостно сказала она. — Так я и думала: род людской порчен, да? Весь? Мудрые эльфы посоветовались и решили, что мы все порчены?

— Если ты здорова душой и телом, почему ты искала себе погибели?

— Потому что мне плохо!

— Хуже всех? Непереносимо?

— Чтоб ты пропал! — Даэйрет вскочила и пошла прочь от костра. Пусть сам доваривает, раз такой умный.

Она остановилась, подойдя к границе лагеря. Обещание Нимроса забить ее в колодки, если она нарушит эти границы, вспомнилось разом. Куда же пойти?

«Мне надо поговорить с госпожой Лютиэн» — вдруг подумала она.

Эльфийскую королевну можно было найти в трех местах: или в их с Береном палатке, или у раненых, или на берегу, откуда был виден остров. Даэйрет рассудила, что в утренний час она будет у раненых — и не ошиблась. Маленькая эльфийская колдунья была там, сидела у костра перед палаткой, оструганной палочкой помешивала травы в котелке… Даэйрет принюхалась — чабрец и чистотел. Обмывать раны, понятно. Прекраснейшая из эльфийских дев, как говорили о ней во всем Белерианде. Сейчас, одетая по-мужски и остриженная как мальчик, она сидела спиной к Даэйрет, и черные волосы открывали ее приостренные ушки. Но когда она повернулась на звук шагов, сердце Даэйрет против ее воли замерло от восхищения, в который уж раз — какова же Лютиэн была в королевских одеждах, блистая при дворе своего отца?

На деле, подумала Даэйрет, Берен просто бросил лагерь на нее. Ведь все на ней, она руководит и лечением тех, кто еще не встал на ноги, и готовкой пищи, и уборкой, она сносится с Артанором и Хурином, а Берен только торчит на острове целыми днями. Горюет, значит. Так привык в своей дикой стране, что женщина должна обхаживать мужчину и воина, что и не задумывается над тем, какая необыкновенная женщина его невеста и как многим он ей обязан. Просто принимает ее заботы как должное — чего еще от него ожидать…

Даэйрет вдруг подумала, что может ведь ни о чем с ней не говорить — просто найти в лесу родильный корень, заварить и выпить. В Аст-Ахэ считалось, что это право женщины — распоряжаться своим телом… Ведь еще неизвестно, есть ли у такого маленького… плода… душа. Где она там помещается — когда ребенок выходит на малом сроке, он и на рыбу-то не похож, не то, что на человека…

И вдруг одно это соображение — «в Аст-Ахэ считалось» — разом сделало для нее противным все намерение. И само намерение, и отвержение были мимолетными — но Лютиэн словно услышала это короткое внутреннее борение и подняла голову от котелка. Взгляд ее был внимательным и строгим, таким, что Даэйрет не могла ни отвести глаз, ни повернуться и уйти.

— Ты хотела поговорить со мной? — спросила принцесса. Двое эльфов — Элвитиль и еще один из освобожденных нолдор — при ее словах поднялись и ушли.

— Садись, — Лютиэн показала на место, прежде занятое Элвитилем, бревнышко-плавунец, выловленное вчера и положенное у костра на просушку.

Даэйрет села.

— Ты хотела спросить о ребенке?

— Ну… да. Получается, все знают, кроме меня. Глупо.

— Не все. Я, Берен и Айренар: ему я поручила проследить, чтобы ты не потеряла дитя. Я думала, ты знаешь тоже.

— Нет, не знаю. Я знаю только, что меня тошнит по утрам. Отчего это, только сейчас догадалась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});