Между небом и землёй - Марк Леви

Пильгез приехал с наступлением ночи и остановился в гостинице «Кармел Валли Инн». Портье выдала ему ключ от комнаты с окнами на океан. Комната находилась в бунгало в самой верхней части парка, нависавшего над бухтой, и ему пришлось опять садиться за руль, чтобы туда добраться.

Пильгез только начал разбирать сумку, когда первые всполохи разорвали небо. «Надо же, — подумал он, — живу в трех с половиной часах пути, и ни разу не приехал сюда, чтобы это увидеть». Его охватило желание позвонить Наталии, чтобы разделить с ней этот миг, не проживать его одному; он снял трубку, вздохнул и тихонько положил обратно, так и не набрав номер.

Вместо этого он заказал ужин и устроился с подносом у телевизора. Сон поборол его, когда не было ещё и десяти часов.

В первые утренние часы проснувшееся солнце набралось сил и засияло так, что распугало все тучи, и те убрались прочь, даже не огрызнувшись.

Артур проснулся на веранде. Лорэн крепко спала.

Укрывшись за насыпью у ворот в верхней части сада, Пильгез вёл наблюдение, вооружившись мощным биноклем, подаренным ему к двадцатилетию службы. Около одиннадцати часов он увидел Артура, который шёл в его сторону, поднимаясь по саду. Подозреваемый свернул вправо от розария и распахнул двери гаража.

Войдя в гараж, Артур увидел перед собой чехол, покрытый слоем пыли. Откинув его, Артур узнал старый фургон — «форд» 1961 года. Полускрытый брезентом коллекционный экземпляр.

Артур улыбнулся, вспомнив о пристрастиях Энтони. Обойдя машину, открыл левую заднюю дверцу, устроился на сиденье, закрыл дверцу, потом глаза и вспомнил зимний вечер перед магазином «Масиз» на Юнион-сквер. Он увидел человека в плаще, которого должен был наверняка уложить выстрелом из межгалактического ружья — в последний момент того спасла ласковая наивность матери: она встала на линию огня. Атомный дезинтегратор, замаскированный под зажигалку для сигар, безусловно, ещё должен быть заряжён. Он подумал о Деде Морозе 1965 года, который застрял где-то в трубах центрального отопления вместе с электрическим паровозиком, предназначенным ему в подарок.

Артуру казалось, что он слышит урчание мотора; он открыл окно, высунул голову и почувствовал, как волосы сдувает со лба ветром, дующим в его воспоминаниях; чуть согнув руку, он выставил наружу ладонь и стал играть ею, потому что теперь она превратилась в самолёт; он наклонял её, чтобы изменить направление воздушного потока, и чувствовал, как она то взмывает к потолку гаража, то уходит в пике.

Когда Артур вернулся в реальность, то увидел записку, прикреплённую к рулю.

«Артур, если захочешь завести машину, то найдёшь зарядник для аккумулятора на полке справа. Нажми пару раз на стартер, прежде чем включить контакт, чтобы подкачать бензин. Не удивляйся, что машина еле тащится, это „форд“ 1961, так что все нормально. Захочешь накачать шины — компрессор в коробке, под зарядником. Обнимаю тебя. Энтони».

Он вылез из машины, захлопнул дверцу и в глубине гаража увидел лодку. Подошёл, погладил. Под деревянной скамейкой нашёл спиннинг, его собственный, зелёная леска была намотана на пробковую катушку и заканчивалась проржавевшим крючком. Артура охватило волнение, и он даже присел на корточки. Потом выпрямился, взял зарядное устройство, открыл капот старенького «форда», соединил провода и поставил аккумулятор на зарядку. Выйдя из гаража, до упора раздвинул двери.

Пильгез записывал в блокнот все, что видел. Он не отрывал взгляда от подозреваемого. Видел, как тот накрывает стол в беседке, усаживается, обедает, потом убирает посуду. Отвлёкся лишь на пять минут, чтобы съесть сэндвич, когда Артур прикорнул на подушках в тени патио.

Он продолжал следить за ним, когда Артур опять отправился в гараж, услышал звук компрессора, а потом, более отчётливо, звук заводящегося мотора, который пару раз чихнул, прежде чем заработать.

Взглядом поприветствовав машину, когда та подъехала к крыльцу, он решил прервать вахту и отправился в деревню собрать кое-какую информацию.

Около восьми вечера Пильгез вернулся к себе в комнату и позвонил Наталии.

— Ну как? — спросила она. — Есть успехи?

— Нулевые. Ничего, выходящего за рамки нормального. То есть почти. Он один, весь день чем-то занят, чистит, мастерит, делает перерывы на обед и ужин. Я поспрашивал кое-кого. Дом принадлежал его матери, она умерла давно. Потом там жил садовник, до самой своей смерти. Как видишь, он в полном праве приезжать в дом матери, когда ему заблагорассудится.

— Тогда почему «почти»?

— Потому что в его поведении есть странности: он разговаривает сам с собой, ведёт себя за столом, как если бы их было двое, иногда сидит у моря, держа руку на весу по десять минут. Вчера вечером он обнимался сам с собой в патио.

— Как это?

— Как если бы он ласкал женщину. Вот только он был один!

— Может быть, у него такая манера предаваться воспоминаниям.

— У него что-то многовато этих «может быть»!

— Ты всё ещё веришь, что след правильный?

— Не знаю, красавица моя, но в любом случае в его поведении есть одна особенность.

— Какая именно?

— Он невероятно спокоен для того, кто виноват.

— Значит, ты всё ещё в это веришь.

— Я даю себе ещё два дня, а потом возвращаюсь. Завтра совершу рейд по открытой местности.

— Побереги себя!

Артур перебирал клавиши расстроенного фортепьяно, наигрывая тему «свет луны» Массне[2]. Это была любимая мелодия Лили.

Продолжая играть, он обратился к Лорэн, сидевшей на подоконнике в своей любимой позе: одна нога вытянута вдоль рамы, другая поджата под себя, спина опирается о стену.

— Завтра я поеду за покупками в город, а дом запру. У нас почти ничего не осталось.

— Артур, на сколько ещё времени ты собираешься отказаться от своей жизни?

— Нам обязательно обсуждать это сейчас?

— Возможно, я останусь в таком положении ещё годы, и я не уверена, понимаешь ли ты, на что идёшь. У тебя есть работа, друзья, обязательства, свой мир.

— В чём именно заключается мой мир? Я живу везде. У меня нет мира, Лорэн; мы здесь уже почти неделю, а я не брал отпуска два года, так что дай мне немного времени.

Он обнял её и сделал вид, что засыпает.

— Нет, у тебя есть мир. У каждого из нас собственная вселенная. Чтобы два существа жили друг с другом, недостаточно, чтобы они любили, они ещё должны быть совместимы, нужно, чтобы они встретились в благоприятный момент. Это не совсем наш случай.

— Я говорил, что люблю тебя? — робко спросил он.

— Ты мне дал доказательства своей любви, — ответила она, — это намного больше.

Она не верила в случай. Почему он оказался единственным существом на планете, с которым она могла общаться? Почему они так хорошо понимали друг друга? Откуда у неё бралось ощущение, что он все угадывает в ней?

— Почему ты даёшь мне все лучшее, что есть в тебе, получая так мало взамен?

— Потому что ты оказалась здесь так быстро и внезапно, потому что ты есть, и один миг с тобой — это уже невероятно много. Вчерашний день уже прошёл, завтрашний ещё не существует, только сегодняшний имеет значение, только настоящее.

И добавил, что у него нет другого выхода, кроме как не дать ей умереть…

Но Лорэн как раз и боялась «того, что ещё не существует». Чтобы успокоить её, Артур сказал, что следующий день будет сотворён по тому образу и подобию, которое ей захочется ему придать. Её жизнь зависит только от того, какой частью самой себя она готова поделиться и что она согласна принять взамен. «Завтрашний день — тайна для всех, и эта тайна должна вызывать смех и желание, а не страх и отказ».

Он прикоснулся поцелуем к её векам, взял её руку в свою. Глубокая ночь сомкнулась над ними.

Артур разбирал багажник старенького «форда», когда заметил шлейф пыли на дороге, ведущей к дому. Пильгез — а это был он — затормозил у самых ворот. Артур встретил его, держа в руках кучу тряпья.

— Здравствуйте, я могу вам чем-то помочь?

— Я приехал из Монтеррея, в агентстве по недвижимости мне сказали, что этот дом не занят, а я хочу что-нибудь прикупить в округе, вот и приехал посмотреть, но вроде бы его уже купили, я опоздал.

Артур возразил, что дом не предназначался ни для покупки, ни для продажи, это дом его матери, и недавно он вновь в нём поселился. Он предложил выпить лимонаду, но сыщик отказался, не желая его задерживать. Артур продолжал настаивать, пригласил присесть под навесом, пообещав вернуться через минуту. Он захлопнул дверцу кузова, ушёл в дом и вернулся с подносом, на котором стояли два стакана и большая бутыль.

— Красивый дом, — заметил Пильгез, — наверно, таких в районе осталось немного?

— Не знаю, меня несколько лет здесь не было.

— И почему вы вдруг вернулись?

— Пришло время, я так полагаю: я вырос здесь, а после смерти мамы не мог собраться с силами, чтобы вернуться, и вдруг меня потянуло.