Гномья летопись, или Быль об Олвине - Lars Gert

так любишь ты ту гномку — отчего ж не удержался, да подпал под мои чары? Разве любовь меж гномами мягка? Разве не тверда она, как самый твёрдый камень?

— Стыд мне и позор за это! — Вскричал Олвин, белея от злости. — Но ведь устоял я пред соблазном, и не покорился твоей воле до конца! Я ухожу, и не чини ты мне препятствий на моём пути, прошу. Гном я добрый, благородный — не убью, не подниму руки на ту, что жизнь мне поломала…

— А ждёт ли тебя Юнни? Не забыла ли тебя? — Проговорила Ёллейн, и сама на себя сейчас была не похожа — куда, интересно, делась вся её агрессия? — Ведь минула уж чёртова дюжина лет! Что ж, ступай, мой бравый гном и славный раб. Не стану я мешать тебе.

Но гном отчего-то медлил.

— Убирайся!!! — Взвизгнула высоченная громадина. — Пошёл вон, пока я не передумала!!!

Олвин направился уже было из её покоев прочь, как вдруг Ёллейн тихо окликнула его напоследок:

— Стой! И подойди.

Поседевший, сгорбленный карлик подошёл поближе.

— За безупречную службу мне я отпускаю тебя на все четыре стороны. — Выдавила из себя великанша, стараясь не смотреть на свою бывшую игрушку, и протянула тому, живому пока что ещё созданию кое-что на цепочке, сняв это со своей шеи. — Держи ключ от сундука — там твой компас, твой клинок. И поспеши: боюсь, не доживёт частичка сердца твоего до прихода половинки, ведь тучи чёрные сгустились над горой Энгер.

Гном поблагодарил Ёллейн, но по всему было видно, что великанше тяжело прощаться с тем, кто столько лет терпел все её капризы и причуды.

— Забери это. — Она вложила Олвину в руки сердце земли. — Возьми, и отнеси обратно; туда, где взял. Теперь это не просто камень, но Каменный цветок. Благодаря тебе он обрёл другую форму, но сердцем земли быть не перестал. Да хранят тебя боги…

Свиток #13. Король и королева

— Лети на Север! — Сказала Юнни своей драконихе, нарисовав ей на лбу руну «хагал» для устранения возможных физических препятствий. — Дурное у меня предчувствие…

Взмахнув своими крыльями, Иддир послушно поднялась в небо и скрылась за горизонтом.

А времена настали и впрямь неспокойные: в Волшебных землях началась самая настоящая война — Тёмные места на юге вошли в сговор с великанами из Абр-Дабра и выступили против Эльфхейма, Мэнна и Гномгарда. Все мужчины ушли биться, а старики, женщины и дети остались в Гномгарде. Рудники опустели, шахты — тоже…

Ларуал мысленно очертила границы королевства магическим щитом; в её это было власти. И до поры, до времени в Гномгарде было относительно спокойно.

Юнни тоже не сидела на месте: готовым надо быть ко всему. Гномка вырезала магические руны на деревянных плашках, камешках; для того, чтобы не подпустить врага к своему жилищу, она возложила на дорогу уменьшенную копию Рунного камня. Также, для защиты она исписала, изрисовала рунами свою входную дверь, свой щит, свой меч, свой шлем и свою мифриловую кольчугу — да, названная сестра Олвина являлась ещё той воительницей! И оружием она владела столь же искусно, как магией — в случае необходимости Юнни будет сражаться наравне с мужчинами. Она бы и сейчас рванула на сечь, в самую гущу и пекло, но гномьи законы предусматривали сие только на крайний случай.

Иддир обнаружила Олвина вовремя: тот увяз в непроходимых снегах, и чуть было не погиб; чуть не сгинул совсем.

— Иддир? — Не поверил гном такому счастью, ведь шёл и брёл назад он уже вслепую, полагаясь исключительно на Визингир, который его ещё ни разу не подвёл. Он не увидел подлетевшую хвосторогу, не услышал хлопанье её крыльев; но он почувствовал, что он — не один, что боги не бросили его в беде, на произвол судьбы.

— Только Иддир могла прилететь за мной в эти края! — Шептал он, уткнувшись лицом в сугроб, и тот таял от его дыхания — хоть и с явной неохотой. — Но почему так поздно?

— Семь лет ждала тебя твоя сестра; шесть лет искала я тебя повсюду. — Беспристрастно говаривала дракониха. — Я рада, что ты нашёл в себе мужество отказать той дылде. Я её не видела, и знать не знаю, но мне она отчего-то сразу не понравилась! Как ты мог нас бросить? — С укором вопрошала она. — На кого ты нас оставил? На кого же променял? Стоило ли оно всего того?

— Я уже наказан, и изрядно. — Отвечал ей Олвин с камнем на душе. — Отнеси меня домой, молю.

Но Иддир и не подумала. Вместо этого она задумала иное.

— Сейчас будет больно. — Предупредила она. — Терпи.

И изрыгнула хвосторога небольшое пламя, и опалила им брови измождённого годами и дорожными переходами гнома.

— Ибо обморожение имеется на твоём лице! — Сердито вымолвила Иддир. — А теперь дотронься ладонями до лица — согрелись ли они?

— Немного. — Ответил тот. — Благодарю.

— Видишь ли ты что-нибудь сейчас?

— О нет.

— Ну, я не маг, а всего лишь дракон. — Развела крыльями Иддир.

И усадила она Олвина к себе, и полетела в Гномгард.

Тем временем одна часть вражьего войска, одно крыло двинулось в тыл защитникам своих земель. И вот: пробил час, и взяла Юнни в свои руки оружие магическое и оружие физическое, ибо некому больше было его взять — убили злыдни Ларуал, изничтожив как её ману, так и её ауру; нет больше у рода Олова матери гномов. Долго, долго сопротивлялась Ларуал, и некому было её одолеть, ибо берегли гномиху и руны, и боги; однако, слишком много оказалось по её душу врагов, и главный василиск обнажил и свой взгляд, и свой клинок — его магия, его сила оказалась посильнее гномьей. Отныне Ларуал — гномья королева в стране теней, что превращается в звезду и указывает путникам путь…

И подняла гнома-воительница тревогу, протрубив в рог боевой клич. И откликнулись на её зов и женщины, и дети, и старики. Каждый взял себе оружие, и стеной встали перед врагом. Но силы были слишком неравны, ибо под грохот больших, тяжёлых барабанов, в которые долбили неторопливо идущие тролли; под звучание низко настроенных скрипок, на которых быстро-быстро играли гоблины; под адский визг вампиров и страшное, ужасное, звериное рычание демонов на свет богов вышло вооружённое до зубов войско. И лица воинов были раскрашены в «корпспэйнт» — трупно-боевую раскраску, в состав которой входили кровь, мел и дёготь. И мел делал морды недругов, недоброжелателей бледными, точь-в-точь как у бездыханных тел; дёготь подчёркивал впалость глаз, а кровью были измазаны