Тимош и Роксанда - Владислав Анатольевич Бахревский

не думая ни о чем, не имея за душой ни единого желания.

Лошадка озябла и потихоньку пошла куда-то, и пани Мыльская не мешала ей.

«Умереть бы!» — подумала она с тоской.

В Горобцах, теперь уже далеких, ударили в било. Пани Мыльская встрепенулась, но с горы ей было видно: нет, не горит. А не горит, так и спешить незачем. Ей-то, владетелю землянки, и о пожаре волноваться не стоит.

Однако поехала потихоньку на зов: чего там приключилось?

Увидала невеликое сборище на пустыре, где церковь когда-то стояла. По тому, как все смотрели в ее сторону, поняла: ждут. Ее ждут. Сердце сжалось от тревоги. Недоброй. Добрых тревог у пани Мыльской не бывало уж два года кряду. Но и недобрая тревога только пыхнула в сердце, как пыхают на небе дальние зарницы, и опять подернулись глаза пани серой налетью безучастности. Подъехала к людям. Люди смотрели на нее, молчали, опускали головы.

— А чего?! — крикнул вдруг весело казак Дейнека. — И скажу! Как промеж нас решено, так и будет. Слышь?

— Что же вы решили? — спросила пани Мыльская негромко.

— А то и решили: если есть хочешь, будешь сама пахать, как все. И земли тебе отведено столько, сколько нам тебе не жалко было дать.

— Хорошую тебе землю отвели, не беспокойся! — крикнул старик Квач.

— Вот и весь сказ! — закончил казак Дейнека.

Пани Мыльская, словно бы и не слушая его, глядела куда-то поверх голов, и Дейнека тревожно обернулся, но ничего не увидел.

— Церковь надо ставить, — сказала пани Мыльская твердо.

— Эка! — захохотал Дейнека. — Жрать нечего, людей раз-два — и нетути, а она вон чего загнула!

— В степи и межевой столб, как колокольня, — сказала пани Мыльская. — Будет у нас церковь, будут и люди.

— Ты скажи, если умная, где жратвы раздобыть. Дети пухнут! — зло скривился Дейнека.

— Есть ему захотелось! Не о том надо думать, что пузо у тебя с утра урчит, а о том надо думать, что весной в землю кинешь.

— А пошла ты к чертям в пасть! — заорал Дейнека. — Твоя сила вся в песок ушла. Катись, пока в речке тебя не утопили!

Пани Мыльская тронула лошадь на казака, и он попятился, схватившись за саблю, но пани только развернула конягу, бросив казаку через плечо серьезно и печально:

— Твоя правда! Нечего мне здесь делать.

Подъехала, провожаемая взглядами, к хате Кумы. Завела лошадь в сарай и направилась к своей землянке.

Как стемнело, прибежала к ней Кума:

— Пани! Они собираются стакнуться с соседними селами и ограбить хоть своих купцов, хоть русских.

— Вот и вся их смекалка!

— Научи, что делать, будь милостива! — взмолилась Кума.

Пани Мыльская обняла ее:

— Да разве мы казаков переупрямим?! Нет! Наше дело ждать да терпеть. Вот станут как шелковые, тогда уж бабьему уму — простор.

Пани Мыльская открыла дверцу игрушечной своей печи, бросила в огонь кизяку, подумала про себя: «Ну куда вы годитесь без пана? Поклонилась одна, и все село поклонится. Дай только срок!»

Подняла ясные глаза на Куму:

— Сундуки ваши прорядить придется. Собирайте, бабы, товар. К русским надо ехать. Только не с саблями, а с рухлядью.

3

День был морозный. Под высоким крестом из жердей, на месте бывшей и будущей церкви, стояли два стола. На одном столе — мраморный челом, сдвинув черные брови, лежал в гробу убиенный казак Дейнека. На другом столе торчал мешок овса.

Обозы свои купцы охраняли, как царей охраняют: не подступись. Набежали удальцы из Горобцов на обоз, когда тот в село входил и когда большинство охранников ушли вперед, заботясь о добром ночлеге. Наскочили казаки на последнюю подводу, выкинули из саней возницу, развернули лошадь, но те несколько охранников, что были при обозе, подняли стрельбу, началась погоня. Пришлось уносить ноги. Сани бросили, но Дейнека, бесшабашная голова, вернулся, схватил с возу мешок, а он словно с камнями — пшеница. Не поднять. Схватил другой, перекинул через седло. Тут и достала казака пуля.

…Подходили люди к двум высоким престолам. Прощались с Дейнекою и черпали невеликой братиной овса из мешка, себе на жизнь.

Пани Мыльская тоже пришла с казаком проститься, хотела было пройти мимо второго престола, да мать Дейнеки за руку ее остановила.

Сразу после похорон всем селом явились люди к пани Мыльской за советом. Совет у нее был прежний, что Куме давала. Обошла пани все хаты, отобрала товар, и уже на следующий день отправились мужчины сельца малого Горобцы в русские пределы продавать дорогую рухлядь, купить хлеб и скот.

4

Государь царь и великий князь московский Алексей Михайлович слушал дела. Порубежные с Украиной воеводы писали о купцах и переселенцах. Приходили беженцы целыми селами, занимали пустоши.

«И я, холоп твой, без твоего государева указу принимать тех крестьян и ко кресту приводить и в книги записывать не смею потому, что их вдруг идет много», — писал брянский воевода.

Отписку воеводы читал государю думный дьяк Посольского приказа Алмаз Иванов. От себя добавил:

— Твой государев указ о перебежчиках в Разряде.

— Пошлите указ в Брянск и в другие места, — сказал Алексей Михайлович и рукою сделал нетерпеливое движение.

— Из города Вольного воевода пишет: «Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси холоп твой Федька Арсеньев челом бьет.

Приезжают, государь, на Вольное из литовские стороны литовские люди со всякими товары и присылают ко мне, холопу твоему, в город з гостинного двора целовальников, говорить, чтоб я, холоп твой, тех литовских торговых людей пускал в город к церкве Божией молиться…»

Государь слушал, глядя перед собой, и как только дьяк кончил чтение, тотчас вздохнул и сказал:

— К церкви небольшими людьми и в город пускать. А которые русские люди ездят в Литву с торгом, и тово не заборонять. Также и литовским людям, которые ездят для покупки.

Тут государь вздохнул еще раз и покосился на стол, с которого Алмаз Иванов брал и читал грамоты. Думный дьяк заметил, что государь проявляет нетерпение, и тоже вздохнул.

— Великий государь, осталось мне прочитать тебе наказ Посольского приказа Григорию Унковскому, твоему послу, к гетману Богдану Хмельницкому.

— Чти, — сказал покорно Алексей Михайлович и снова стал глядеть перед собою, ему не сиделось нынче на месте.

Две великие охоты хотелось справить государю: поглядеть на сыночка новорожденного, на Дмитрия, да пойти к своему духовнику Стефану Вонифатьевичу, который только вчера воротился из Новгорода, где ныне митрополитом любезный сердцу святой отец Никон. Ах, недоставало ему, государю великому, Никона. Но ведь для того и послан святой отец в Новгород, на митрополию, чтоб,