Десант стоит насмерть. Операция «Багратион» - Юрий Валин

Двинулись наконец. Михась вообще никогда понять не мог — какого лайна, чтоб пару километров пройти, нужно аж час собираться?

…Под подошвами захлюпало.

— Да ты с маху в трясину ведешь, — запротестовал шедший следом Воша-пулеметчик. — Тут повыше идти можно.

— Не сахарный, не размокнешь, — равнодушно ответил Михась.

Цепочка взвода двигалась следом, шепотки и бестолковое чмоканье десятков сапог волоклись длинным хвостом, сплетались с шелестом камыша. Вот чего бубнить-то? Можно и выше идти, но там ивняк вообще фашистской густоты. А сапоги все равно мочить, поскольку река обычно мокрая.

К уютной заводи Михась бойцов выводить не стал — лучше под защитой камышей толпиться. Ступил в воду, раздвинул шелестящую стену:

— Вот под то дерево намечай — вон, однобокое, с ветками засохшими. Левее тропинка спускается, но лучше не по ней подниматься. Да, и у того берега теченьем сильнее тянет…

— Разберемся, — взводный пытался рассмотреть берег в бинокль. — Глядите в оба, хлопцы…

Тускло темнела вода, висли над ветлами хмурые облака. Ночь приличная, в самый раз. Дождик под утро, видать, будет. Михась неспешно расстегнул ремень с подсумками, снял пиджак… Бойцы разглядывали берег. Заскрипел, закричал дергач в зарослях. Взводный переждал заунывный скрип, снял фуражку:

— Значит, порядок такой: пулеметчики плывут разом с Михасем. Проверьте. Если что, прикроете. Поборец, гляди мне…

— Гляжу, — буркнул Михась.

Лучше бы взвод Феська послали. Поспокойней было бы. Ну, тут не на рынке, не повыбираешь.

Вода была не особо стылая. Михась в последний раз толкнулся ногой о дно, поплыл, придерживая на голове узел увязанного в пиджак оружия. Длинная винтовка, понятно, стволом малость занырнула. Ну, на циркача Поборец сроду не учился. Пулеметчики, сдавленно фыркая, плыли следом, но отставали — «дегтярь» и вещмешки с дисками поувесистей будут… У берега поволокло течением, Михась против воли заболтал ногами — где ж оно, дно гаженое? Ага, есть дно…

Выползли — второй номер, с виду крепкий парень, придушенно кехал, плевался водой, с трудом выталкивая подальше на корни тяжелый мешок.

— Думал, потону…

— Задохнись разом! — Воша на четвереньках лез выше, ставил пулемет. Михась занял позицию чуть в стороне, украдкой попробовал вытряхнуть из ствола воду. А, холера, само просохнет.

…Тянулась к берегу цепочка плывущих взводных голов: крупных от навьюченного барахла, с рогами оружия. Матюкались у берега, взводный шипел и грозил. Михась, повернувшись на спину, задрал ноги, вылил воду из голенищ, подергивая озябшими под рубахой плечами, натянул пиджак. К дороге выходить надо…

…Чуть попетляли у осинника, кто-то не упустил случая сверзнуться в яму. Тьма в рощице была вовсе уж густая. Михась с некоторым облегчением почуял впереди просвет — нет, направление не спутал, — вышли к дороге загодя, теперь развернуться и вдоль канавы назад к мосту…

Небо низкое, смутные зарницы, рокот артиллерии за лесом, а здесь лишь тишина преддождевая. Уже слегка накрапывает, но шелеста капель по листьям еще не слышно. Дважды взлетала ракета над мостом — «шума» для порядка балуются. Посветит ракета бледным зимним светом — потом безмолвная тьма еще гуще. Самое паршивое время: лежи, мерзни, жди сигнала. Потом, понятно, мигом согреешься, да и сейчас зябко не от одежды промокшей — от мыслей лишних. Смерть есть смерть, а вот ранения с калечением никак не хочется. Хватит и клешни рачьей. Михась знал многих партизан, клятвенно заверявших: ногу оторвет — застрелюсь. Владик Пациро и вправду себе в рот бахнул, когда, возвращаясь с «хозяйственной», на мину нарвался. Другие жить хотели, пусть и безногие. Такой вот выбор, марципан его… Но Поборцу он не годится. Надо сразу башку подставлять. Ротный говорил, что у моста теперь и немецкие зенитчики встали. «По неподтвержденным данным». Михась как-то видел немецкий крупнокалиберный пулемет — толстенный ствол, платформа-раскоряка, колеса, патроны почти пушечные.[59] Такой в человека попадет, что там руки-ноги… Вот, марципан им навесь, и почему сведения всегда «полуподтвержденные»? Будто еще разок сходить и глянуть некогда было.

Лежащая в траве цепь зашевелилась и снова замерла. Видать, время вышло. Часы («бобиками» или немцами «подаренные») у Михася бывали трижды, один раз даже серебряные. Но не задерживались почему-то. Последний раз вспыливший Поборец сам тот тикающий механизм швырнул в болтливого Витьку Колодного — сколько можно «махнемся да махнемся»? Да, пес с ними — все равно «котлы» от тряски останавливались.

Ракета, вторая… Повисли над самым мостом: красные, мерцающие.

— Пошли, товарищи! Живей, живей! — суетливо призвал взводный.

Цепочка поднялась, Воша со своим пулеметом сразу метнулся через дорогу — отвлечь огнем, ударить по ближнему дзоту, что и было поставлено целью взводу. Михась оперся прикладом, встал не шибко торопясь, впереди уже кто-то грозно и бессвязно орал — сейчас гранаты расшвыривать начнут. Разом застрочили-застреляли и выше — на горке у «большого» дзота. На другом берегу тоже война вскипела — вспыхивало и кратко пульсировало выстрелами, сыпали горох винтовки, взлетала в небо россыпь трассеров…

Лопнули гранатные разрывы — хлопцы забрасывали дзот. Михась упал на траву, приготовив винтовку. Куда стрелять — не поймешь, рядом кто-то строчил из ППШ, но куда и по кому — пёс его знает. Снова и снова забухали гранаты — звенела и раскачивалась колючая проволока, задетая осколками, алые вспышки высвечивали молчащую амбразуру дзота, кто-то вскрикивал и ахал… Забубнило что-то скорострельное за мостом, заткнулось… На бугре орали во весь голос:

— Уймись! Уймись, грю! Вот, твою…

Гнатовский мост был взят.

* * *

— В блиндаж к командиру зайди.

Во взятом дзоте ничего интересного, понятно, не было — во второй роте народ опытный, своего не упустят, живо приберут. Убитого бишлеровца выкинули за бруствер — торчала босая ступня с гнутыми черными ногтями. Ординарец ротного Саша Копчек, подсвечивая фонариком, собирал втоптанные в грязь бумаги.

— Это ж буйволы какие-то. Летят, палят, рвут, топчут. А отчет как?!

— Ну, — согласился Михась, в принципе уважающий образованных и невредных людей.

Второй «бишлер» был жив, сидел на корточках, прижавшись спиной к бревенчатой стене. Безнадежно глянул на вошедшего Михася. В дзоте воняло дымом, ротный сидел на гнутом городском стуле и усиленно дул в телефонную трубку. Послушал и огорченно сказал:

— Не слышат. Порвали провод, варвары.

— Это не наши, — на всякий случай заверил Михась. — То на том берегу. У нас скромно было.

— А то я не слыхал. Гранат извели, что на ту Слободу.

Михась пожал плечами. Зимой, когда дважды штурмовали Слободу с ее на редкость упорным гарнизоном, боеприпасов, наверное, два вагона и тележку израсходовали. Что тут сравнивать?

— Ты вот что, — ротный подергал шнур аппарата, — сгоняй в Гнатовку к связистам. Скажи, чтоб сюда шли. Срочно.

— А то они сами не додумают…

— Выполняй, Поборец! — рявкнул ротный и бухнул коробкой аппарата о дощатый стол — подпрыгнула керосиновая лампа с половинкой стекла, хрустнули осколки тарелок. — Я вот тебя…

Выходя, Михась слегка сунул прикладом по шее «бишлера» — тот только молча головой мотнул, — на серебристой щетине блестели слезы.

* * *

Под мостом возились подрывники, выясняя насчет заложенных немцами зарядов. Плоскодонка раскачивалась у сваи, кого-то подсаживали наверх.

— А в первой роте двоих насмерть, — сказал Михасю знакомый взрывник. — Блиндажик не заметили, а там немцы. Друг на друга и выскочили.

— В третьей поцепляло осколками четверых, — сообщил Михась. — Зенитку-то у немцев целую взяли?

— Там их аж три. Насчет исправности — хрен его знает.

Связисты торчали у Путелина — командир батальона тоже требовал связи. Михась постоял в прокуренной, засыпанной гильзами избе, послушал насчет «рваных жил» и «безрукости» и сказал, что ротный-два тоже телефонной связи не имеет. Ротный-два, а заодно и Поборец были посланы туда, куда и со связью не особо охотно ходят. Комиссар вмешался, сказал, что это разговор несознательный и политически отсталый. Адрес поменяли, и Михась был направлен в помощь к завхозу Матвиенко. Хорошее дело — можно было надеяться, что патроны к «Астре» подвернутся.

Хозяйственники спешно разбирали трофеи.

— Убогий немец пошел, — вздыхал грузный Матвиенко. — Считай, батарея, а ни единого шмайсера. У «шумов» хоть два станкача, и то хлеб.

— У фрицев пушки. За взятые пушки и пленных точно наградят, — невнятно сказал Орлов. Они с Нинкой, укладывая пулеметные ленты, заодно и жевали, поочередно передавая друг другу ложку и зачерпывая из зверски вскрытой консервной банки. Запах мяса с овощами несколько обеспокоил Михася.