Информационный террор: воспринимать или жить? - Светлана Троицкая

Сфабрикованный в США массовый страх стал продуктом крупнейшей (до перестройки) программы по манипуляции сознанием. Именно опираясь на страх, американцев убедили, что СССР угрожает им войной.

Но особенно сильный страх овладел средним американцем, когда стало известно, что СССР также стал обладателем атомной бомбы. Это явление известно как “ядерный страх”. Он сразу же приобрел такие массовые черты, что Федерация ученых-атомщиков США организовала крупное исследование психологов с целью найти средства ввести этот страх в разумные рамки. В результате в начале 50-х годов эксперты считали, что главную опасность для США представляют уже не сами атомные и водородные бомбы СССР, а та паника, которая возникла бы в случае войны. Подобного страха в СССР не возникло, так как советские средства массовой информации не занимались нагнетанием страха, а интенсивно распространяли знание об использовании атомной энергии в мирных целях.

Почему же эта способность создавать в воображении преувеличенный образ страха стала основой для целой стратегии манипуляции сознанием? Потому что иррациональный страх — очень действенное средство “отключения” здравого смысла и защитных психологических механизмов. Потрясенный страхом человек легко поддается внушению и верит в любое предлагаемое ему “спасительное” средство. Массовый страх как предпосылка для программирования поведения проверен психологами рекламных агентств в ходе многих крупных торговых кампаний.

“Умирать — не лапти ковырять.

Когда мы окидываем мысленным взглядом нашу историю, сравнивая ее с историей становления человека Запада, сразу бросается в глаза разница: никогда русскому человеку не вводился в сознание вирус мистического страха. Этого не делало ни Православие, ни народные сказки про Бабу Ягу. Наши грехи поддавались искуплению через покаяние, и даже разбойник мог надеяться на спасение души.

Смерть и проблема спасения души занимали большое место в мыслях и чувствах православного человека, но философия смерти была окрашена лирическим чувством, любовью к земле, к оставляемым близким и к тем, кто ушел раньше. В первом томе труда В. Даля “Пословицы русского народа” смерти посвящен самый большой раздел. Но нет в нем ни одной пословицы, отражающей экзистенциальный страх.

Само событие встречи со смертью представлено пословицами как дело давно продуманное и не представляющее катастрофы: “Умирать — не лапти ковырять: лег под образа, выпучил глаза, да и дело с концом”. “Люди мрут, нам дорогу трут. Передний заднему — мост на погост”.

В России жестокие правители, от Ивана Грозного до Сталина, внушали русским людям страх вполне разумный, реалистичный. Не успел возникнуть в России и “внутренний” страх перед возможной потерей буржуазного статуса, не нагнетали у нас страха и перед ядерным апокалипсисом. Когда после аварии на Чернобыльской АЭС из городка было срочно эвакуировано население, перед милицией встала немыслимая для Запада проблема: жители, тайными тропами обходя заслоны, повадились возвращаться в покинутые жилища за вещами. А потом и жулики потянулись — стянуть, что плохо лежит. В зараженную зону!

“Боящийся несовершен в любви”

Можно принять как общий вывод: вплоть до последнего времени в культуре России не играл существенной роли экзистенциальный страх — страх как важная сторона самой жизни. Православие и выросшая на его почве культура делали акцент на любви. “В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви” (Первое послание Иоанна, 4, 18).

Однако в той части советских людей, которые были проникнуты рациональным способом мышления и западническими иллюзиями, в ходе перестройки удалось раскачать невротический страх. Речь идет о страхе внушенном, основания которого сам интеллигент-либерал не может объяснить. В него запустили идею-вирус, а он уже сам вырастил монстра, который лишил его способности соображать. Вот большинство интеллигенции проголосовало в 1996 году за Ельцина (особенно красноречива позиция научных городков). Социологи, изучавшие мотивы этого выбора, пришли к выводу: в нем доминировал страх… перед Зюгановым!

Никаких позитивных причин поддержать Ельцина у интеллигенции тогда уже не было. Полностью растоптан и отброшен миф демократии. Всем было ясно, что режим Ельцина осуществляет демонтаж промышленности и вообще всех структур современной цивилизации, так что шансов занять высокий социальный статус интеллигенция при нем не имеет.

Если рассуждать на холодную голову, то овладевшая умами людей вера (“Придет Зюганов и начнет всех вешать”) не могла быть подтверждена абсолютно никакими разумными доводами. Тем не менее, предвыборная стратегия Ельцина, основанная на страхе, оказалась успешной.

В целом культивирование страха было важной составной частью всей программы перестройки и реформы. Для этого были использованы все возможные темы: репрессий 1937 года, голода, дефицита, технологических катастроф, преступности, СПИДа, экологических опасностей, межнациональных войн и полицейского насилия. При этом в каждой теме образы страха накачивались в массовое сознание с невероятной силой, всеми средствами государственной машины пропаганды, а потом и “независимого” телевидения. Нам непрерывно показывали ужасные сцены разгрома Бендер, а потом бомбардировок Грозного, избиения демонстрантов и, наконец, расстрела Верховного Совета РСФСР, заснятого как спектакль заранее установленными камерами.

Второй индикатор страха — общая уверенность бизнесменов и высших чиновников, что их телефон прослушивается. Этот страх также приобретает уже характер паранойи. Простой обыватель, видимо, этим невротическим страхам не подвержен. Для него обычен вполне реальный и здоровый страх перед расплодившимися преступниками при полной недееспособности правоохранительных органов. Сейчас страх за свою жизнь влияет на многие решения россиян — судьи боятся обвиняемых, налоговые инспекторы — своих подопечных, а милиционеры — преступников. Водители смертельно боятся даже случайно ударить другой автомобиль, ибо “жертва” может потребовать компенсации, равной стоимости новой машины или квартиры.

Все эти страхи создают основу для искусственного превращения их в страх шизофренический с целью создания благоприятной обстановки для манипуляции массовым сознанием — прежде всего в политических целях. Например, для приведения к власти “крутого” генерала, обещающего навести порядок железной рукой.

Страх терроризма

Для России сегодня актуальным стал давно разработанный на Западе страх терроризма как эффективное средство манипуляции сознанием. Понятие террора (terror значит ужас) ввел Аристотель для обозначения особого типа ужаса, который овладевал зрителями трагедии в греческом театре. Постепенно террор в “войне всех против всех” стали использовать и политические силы, борющиеся с государством. Так возник терроризм как средство устрашения общества и государства в политических целях. Он также возник как своего рода политический театр, зрители которого испытывают ужас. Главной целью его является не убийство конкретных личностей, а именно воздействие на чувства широкого круга людей. Таким образом, терроризм — средство психологического воздействия. Его главный объект — не те, кто стал жертвой, а те, кто остался жив. Его цель — не убийство, а устрашение и деморализация живых. Этим терроризм отличается от диверсионных действий, цель которых — разрушить объект или ликвидировать противника.

Цель террористов — создание исключительно невротического страха. Деморализованные и запуганные люди сами потребуют от властей действий, которые этим людям вовсе не выгодны. Иногда эти действия выгодны террористам, хотя чаще — их заказчикам. Иногда самый большой выигрыш получают политики, которые бесплатно пользуются “чужим” терактом.

На самом деле опасность стать жертвой теракта на три порядка (в тысячу раз) меньше, чем вероятность стать жертвой катастрофы за рулем автомобиля. Из 15 миллионов водителей в России ежегодно гибнет один на тысячу. От терактов — один на миллион…

Почему же мы не боимся ездить на машине, но боимся террористов? Прежде всего потому, что сильные мира сего не заинтересованы в том, чтобы мы боялись автомобиля. Поэтому телевидение и не показывает нам с утра до ночи изуродованные трупы жертв автокатастроф.

Терроризм возник вместе со СМИ и связан с ними неразрывно. Современный терроризм — родной брат телевидения. Бомбардировки Ирака, расстрел Дома Советов или взрыв в Печатниках не имели бы смысла, если бы телевидение не донесло их в каждый дом.