Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна

Тальви заложил пергамент в книгу, бросил ее на стол и, кажется, впервые со времени прихода посмотрел на меня. И не успела я моргнуть, как он вцепился мне в руку.

— Откуда этот перстень?

Перстень в тот день я надела впервые. Когда я посещала Морскую гильдию, его на мне не было — слишком он приметный. (Излишне говорить, что тогда и одежда на мне была другая, и лицо платком замотано, и волосы прикрыты. ) А собираясь на встречу с Тальви, я вспомнила, что обещала старику носить перстень, — и надела.

Сейчас же я несколько остолбенела как от боли, так и от стремительности, на которую оказался способен Тальви.

— Подарок друга, — сказала я, сохраняя все возможное хладнокровие. И поскольку руку мою продолжали сжимать клещи, посмотрела Тальви в глаза: — Прощальный подарок.

— Ну, если прощальный… — Он выпустил мое запястье.

Я была не настолько исполнена самомнения, чтобы счесть это ревностью. Но Тальви явно взбесила мысль, что я могу работать на кого-то другого и брать за это плату. Он-то лишь пообещал когда-нибудь рассчитаться со мной, выкупив земли Скьольдов, причем достаточно туманно. Лучше дешевый перстень на руке сейчас, чем развалины родового замка в неопределенном будущем — такова, по его мнению, должна быть моя логика. Предположим, я действительно не слишком надеялась получить обратно Фену-Скьольд. А вернее, совсем не надеялась. Но я слегка озлилась. И не стала рассказывать Тальви ни про Соркеса, ни про поваренную книгу, когда же он все-таки соизволил спросить, что, собственно, имело место в Тайной палате, я коротко ответила: «Подлог», а он более не уточнял. После этого он спрятал рукопись Арнарсона, снова посмотрел на меня, точно предупреждая, но промолчал Спасибо Я не беспамятная. Меня не нужно дважды предупреждать, что его дружки не должны знать об «Истинных сокровищах Севера».

А потом появился Рик Без Исповеди, и из его разглагольствований следовало, что мое имя к этому самому Северу никакого отношения не имеет. Впрочем, почему я должна ему верить? Ведь он даже не сказал, о каком языке шла речь Может, о греческом? Потому что из латыни я кое-что помню, а если бы это было еврейское слово, Соркес не преминул бы об этом упомянуть. Или это древнекарнионский язык? Нечего сказать, хорош из господина Без Исповеди карнионец, утонченное создание!

Утонченный воспитанник августинцев продолжал разглядывать меня, как некий раритет.

— И цвет волос у вас интересный. Не рыжий, а именно золотистый. Вы их, часом, не красите?

— Ни часом, ни сутками. При моем образе жизни — то в засаде сидишь, то в тюрьме отдыхаешь — возиться с краской для волос было бы затруднительно.

— Придворные дамы в Тримейне высшим шиком считают золотую пудру…

Приход молодого Ларкома прервал эту увлекательную беседу. И вовремя. Не сомневаюсь, что по части косметики, нарядов и притираний Рик Без Исповиди победил бы меня бесповоротно. Просто стер бы в порошок. Или в пудру. Золотую.

Тальви, которому наши с Альдриком любезности успели изрядно прискучить, поздоровался с рыцарем с отменной вежливостью. Юноша просиял улыбкой — видно, вспомнил про «рыцаря без страха и упрека», что не помешало ему столь же учтиво приветствовать остальных и отвесить мне поклон.

— Простите, — сказал он, — что при нашей предыдущей встрече я не оказывал вам знаков внимания, которые женщина благородного происхождения вправе ждать от дворянина. Но вы сами настояли на соблюдении конспирации.

Если бы я не усвоила, что у Тальви при любых обстоятельствах затруднительно вызвать не то что смех, а просто улыбку, я бы поклялась, что про себя он рыдает от хохота. Но внешне он этого никак не выдал, дабы не обидеть молодого человека.

— Судя по вашему настроению, рыцарь, — заметил он, — вы пришли к нам с добрыми вестями.

— Вы угадали. Мне достоверно известно, что Нантгалимскому Быку не удалось добиться поддержки ордена.

— Я давно утверждал, что орденские братья не совершают необдуманных поступков. — Рик Без Исповеди поправил манжет из мехельнских кружев. Если он не купил их в Тримейне, то здесь они могли попасть к нему только через контрабандистов.

— А союз с орденом полезен еще и потому, что капитанства и приораты расположены не только в герцогстве Эрдском, но по всей империи… («Теперь же, когда орден ослаблен, он должен осмотрительно распределять свою благосклонность», — таков был конец фразы, который я благоразумно проглотила. )

— В Эрденоне, помнится, вы декларировали свою непрязнь к политике. — Хотя Альдрик по-прежнему старался клюнуть меня, во взгляде его не было враждебности.

— Это не политика, а география… Я не изменила своего мнения. Что не помешает мне исполнить то, что от меня требует долг.

— Долг? Как это скучно…

— Может, хватит состязаться в остроумии? — проворчал Тальви. — Вам следовало познакомиться раньше, тогда бы вы успели утомиться, пуская пыль друг другу в глаза… Вернемся к делу. Не найдя поддержки у ордена, Дагнальд способен обратиться к другим источникам.

— Ты имеешь в виду подкуп герцогских полков? — небрежно осведомился Альдрик.

— Я имею в виду его императорское величество.

— Думаю, это вряд ли возможно, — осторожно произнес Ларком. — Дагнальд не дипломат. Такая личность вряд ли сумеет завоевать расположение двора, ведь это труднее, чем вызвать доверие братьев. Скорее уж император способен даровать власть над Эрдом одному из своих фаворитов.

— Если он хоть немного дорожит относительным равновесием сил в империи, он этого не сделает. Тайная полиция, как бы к ней ни относиться, работает неплохо, и в столице наверняка осведомлены о настроениях в герцогстве. Вирс-Вердер со своим глупейшим «Эрденон для эрдов», вызванным тем, что южные купцы снижают цены и тем подрывают его жалкие попытки заняться коммерцией, сыграл нам на руку. При победе одного из эрдских претендентов смута может закончиться довольно быстро. Но если власть получит ставленник Тримейна, начнется мятеж. Чтобы подавить его, придется перебрасывать войска с Юга, тратить немалые деньги, когда казна и так пуста…

Вот, значит, кому мы обязаны погромом в Эрденоне и, возможно, свежей могилой на кладбище Камби. А ведь этот конкурент, если верить Ларкому, еще не из самых худших. А Тальви, выходит, считает, что подобное — ему на руку?

Какому дьяволу я заложила душу, чтобы выполнить свой долг?

Нет, Тальви — не дьявол. Он просто человек, в котором человеческого очень мало.

— Не разыгрывай Катилину, мой друг, — произнес Альдрик. — Конечно, это привлекательный образ, и я нахожу между вами некоторое сходство, но не забывай, что он крайне плохо кончил.

Для меня эта фраза была совершенно непонятна, и учтивый Ларком это угадал.

— Катилина, — объяснил он, повернувшись ко мне, — это древний заговорщик. Он был порядочным негодяем, и я решительно не понимаю, что Альдрик нашел в нем привлекательного.

Рик пожал плечами.

— «Был знатного происхождения, обладал могучей силой, и душевной, и телесной… «

— «… но нравом скверным и порочным, — перебил его Ларком. — Ему с малолетства междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские смуты были…

— «Тело его сверх всякого вероятия терпело голод, холод, бодрствование,

— улыбаясь, продолжил Рик. — Душа его — смелая, хитрая, непостоянная… « Юный Ларком явно не замечал, что его подначивают.

— «В любом деле он лицемер и притворщик, домогающийся чужого, расточающий свое, сгорающий в страстях, в меру красноречивый, недостаточно разумный… «

— «Душа его ненасытная постоянно испытывала страсть к непомерному, чрезмерно высокому», — завершил цитату Рик. — Кто-нибудь считает это непривлекательным?

— Я считаю, что слова о том, будто излишняя образованность вредит делу, не лишены оснований, — ответил Тальви.

Рик поклонился в мою сторону, Ларком, ничего не понявший, моргнул.

Уверена, что Тальви сослался на меня, чтобы, как всегда, унизить остальных. Более того, это наверняка понял и Альдрик. Если он считает Тальви именно таким, каким изображен был человек, о котором они говорили, и все же признает его первенство… Хотя по части сходства кое в чем он ошибался. Это Тальви-то — «сгорающий в страстях»? А может, ошибаюсь я. Потому что одна страсть у него определенно есть. Властолюбие. И она сжигает все остальные.