Записки сумасшедшего следователя - Елена Топильская

Но это еще цветочки, невинные мужские забавы. А вот когда мне говорят, что один из начальников двадцать второго отдела держит ларьки в нашем районе, второй получает дань с кладбищенских работников, - я вообще перестаю понимать, где белые, а где красные.

Опер из двадцать второго отдела, так бесславно работавший со мной по армянскому делу, - двухметровый чемпион России по вольной борьбе Гриша Борисов, приходил ко мне в десять утра уже совершенно невменяемый. Я искренне забавлялась, наблюдая процесс его попадания ко мне в кабинет: сначала он распахивал дверь и долго раскачивался, приноравливаясь, как бы вписаться в дверной проем, потом на качке впадал в дверь. Как-то вечером в пятницу, когда почти все уже ушли из прокуратуры, я пыталась всунуть этому главковцу поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий, а он, еле ворочая языком, но с большим апломбом, отвечал мне буквально следующее: «Ты мне эти бумажки не суй! Я - оперативник! Я - задержу преступника! А ты - приедешь на готовенькое и его допросишь, пенки снимешь…»

Измученная бесплодными попытками добиться сотрудничества, выведенная из себя пьяным препирательством, я не выдержала и расплакалась, а чтобы он не увидел моих слез, я пошла по бесконечному коридору прокуратуры, завернула за угол и остановилась у окна, давясь рыданиями. А Гриша, поняв, что что-то произошло, но будучи не в силах затуманенными мозгами сообразить, что именно, нетвердыми шагами двинулся за мной и, раскачиваясь как мачта, затормозил перед поворотом коридора.

Из кабинета у окна выглянул молоденький следователь с дворянской фамилией Оболенский, с которым мы испытывали обоюдную платоническую нежность, и испуганно спросил: «Что случилось? Тебя обидели?» Я молча сглатывала слезы. Он заглянул за угол, вернулся ко мне и уточнил: «Это он?!» Я кивнула. Тогда субтильный Оболенский очень решительно сказал: «Я сейчас ему морду набью!» и ринулся за угол, где все еще стоял пьяный чемпион гигантского роста. У меня аж слезы высохли от жгучего интереса к тому, что будет дальше, и я с нетерпением стала ждать развития событий.

Оболенский дошел до угла, постоял и вернулся со словами: «Нет, не могу».

Моей обиды как ни бывало, я покатилась со смеху, и ободренный моим хохотом, из-за угла вывалился опер с извинениями, Я радостно сказала моему заступнику: «Вот видишь, человек осознал свои ошибки; а если бы ты его забил до полусмерти?!»

…Лапочка Оболенский; это с его легкой руки мы всей прокуратурой долгое время изъяснялись исключительно цитатами из любимых фильмов, как «митьки». Например, один следователь входил в кабинет к другому со словами: «Не сидите сиднем, делайте же что-нибудь»; тираду коллеги приятно было прервать заявлением о том, что «все эти ваши басни - плод вашего воспаленного воображения» и т. п. Потом началась эпоха Иоганна Вайса: получая от прокурора новые дела, следователи грустно жаловались друг другу: «Мы с тобой сегодня одинаково небрежны». Один следопыт брезгливо говорил другому, раскладывающему для просушки привезенные с места убийства кровавые тряпки: «Вы мясник, Штейнглиц», а тот отвечал: «Не скрою, люблю пострелять!» Ну а успехи следователей-женщин оценивались однозначно - «Бабы-агентки? Ха-ха-ха!» Но Оболенский был знаменит еще и своим черным глазом. Стоило ему посетовать, что давно в районе не было убийств, как одновременно в трех местах обнаруживали трупы. Как-то 27 декабря, составляя годовой отчет, я громко удивилась, что у нас за год по району всего десять убийств. Оболенский необдуманно заметил, что год еще не кончился. И точно, в период с 27 по 31 декабря в районе были совершены еще семь кровавых преступлений. Если он, уходя с работы, говорил, что давненько у нас не было происшествий, во всех дежурных частях отделений немедленно начинали надрываться телефоны.

Конечно, мужчинам было проще работать с двадцать вторым отделом, поскольку ничто так не сближает, как совместное употребление спиртного. А у меня организм водку не принимал, я предпочитала сухое вино, а легких напитков там отродясь не водилось, поэтому общий язык было найти довольно трудно. А после того, как двадцать второй отдел опростоволосился по армянскому делу, я на одном из совещаний в прокуратуре города, не называя фамилий, прошлась по такой организации работы. Больше всего меня разозлило то, что, привезя из Армении преступника, я отчаялась добиться от двадцать второго отдела помощи в установлении его соучастника, который, по слухам, спокойненько жил под Ереваном, и сама нечеловеческими усилиями разыскала паспортные данные соучастника (мы знали только имя, и я, перелопатив кипы журналов квартирных бюро города, нашла их квартирную хозяйку, которая, на мое счастье, записывала паспортные данные клиентов), а потом, уже даже не ставя в известность двадцать второй отдел, послала телеграмму прокурору Армении с просьбой установить местонахождение такого-то, а по установлении - задержать, санкция на арест имеется. И, к моему немалому удивлению, через две недели Армения сообщила, что человек задержан, «высылайте конвой». А вскоре я с не меньшим удивлением читаю в сводке, что «двадцать вторым отделом Управления уголовного розыска установлен и задержан опасный преступник…»

После этого руководство отдела, не сумев парировать мой выпад прилюдно, каждый раз при встречах в кулуарах не могло удержаться от заявлений о том, как они меня не любят. Меня все это смешило - здоровые толстые мужики, глядя на меня сверху вниз, общаются на уровне - «а чего ты первая песком кидалась»… Правда, Гриша, из-за которого произошел конфликт, соблюдал приличия и даже первым здоровался при встрече. А приехав десятого ноября - в День милиции - в «убойный» отдел родного районного управления внутренних дел, возглавляемый, как известно, автором детективных шедевров всех времен и народов (а кроме того, талантливым опером и просто обаятельным мужчиной) А. Кивиновым, я застала там нарядно одетого Гришу Борисова, который сидел за накрытым столом и развлекал присутствующих тем, что разглагольствовал: «Вот меня спрашивают, правда ли Кивинов все эти преступления, которые описал, сам раскрыл; а я на это отвечаю - а правда, что я такой же ублюдок, каким он меня изобразил?» Ответ на эти вопросы - за историей, она рассудит.

Так вот, пока мы ждали заключений необходимых экспертиз по делу Тараканова, следователи потихоньку допрашивали свидетелей, поскольку позиция Чумарина была нам ясна - ему очень хотелось убедить нас в том, что убийство Тараканова носило разбойный характер, а совершили его проститутки с вокзала.

Свидетели обрисовывали нам довольно интересный образ погибшего: мелкий бизнесмен Тараканов подрабатывал, а может быть, и имел основной доход от сутенерской деятельности. Нашли у него дома и картотеку девушек, и портфолио доморощенных красоток; у него была слава человека, который мог организовать девушку по вызову на любой вкус в считанные минуты. Кроме того, все, кто его знал, в один голос сказали, что сам он не курил, но у него дома всегда имелись сигареты для гостей. Так что оставим пока на совести Чумарина, Бляхина и Мурина рассказ о гостье Игоря, которая якобы пошла за сигаретами.

Версия о «клофелиновом» убийстве у меня почему-то доверия не вызывала: во-первых, если был применен клофелин, зачем нужны пятнадцать ударов кортиком и два удара пистолетом? (Да и никаких следов распития спиртного в квартире не нашлось, не говоря уже о том, что Тараканов на ночь не пил и в организме у него спиртного обнаружено не было.) Во-вторых, удары были сильными, нанесенными явно не женской рукой. В-третьих, Игорь Тараканов давал работу всем окрестным проституткам и в этой среде был достаточно известным человеком; не верилось, что кто-то из своих поднял на него руку и уничтожил курицу, несущую золотые яйца. И в-четвертых… В-четвертых, смерть Тараканова наступила, как было указано в заключении экспертизы, сразу после нанесения ему повреждений. В период от 7 до 11 часов утра.

Где же был в таком случае Игорь с половины второго ночи, с того момента, когда Чума с Бляхиным стучались в его дверь? Если бы он был связан и лишен возможности подавать звуки, следы этого обнаружились бы при осмотре трупа. Но мне трудно было представить, чтобы проститутки-клофелинщицы, спугнутые, по словам Чумарина, его появлением, не сорвались бы сразу, как все стихло, из квартиры с тем, что успели прихватить, а ждали до семи утра, после чего убили Игоря. Зачем?

Да и вообще как-то не очень хорошо представлялись девицы, одна из которых пытается зарезать Тараканова и наносит ему удары кортиком, а другая бьет его по голове пистолетом. А вот если предположить, что некий мужчина, вооруженный пистолетом Макарова, вместе с другим мужчиной, обладающим физической силой, имеют какие-то дела с коммерсантом-сутенером, рано утром приезжают к нему домой по поводу общих дел, между ними вспыхивает скандал и происходит незапланированное, в горячке, убийство? Да еще если эти мужчины по жизни сдерживаться не привыкли, а организм при этом под воздействием алкоголя?