Свора Герострата - Антон Первушин

Борислав слушал, приоткрыв рот.

— Верно, — подтвердил догадку Кирпичников. — Лейтенант МВД Смирнов Эдуард Алексеевич. Подчиненный нашего общего знакомца Игоря Павловича.

— Хватова, что ли, ты имеешь в виду?

— Его, его, и вот тебе еще один примечательный факт. Вчера Игорь Павлович появился на «выезде», походил, поглазел. Вроде бы, из праздного любопытства. Но интересовался подробностями, спрашивал.

— Японский бог! — с чувством высказался Сазонов.

— И далее, — Кирпичников поднял указательный палец. — Главным свидетелем по делу Смирнова проходил некий Борис Орлов. И этот же Борис Орлов учился в одной группе с Вениамином Скоблиным.

— ТРЕТИЙ! — уверенно подытожил Глеб Егорович. — Ну, Лева, японский бог, ты даешь!

— Приметы третьего, сбежавшего с оружием, и приметы Бориса Орлова совпадают, — добил Сазонова Кирпичников. — Кстати, сегодняшним утром его в Политехе не было.

— Что же мы сидим? — Сазонов подхватил свой портфель. — Надо же ехать, брать этого Орлова. Скорее надо, скорее!

— Скорее только кошки родятся, — заявил Кирпичников. — Не спеши, Глеб. До вечера еще далеко.

— А чего ждать? Оперативников на выезд и вперед…

— Во-первых, Орлова сейчас нет дома, — сообщил Кирпичников, разглядывая ногти, — а во-вторых, когда делом интересуется Игорь Павлович, то есть смысл и…

Закончить ему не дал телефонный звонок. Глеб Егорович с негодованием на лице сорвал трубку:

— Следователь по особо важным делам Сазонов у аппарата… А-а, да-да, Петр Михайлович… Как?! Почему?… Мы уже… да мы уже… третий… Да… мы… Нет, я понял, но… Хорошо, Петр Михайлович, пусть будет так, хорошо… Да-да, я передам…

Сазонов медленно положил трубку на рычаг и посмотрел на Кирпичникова:

— Японский бог, Лева, откуда ты знал?

— А что случилось? — ответил вопросом на вопрос Кирпичников с самым невинным видом.

— Дело у нас забирают. Прямо сейчас, немедленно. Личное распоряжение министра. И это когда мы уже почти достали им третьего!

Кирпичников молчал. Молчал и заметно расстроившийся Борислав.

— Лева, — позвал Сазонов, — ты хоть что-нибудь понимаешь, а?

— «Понять — значит упростить», — щегольнул цитатой Кирпичников. — А все не так просто, Глеб, как кажется.

— Ну?

— Я тут порылся в архиве. И пришел к следующему выводу. Как только где-нибудь на горизонте появляется полковник Хватов, сразу начинаются взрывы, стрельба, громоздятся трупы, приходят запросы из министерства, закрываются дела, увольняются сотрудники. И наше дело, как видишь, не исключение. Что-то у них там заваривается в верхах, что-то серьезное. И наш общий друг Игорь Павлович принимает в этом самое активное участие. Я же предпочту постоять в сторонке, не хочу лезть в эту кашу. И тебе, Глеб, не советую.

— Зачем же ты раскручивал Орлова? — удивился Сазонов. — Если ты уже знал, зачем?

— «Наша служба и опасна, и трудна»… — напел Кирпичников, пародируя.

Сазонов пригладил волосы.

— Хватов, Хватов, Игорь Павлович, — пробормотал он устало. — Кто бы мог подумать… Но ведь какое говно, японский бог!

* * *

Телефонные войны продолжались.

* * *

Очередной звонок застал полковника Хватова дома.

— Здравствуй, Игорь.

Хватов узнал голос, хотя и не слышал его вот уже восемь лет. Он не ожидал услышать этот голос когда-нибудь еще, но сразу подавил в себе первые же признаки растерянности.

Игорь Павлович УМЕЛ владеть собой. Как, впрочем, и его собеседник.

— Здравствуй, Николай.

— Как у тебя дела?

— Откуда ты знаешь номер моего телефона?

— Это было нетрудно. В конце концов, твой домашний телефон — не государственная тайна; номер его знают многие, очень многие, а мне, если ты понимаешь о чем я, хватило бы и одного из пяти.

— И зачем ты мне звонишь?

Смешок.

— Хочу сказать, что ты проиграл.

— А вот это мы еще посмотрим. Ты, видимо, решил, что если выставил Орлова на передний план, как точку приложения сил, то тебе дадут уйти спокойно в тень? Ты ошибаешься: не дадут. Мы не дадим.

— Сколько пафоса! Не похоже на тебя, Игорь. И что это за фразеологический оборот такой: «точка приложения сил»? Длинно, нудно. Сказал бы проще, по-немецки: «Schwerpunkt» — я бы понял. Или ты за восемь лет позабыл уже немецкий? А что касается Орлова, то на нем шесть трупов. Твои коллеги с ног сбились, его разыскивая. И найдут, поверь мне, найдут. Тем более, что их проконтролируют.

Теперь очередь Хватова усмехнуться.

— Зама имеешь в виду? Вот здесь ты сглупил, Николай. Про зама мы все знаем. Он давно под контролем и не сумеет тебе помочь. А Орлов еще побегает. Смотри, и до тебя как-нибудь доберется.

— Этот мальчишка? Не смеши меня, Игорь. Он же дилетант, он ничего не понимает. Скорее я поверю, что ты до меня доберешься. Хотя и это на сегодня исключено.

— Ты, Николай, всегда был слишком высокого мнения о себе. Смотри, не оступись на ровном месте.

— Проигрываешь, Игорь. Иначе зачем такие неуклюжие угрозы? И тон этот. Проигрываешь.

— Ну хватит. Ты все сказал?

— Хочу попрощаться с тобой. Больше ведь не увидимся. Сказать последнее прости, пожелать дальнейших успехов.

— Еще УВИДИМСЯ.

— Ты не знаешь самого главного, Игорь. Пропустил ты самое главное, не учел. Но подсказывать я тебе не буду, пусть Орлов подсказывает…

— Теперь наконец все?

— Теперь все… А знаешь, Игорь, иногда я вспоминаю, какие мы были лет так пятнадцать назад. А ты вспоминаешь, или настолько занят, что не до ностальгии тебе? Помнишь, городок, посиделки у Наташи, разговоры, споры с очкариками, неразбавленный спирт? Добрее мы были, Игорь, добрее. И умнее. Где это все теперь?.. Вопрос, конечно, риторический… Ну да ладно. Прощай, Игорь…

Хватов положил трубку и надолго задумался.

Пора действовать, понял он. Пора помочь Орлову.

* * *

А телефонные войны продолжались.

Глава тридцать третья

Несмотря на то, что время действительно поджимало, я по пути к дому Люды Ивантер решил сделать остановку и перекурить. Не более четверти часа: вполне еще успеваю.

Купив в ларьке банку «Коки», я подыскал тихий скверик и только расположился, чтобы нормально осмыслить происшедшее со мной за последний час, как ожил радиотелефон. Дьявол! Он следит за мной, что ли?

— Слушаю.

— Боря, родной мой человечище, ты, небось, заскучал там без меня?

— С тобой не соскучишься.

— Вот и ладненько. Тогда я тебе…

— Ты зачем меня убить хотел?

— Я? Тебя? Убить? — удивление Герострата казалось неподдельным. — Да ты что? Окстись! Ты ж мой корешок, партнер любимый по играм: как я тебя могу убить?

— Хочешь сказать, что Юра Арутюнов действовал по собственной инициативе?

— Юра? Арутюнов? Помню такого. Но, Боря, вот клянусь тебе как на духу, я с ним не поддерживал связи поди уж больше трех месяцев. Ты что и до него добрался?

— Добрался. И он меня едва не искалечил.

— Я тебе, конечно, соболезную, но заверяю с полной серьезностью: я здесь, Боря, не при чем.

— Я видел его глаза. Он был закодирован, или не знаю, как это в вашей конторе называется…

— А-а, понимаю-понимаю, — Герострат приумолк. — Видишь ли, дорогой мой, не все так просто с этой самой «кодировкой». Процесс сложный, тонкий, бывают сбои. Вполне может оказаться, что включение прошло спонтанно. Или он мог где услышать ключевое словосочетание. Сам понимаешь, сбой он и в Африке сбой. Так что моей вины здесь нет. В некотором роде, несчастный случай на производстве. Хотя если желаешь, сынок, я могу перед тобой извиниться. Чтоб не сильно ты расстраивался. Все-таки за качество кодирования и я должен какую-то нести ответственность. Желаешь?

И представьте, я ему поверил.

А почему я должен был ему не верить? В конце концов, убить меня он мог бы более простым способом, да и дурацкая партия в шахматы при этом теряла всякий смысл. Даже тот извращенный смысл, который придавал ей Герострат.

Ладно, Арутюнов — сбой. А топтуны?

— Лучше объясни, зачем ты топтунов убрал?

— Кого-кого?

— Ну тех двоих следопытов, что уже второй день вокруг меня околачиваются.

— Знаешь, Боря, мне кажется, ты принимаешь меня за кого-то другого. Я же добродушный лысоватый старичок: мухи без нужды не обижу. А ты такие дела мне приписываешь. Арутюнова на тебя натравил, каких-то следопытов — я их в глаза не видел — шлепнули — снова Герострат виноват. Я же не маньяк-убийца, Боренька, я и обидеться могу. Или, может, в суд на тебя подам. За клевету.

— Подай-подай. Кроме тебя замочить их было некому.

— Борька, хоть ты и мой корешок, но скажу тебе откровенно: большего нахала я в жизни своей не встречал. Мало ли шантрапы какой по городу нашему любимому сегодня бегает. Такие и убить, и изнасиловать, и еще чего похуже… Им это раз плюнуть. Без повода, заметь, из спортивного чисто интереса. Что же мне, к примеру, приписывать тебе каждое убийство из тех, что в «Криминальном канале» освещают? Так, знаешь, до чего угодно договориться можно.